Ф.И. ТЮТЧЕВ. Письма
Д. Ф. Тютчевой
8/20 августа 1859 г. Париж
Paris. 8/20 août 1859
Oui, ma fille chérie, je le reconnais, je m'en accuse, je suis un père absurde, un père indigne, une espèce d'Enfant prodigue en fait de père, се qui ne m'empêche pas de t'aimer tout aussi tendrement que l'enfant prodigue aimait, je suppose, се père auquel il est resté si longtemps sans écrire et mêmе sans lui donner de ses nouvelles par une autre voie, tandis que moi, je sais qu'à l'heure qu'il est tu dois avoir été informée par l'excellent Mr. Eblenz de mes faits et gestes et surtout de l'imminence de mon départ pour aller te rejoindre1. Oui, dans 8 jours, je compte être auprès de vous. En attendant, je sais par maman, que tu es, Dieu merci, plus satisfaite de l'état de ta santé et que la cure te fait du bien2. Je suis impatient de m'cn assurer par moi-même.
Hier j'ai revu Maric Mestch<ersky> et j'ai appris par elle le changement survcnu dans les projets de ses beaux-parents3. Je ne veux pas préjuger d'ici la modification que cela pourrait faire subir aux tiens. Dans tous les cas je mе mets entièrement à ta disposition et ne demande pas mieux que de faire се qui pourra le mieux te convenir. Nous discuterons à loisir, à Ems, toutes ces questions.
Croirais-tu que се n'est qu'aujourd'hui que nous nous sommes rejoints, mon frère et moi, bien que nous fussions tous les deux à Paris depuis plus de 8 jours. Il prétend avoir ignoré jusqu'à l'éventualité de ma présence à Paris, tandis que moi j'étais persuadé, qu'à défaut de mes lettres, il devait le savoir soit par celles de maman, soit directement par toi, саr je ne supposais pas possible que, passant comme ill'a fait, ou au moins comme il l'aurait pu faire, à 25 minutes d'Ems, il n'y fût pas allé pour te voir. Et soit dit entre nous, j'ai pcine à comprendre, et encore plus à lui pardonner, une pareille brнtalité.
Enfin... C'est par lui que j'ai appris le retour d'Anna, de Hapsal4, à la suite de l'heureux accident arrivé à la Grande petite Duchesse. Mais j'aimerais avoir des nouvelles directes d'Anna, soit sur се qui la concerne, elle personnellement, soit sur се qui а rapport à toi. Puis j'attends aussi avec une certaine impatience, bien qu'avec une entière sécurité, une réponse de P<étersbourg> à ma lettre à Kovaleffsky5. Et si, par hasard, cette réponse était déjà arrivée, je te prie de mе la garder, jusqu'à mon retour.
Je ne te dis rien de се que j'ai vu à Paris, d'abord, parce que cela ne t'intéresse pas, et puis que се sont des impressions qui ne se racontent. Mais en définitive je suis très content d'être venu ici.
Maintenant, pour bien finir, laisse-moi te charger de mille tendresses, toutes pleines de reconnaissance, pour ta tante et pour Мих<аил> Ник<олаевич>6, que je ne puis, encore une fois, suffisamment remercier de l'affection mieux que paternelle, qu'ils t'ont témoignée tous les deux.
Au revoir, à bientôt, ma fille chérie.
Перевод
Париж. 8/20 августа 1859
Да, милая моя дочь, сознаюсь, каюсь, я несуразный отец, недостойный отец, нечто вроде блудного сына в роли отца, но это не мешает мне любить тебя столь же нежно, как, я полагаю, любил своего отца блудный сын, хоть он и не писал ему очень долго и даже вообще не подавал признаков жизни, тогда как я-то ведь знаю, что в данную минуту тебе уже известно от любезнейшего г-на Эбленца о моих делах и поступках и, главное, о предстоящем моем отьезде отсюда к тебе1. Да, через неделю я рассчитываю быть у тебя. Пока же я знаю от мамá, что у тебя, слава Богу, получше со здоровьем и что лечение идет тебе на пользу2. Мне не терпится убедиться в этом самому.
