Брянский край

А. Ф. Тютчевой

25 августа/б сентября 1859 г. Баден-Баден

Bade-Bade. 25 août/6 sept<embre> 1859

  Eh bien, ma bonne et chère Anna, voici une question vidée et décidée. Daria se résigne à accepter pour l'hiver lе séjour de Nice, et je lui dois la justice de dire qu'elle s'est exécutée de fort bonne grâce. Après nous être rejoints à Francfort, à mon retour de Paris, il а été convenu entr'elle et moi - que nous irons à Heidelberg consulter Chelins sur son état et en général et en particulier sur lа question du séjour d'hiver à Nice, et elle m'avait promis qu'elle accepterait l'opinion de Chelins, comme un arrêt définitif et sans appel. Ne l'ayant pas trouvé à Heidelberg, nous avons été le chercher à Bade, où il est établi pour lе moment. Son avis, comme de raison, а été très explicitement concluant en faveur de Nice, et maintenant que lа chose est décidée et archi-décidée en principe, c'est à toi, ma chère Anna, qu'il appartient d'en assurer lа mise à exécution. Il est clair que Daria ne peut pas de son propre chef, en retrouvant l'Impératrice-mère à Vevey, lui adresser lа demande de lа garder auprès d'elle, quelque disposée que S<a> M<ajesté> puisse être à lui accorder cette faveur. Nous espérons donc que c'est l'Impératrice Marie qui par son intervention providentielle daignera arranger toute cette affaire, et elle mettrait lе соmblе à ses bienfaits, si elle te chargcait, toi, de déclarer de sa part à Daria que non seulement elle l'autorise, mais qu'au besoin elle lui donne l'ordre positif de se conformer aux prescriptions des médecins, еn se laissant attacher pour cet hiver au service de l'Impératrice-mère. Ceci contribuerait puissamment à mettre du calme dans l'esprit de ta sœur. - Quant à moi, tu peux bien croire que je suis tout disposé à lui tenir société pendant les quatre ou cinq semaines que durera sa cure en Suisse, et au besoin de l'accompagner même jusqu'à Nice, si c'était nécessaire. C'est mêmе dans cette prévision qu' j'ai écrit il у а plus d'un mois déjà au Ministre Kovaleffsky pour lui demander une prolongation de congé jusqu'au octobre - mais à ma grande surprise, je n'ai pas reçu jusqн'à présent lе moindre signe de vie. Tu pourrais, peut-être, ma chère Аnnа, me dоnnеr quelque éclaircissement à се sujet. Car si К<ovaleffsky> а reçu ma lettre, il l'aura certainement mis sous les уеuх de l'Empereur - се succès que je demande et puis le demander avec d'autant moins de scrupule qu'en vérité il ne peut en rien préjudicier l'intérêt du setvice, attendu quе l'excellent Komaroffsky¹ qui me remplace provisoirement dans mes fonctions nе demande pas mieux que de continuer се provisoire et qu'il est de tout point apte à lа chose. L'intérêt public par conséq<uence> n'aurait nullement à souffrir de mon аbsenсe momentanée, et voilà се qui mе donne lа confiance de mêmе en dépit du silence de Kovaleffsky, que mа demande n'a pas été repoussée. Cependant un mоt de certitude mе ferait grand plaisir.

  Се n'est qu'à mоn retour de Paris que j'ai été mis en possession de ta dernière lettre, vieille déjà d'un mois et plus... Ма pauvre fille chérie, tu es assurément une vaillante petite créature, et personne au fond du cœur ne t'admire plus que ton pére et ne te sait plus de gré de lui ressembler aussi peu. Tu serais presque une petite sainte, si lа passion, dans lе sens lе plus terrestre du mоt, ne tenait pas tant de place dans l'accomplissement de ta tâche, et si tu n'avais pas pris pour devise l'adage allemand retourné: «Der Тochter schenk ich, die Mutter denk ich». Mais il est certain que l'objet de ton culte² mérite bien cette adoration absolue et que lе Bon Dieu Lui-même ne saurait t'en vouloir.

  Absorbée, соmmе tu es, et de tant de manières différentes, je comprends qu'aucun détail du dehors ne saurait t'intéresser. Ainsi je t'épargne tout се que j'avais à te dire sur mоn séjour à Paris qui, je l'avoue, а extrêmement grandi mоn opinion en faveur de l'hоmmе qui à l'heure qu'il est est lа France toute entière... Et il est bien fort en се mоmеnt...³

  Quant à Bade qui est encore très animé et vraiment charmant, j'y ai retrouvé, соmmе de raison, une foule de Russes, mais ni Wiasemsky, ni Titoff, tous les deux en се mоmеnt à Interlaken. Quant à Titoff, tu ne tarderas pas à lе revoir à Pétersb<ourg>.

  Маmаn dans deux jours d'ici sera à Paris, et j'espère qu'elle pourra réaliser lа promesse qu'elle а faite à Daria de passer par lа Suisse pour lа voir. Moi, je t'écrirai aussitôt arrivé à Vevey. En attendant laissez-moi, mа fille chérie, vous embrasser encore une fois de tout mоn cœur.

