А.К. ТОЛСТОЙ. Б. М. Маркевичу
Б. М. Маркевичу
(Перевод с французского)
Красный Рог, 21 марта 1861.
Дорогой мой Маркевич!
Приехав сюда недели три тому назад, я нашел очень давнее (больше года) письмо от Вас. Благодарю Вас за него, но не отвечаю, так как за это время мы с Вами не раз переписывались. Несколько слов по поводу манифеста и впечатления, произведенного им, а потом буду говорить о литературе — ведь в ней, в сущности, вся наша жизнь, и Ваша и моя. Весьма жаль, что манифест так длинен и так невразумителен в части, обращенной к крестьянам. Я читал им его сам (помимо священников) в трех разных деревнях. Они, что вполне естественно, ничего не поняли, но как будто поверили моим объяснениям и вообще вели себя весьма прилично: не было ни пьянства, ни отказа работать и т. д. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что в одной из этих трех деревень они сместили старосту и десятника и что они собираются сместить моих лесничих, и все это под тем предлогом, что (как они утверждают между собой) священник и я читали им фальшивый манифест! По счастию, новые объяснения, с манифестом в руке, и уговоры привели их в порядок. Вот вам образчик того, что может случиться, если помещик не сохранит присутствия духа. Положения, служащие, так сказать, дополнением к манифесту, столь пространны и столь сложны, что черт ногу сломит, и я не сомневаюсь, что во многих местах крестьяне сочтут их чем-то апокрифическим. Перейдем теперь к литературе. Я не мог до сих пор послать императрице моего «Дон Жуана» по той причине, что в Германии мне было некому дать его переписать. Теперь это сделано; один еврей в Почепе переплетает рукопись, и с ближайшей же почтой она отправится в Петербург. Сделайте мне удовольствие — ознакомьтесь с ней у m-lle Тютчевой. Не знаю, понравится ли «Дон Жуан» в России, но почту себя счастливым, если он будет иметь хотя половину того успеха, какой имел в Германии. Надо Вам сказать, что в Дрездене я познакомился с г-жой Павловой и что она перевела весь пролог и часть самой драмы. Право же, я никогда, ни на одном языке не читал перевода столь прекрасного, как этот; г-жа Павлова так же, как и несколько немецких литераторов, которым она читала свой перевод, а остальное переводила с листа, наговорили мне такого, что я не осмелюсь и повторить, но даже и за вычетом всех преувеличений и беря в расчет всю их снисходительность, могу сказать, остается еще достаточно, чтобы мне чувствовать себя счастливым и утешиться после великого фиаско, который мое чтение потерпело у великой княгини Марии. Я был бы очень рад, если бы императрица поручила Вам прочитать ей мою драму, с толком, с чувством, с расстановкой1. Но Вы, во всяком случае, прочитайте ее и напишите мне все pro и contra2.
Я окончил также мой большой роман «Князь Серебряный». Со своей стороны, я им доволен, но надо переделать некоторые главы. Не знаю, увидят ли когда-нибудь свет «Дон Жуан» и «Князь Серебряный», потому что писал я того и другого с тщанием и любовью, так, как будто вовсе не существовало цензуры. У меня также есть несколько небольших стихотворений, которых Вы не знаете, а они тоже войдут в сборник, который надо выпустить в свет. Что до г-жи Павловой, то ее мнение о «Серебряном» не уступает тому, что она говорила о «Дон Жуане», и язык у меня не повернется, чтобы это повторить. Словом, раз Вы ее знаете, то судите о ее мнении по тому, что она — как она это несколько раз повторяла — ставит меня выше себя. Я познакомился также с г-жой Ильиной, которая в Дрездене производит немалое впечатление и с которой я часто разговаривал о Вас. Видели ли Вы Павла Булгакова и передал ли он Вам мою фотографию?
Вот маленький образец перевода г-жи Павловой:
Nur in Gott kann sich erhalten —
Nur iu Gott sich eignen ganz
Alles Seins vollkommnes Walten,
Alles Lielits gesammter Glanz.
Kämpfend flieβt durch Raum und Zeiten
Dessen Strömung ab und zu,
Und es wogt ein ewges Streiten
Urn der Allmacht ewge Rub'.
Der Gestaltung gab, ergrimmend,
Der gestillte Chaos Raum —
In verkehrter Spicglung schwimmend,
Gotles Rild auf seinem Schaum.
Hochreif wallt das dunkle Gähren
Voller zornger Ungeduld,
Sich bemühend, zu versehren
Jedes Werk der ewgen Huld.
Und den Haβ der Finstern Mächte
Duldet er, der Herr und Gott,
Läβt das Unrecht sich dem Rechten
Wiedersetzen immerfort,
Und es darf das schwere Ringen
Um und um zu Ende gehn,
Seinen Segen muβ es bringen,
Muβ bewirken und bedingen
Alles Daseins Fortbestehn!
etc.3
Да хранит Вас господь, мой милый Маркевич. Софья Андреевна и Николай Жемчужников просят передать тысячу приветов, я дружески жму Вам руку и остаюсь
преданный Вам
Алексей Толстой.
Мой адрес: в Почеп, Черниговской губернии.
Если даст бог жизни, то вернусь в Пустыньку еще с чем-нибудь новым.
Не кажется ли Вам, что имя «Иван» — нечто вроде плодоносной почвы для меня: св. Иоанн-евангелист, св. Иоанн Дамаскин, Иван Грозный и, наконец, Дон Джованни?4 Г-жа Павлова по этому поводу сказала, что я на Ваньках выезжаю.
КОММЕНТАРИИ:
К письму А.К. Толстого «Б. М. Маркевичу. 21 марта 1861 г.»
Впервые: BE, 1895.
Маркевич Болеслав Михайлович (1822—1884), реакционный писатель и публицист, с 60-х годов сотрудник РВ и «Московских ведомостей» Каткова; приятель А. К. Толстого, который, однако, не разделял многих взглядов Маркевича.
1 Слова из «Горя от ума» А. С. Грибоедова. Чтение состоялось в Царском Селе 10 мая 1861 г.
2 за и против (лат.).
3 Перевод отрывка из пролога.
4 Перечислены герои поэм Толстого «Грешница» и «Иоанн Дамаскин», трагедии «Смерть Иоанна Грозного» и драматической поэмы «Дон Жуан».