Вчера я опять виделся с Мари М<ещерской> и узнал у нее об изменениях, происшедших в планах ее свекра и свекрови3. Не хочу пока предрешать, как это обстоятельство может повлиять на твои планы. В любом случае предоставляю себя целиком в твое распоряжение и хочу только поступить так, как будет лучше для тебя. В Эмсе мы на досуге обсудим все эти вопросы.
Поверишь ли, мы с братом только сегодня встретились, хотя оба находимся в Париже больше недели. Он говорит, что даже и не предполагал, что может обнаружить меня в Париже, я же был уверен, хоть и не писал ему, что он должен знать об этом из писем мамá или от тебя, поскольку я не допускал возможности, чтобы, проезжая в 25 минутах пути от Эмса, как он это сделал или, по крайней мере, мог бы сделать, он не заглянул туда повидаться с тобой. И, между нами говоря, мне трудно понять и еще труднее простить подобную неучтивость.
И наконец... Именно от него я узнал, что Анна возвращается из Гапсаля4 из-за счастливого происшествия с маленькой великой княжной. Однако я предпочел бы узнать от самой Анны обо всем, что касается ее лично, а также обо всем, что имеет отношение к тебе. Кроме того, я с некоторым нетерпением жду ответа из П<етербурга> на мое письмо к Ковалевскому, хотя совершенно уверен, что получу его5. Если случайно этот ответ уже пришел, прошу тебя сохранить его до моего возвращения.
Ничего не пишу тебе о том, что я видел в Париже, во-первых, потому, что это тебе неинтересно, а кроме того, о таких впечатлениях и не расскажешь. Но в конечном счете я очень доволен, что приехал сюда.
А теперь, чтобы закончить письмо как подобает, прошу тебя передать твоей тетушке и Михаилу Николаевичу6, что я им очень признателен за более чем родственную заботу, которую они оба проявляют по отношению к тебе.
До скорого свидания, моя милая дочь.
КОММЕНТАРИИ:
Печатается по автографу - РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 73. Л.11-12об.
Первая публикация - ЛН-1. С. 440-441.
1 Все лето и осень 1859 г. Тютчев провел за границей. 17/29 июля он приехал в Эмс для встречи с тяжелобольной дочерью Дарьей. 21 июля/2 августа выехал в Париж и вскоре предполагал возвратиться в Эмс. 13/25 августа брат Тютчева Николай Иванович писал его жене: «Мой брат, кажется, очень доволен поездкой в Париж, вчера я проводил его на Страсбургский вокзал, и в половине шестого он уехал, намереваясь переночевать в Шато-Тьерри. Завтра вечером он должен быть в Эмсе» (ЛН-2. С. 304). Однако в пути Тютчев задержался, чем вызвал крайнее беспокойство родных, не осведомленных о его местопребывании. Они обменивались взволнованными письмами.
Эрн.Ф. Тютчева писала Дарье 21 августа/2 сентября 1859 г.: «Если бы дядя Николай не написал мне 25-го, что он проводил своего брата на Страсбургский вокзал, я не знала бы даже, что он покинул Париж. Последнее письмо от этого ужасного Любимого я получила пятнадцать дней назад. Он исчез Бог знает куда» (там же. С. 304-305). В этот же день М.Ф. Тютчева отметила в дневнике: «Мамá писала к Дарье, от которой получила телеграфическую депешу с вопросом: где папа? Вопрос, который нас занимал весь день». На следующий день Мария продолжала недоумевать: «От папá все нет известий, мамá очень беспокоится» (там же. С. 305). 24 августа/5 сентября Н.И. Тютчев писал жене поэта: «Дорогой друг, я только что получил ваше письмо. То, что вы сообщаете по поводу моего брата, удивляет и тревожит меня так же, как и вас. Как я вам уже сообщил, он выехал отсюда в среду 12/24 августа, при мне, с тем чтобы переночевать в Шато-Тьерри, т.к. не хотел проводить ночь в поезде. <…> В газетах нет сообщений о каких бы то ни было происшествиях на железной дороге; с другой стороны, если бы он захворал и не мог продолжать свое путешествие, Щука написал бы вам или Дарье, если только письма не пропали. Самое неприятное во всем этом, что мы не представляем себе, куда следует обратиться, чтобы избавиться от этой тревоги» (там же).