T. T.

Перевод

Баден-Баден. 25 августа/6 сентября 1859

  Что ж, моя славная, милая Анна, один вопрос исчерпан и решен. Дарья согласилась с необходимостью провести зиму в Ницце, и, я должен отдать ей должное, согласилась, весьма охотно. Встретившись с нею во Франкфурте после моего возвращения из Парижа, мы условились ехать в Гейдельберг для консультации с Шеленом по поводу ее здоровья, а также по поводу необходимости ехать на зиму в Ниццу, и она обещала мне, что беспрекословно подчинится решению Шелена как окончательному. Не застав его в Гейдельберге, мы отправились в Баден-Баден, где он находится в настоящее время. Его мнение, разумеется, определенно склонилось в пользу Ниццы, и теперь, когда решение принято и принято в принципе окончательно, теперь, любезная Анна, тебе предстоит воплотить его в жизнь. Очевидно, что Дарья не может сама при встрече с императрицей-матерью в Веве обратиться к ней с просьбой оставить ее при себе, как бы ее величество ни была расположена оказать ей эту милость. Потому мы надеемся, что государыня Мария Александровна своим покровительством уладит это дело, и она бы довершила свои благодеяния, если бы поручила тебе объявить от ее имени Дарье, что она не просто разрешает, но решительно приказывает ей подчиниться предписаниям докторов и поступить на эту зиму в распоряжение императрицы-матери. Это бы очень помогло успокоить твою сестру.

  Что касается до меня, то, поверь, я готов быть рядом с ней в Швейцарии те четыре-пять недель, которые понадобятся для лечения, и в случае надобности сопроводить ее даже в Ниццу. Предусмотрев такую возможность, я написал больше месяца назад министру Ковалевскому письмо с просьбой продлить мне отпуск до октября. Однако, к моему великому удивлению, до сих пор я не получил в ответ ни малейшего признака жизни. Может быть, ты, любезная Анна, сумеешь разъяснить мне что-нибудь по этому поводу. Ибо если Ковалевский получил мое письмо, он непременно показал бы его государю. Я ожидаю положительного ответа и могу надеяться на него без особых угрызений совести, поскольку, по правде говоря, это ничуть не будет в ущерб интepecaм службы, ибо бесценный Комаровский¹, временно заменяющий меня на моем посту, не желает ничего лучшего, как продолжать это дело, к коему он весьма способен. Следовательно, общественные интересы ничуть не пострадают от моего временного отсутствия, вот почему, даже несмотря на молчание Ковалевского, я верю, что моя просьба увенчается успехом. Тем не менее письмо, подтверждающее мои мысли, меня бы очень порадовало.

  Я получил твое последнее письмо только по возвращении из Парижа, оно пролежало более месяца... Моя бедная милая дочь, ты поистине отважное маленькое создание, и никто так не восхищается тобой в глубине души, как твой отец, который радуется, что ты так мало на него похожа. Ты стала бы почти святой, если бы страсть в самом земном смысле этого слова не занимала так много места при исполнении твоего долга и если бы ты не избрала своим девизом немецкую поговорку: «Der Тochter schenk ich, die Mutter denk ich»^*. Но, без всякого сомнения, предмет твоего обожания² вполне его заслуживает, и сам милосердый Господь не попенял бы тебе зa это.

  Ты настолько занята, причем самыми разнообразными обязанностями, и я понимаю, что никакая подробность со стороны не может тебя заинтересовать. Поэтому я опущу все, что мог бы сказать о моем пребывании в Париже, благодаря которому, признаться, сильно выросло мое мнение о человеке, олицетворяющем ныне всю Францию... И в настоящую минуту он очень силен...³

  Что касается до Бадена, еще весьма оживленного и поистине очаровательного, я там встретил, разумеется, целую толпу русских, но ни Вяземского, ни Титова среди них не было, оба сейчас находятся в Интерлакене. А Титова ты скоро увидишь в Петербурге.

  Мамá через два дня должна приехать в Париж, и я надеюсь, что она сумеет выполнить свое обещание и заедет повидать Дарыо в Швейцарии. Я напишу тебе тотчас, как приеду в Веве. А пока позволь мне, любезная дочь, еще раз обнять тебя и прижать к сердцу.

Ф. Т.

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается по автографу - РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 37. Л. 31-33 об.
  Публикуется впервые.

¹ Старший цензор гр. Е.Е. Комаровский заменял Тютчева в должности председателя Комитета цензуры иностранной во время его отсутствия с 13 мая до начала ноября 1859 г. (см.: Летопись 1999. С. 322).

² Тютчев имеет в виду обожание и страстную привязанность Анны к императрице Марии Александровне, которые она в качестве наставницы переносила и на ее дочь, вел. княжну Марию Александровну.

³ Подробно о впечатлении, которое на Тютчева произвел Наполеон III, см. письмо Тютчева к Эрн.Ф. Тютчевой от 5/17 августа из Парижа 1859 г. (СН. Пг., 1916. Кн. 21. С. 164-165, 158-159; цит.: Летопись 1999. С. 331).

^* «Дочери дарю, а думаю о матери» (нем.).