Наконец Тютчев дал о себе знать из Франкфурта, куда прибыл 21 августа/2 сентября. Н.И. Тютчев написал Эрн.Ф. Тютчевой 26 августа/7 сентября: «Дорогой друг, посылаю вам письмо моего брата, которое я только что получил. Посылаю его вам, поскольку вы сообщили мне, что приедете сюда не ранее 14-го. Конечно, никому не могло прийти в голову, что по железной дороге можно путешествовать короткими переездами, потратив таким образом неделю, чтобы проделать путь, на который обычно уходит день, самое большее два, даже о том случае, если хотят ехать со всеми удобствами. Как бы то ни было, мы успокоились, и это главное» (там же).
2 Д.Ф. Тютчева лечилась за граниней от тяжелого нервного расстройства. Она заболела 8 июня 1859 г. Об этом подробно рассказано в дневнике ее сестры Анны 9 июня: «Моя сестра Дарья опасно заболела. Мы были на вечере у императрицы и разговаривали о навязчивой идее Натальи Бартеневой; государь обратился к мoей сестре, но она ему не ответила. Я взглянула на нее; глаза ее куда-то уставились; лицо совершенно исказилось. Она делала усилия что-то сказать, но издавала только нечленораздельные звуки. Я поспешила увести ее, думая, что это нервный припадок. Вернувшись к себе в комнату, она вдруг разразилась слезами и криками, а вскоре потеряла сознание. Когда она открыла глаза, с ней вдруг сделались судороги. Она не могла говорить, и совершенно неподвижные глаза как бы выходили из орбит. Знаками она объяснила мне, что хочет причаститься.
Я поняла, что у нее прилив к голове, и поспешила послать за докторами, но они все не являлись. Я велела поставить ей горчичники и послала за пиявками. Припадки становились все сильней, и я побежала к императрице за имевшимися у нее мощами, о которых, как мне казалось, просила сестра. Государь и государыня спустились к ней. Между тем прибыли Енохин, врач государя, и Жуковский, врач епархиального училища. <…> Доктора сказали, что это прилив к голове, и были очень озабочены. <…> Никогда, никогда в жизни не испытывала я такого глубокого ужаса, тем более что все это совершилось в течение полутора часа. Я готова была убежать куда-нибудь в сад (у меня и была только одна мысль - бежать), если бы императрица не удержала меня силой, не поставила на колени перед образами и не приказала мне молиться» (Тютчева. С. 455).
Доктора прописали Дарье лечение водами в Эмсе, а потом в Швейцарии виноградом и советовали оставаться там целый год.
3 Здесь речь идет о жене кн. Н.П. Мещерского Марии Александровне и родителях ее мужа кн. Е.Н. и П.И. Мещерских.
4 Анна, бывшая воспитательницей вел. княжны Марии Александровны, которой было в это время пять лет, провела в Гапсале несколько недель. Она писала в дневнике: «Это место унылое и некрасивое. <…> Мы помещались в самом лучшем доме местечка, принадлежавшем графине де Лагарди. Но и здесь нам было очень тесно и плохо, так как большинство комнат было необитаемо вследствие сильного запаха от уборной. Сад, принадлежавший дому, был обширный и нравился детям, которые собирали в нем всякого рода плоды и овощи. Мы вставали в семь часов, пили чай и отправлялись на целое утро в сад» (там же. С. 459).
5 См. письмо 228. Эрн.Ф. Тютчева писала Анне Федоровне 29 августа/10 сентября: «Папá остался в Бадене, весьма обескураженный и расстроенный неизвесностью по поводу того, удовлетворена ли его просьба о продлении отпуска; а в ожидании ответа он разрешает себе продлевать его и далее, при том что в действительности его отпуск кончился 9 августа. Надеюсь, что это не обернется для него неприятностями и он не потеряет своего места. Это было бы поистине ужасно» (ЛН-2. С. 305-306).
6 Тютчев имеет в виду министра государственных имуществ М.Н. Муравьева.
Диск
