Брянский край

А. Ф. Тютчевой

19/31 июля 1859г. Эмс

Еms. 19/31 juillet 1859

  Ма fille chérie, je suis heureux, en datant cette lettre d'Ems, de n'avoir que de bonnes nouvelles à t'apprendre. L'état de santé, où j'ai trouvé Daria¹, en arrivant ici avant-hier, а grandement саlmé les inquiétudes que j'avais conçues à son sujet. Je l'ai retrouvée à peu près telle que je l'avais laissée à mоn départ de Pétersb<ourg>, sauf, peut-être, une nuance, en plus, de dépression de nerfs. C'est loin, assurément, d'être un état de santé satisfaisant, mais, grâce au Ciel, c'est encore plus loin de celui qu'on m'avait fait craindre par toutes les exagérations qu'on avait accréditées sur son соmрtе. Le lendemain mêmе de mоn arrivée ici je réunis en consultation quatre médecins, et si je m'arretais à се chiffre modeste, c'est uniquement pour obéir aux protestations de la patiente. Les quatre médecins réunis, c'était Carrel, Rauch, ancienne célébrité médicale de Pétersb<ourg>, puis deux médecins d'ici, Frank et Kobel. Après de longues discussions, accompagnées ou plutôt précédées de toute sorte de perquisitions et d'enquêtes, ils ont, à la grande joie de ta sœur, définitivement approuvé Ems, en joignant à l'usage des bains celui de l'eau d'Egre prise intérieurement. Après quatre semaines de cette cure ils venont, s'il у а lieu à lui prescrire de bains de Schwalbach ou à les remplacer par des frictions. Plus tard ils voudraient que ta sœr allât faire une cure de raisins en Suisse - се qui, par parenthèse, sourit beaucoup à Daria, et се qui pourrait s'arranger à merveille, attendu que les Mestchersky - Karamzine qui se proposent de faire la mêmе cure à Vevey doivent s'y rendre pour l'époque, où Daria aura terminé la sienne ici, jusque-là tout est à merveille. Mais un point sur lequel il sera plus difficile de lui faire entendre raison et néanmoins d'après la déclaration unanime des quatre médecins est le point essentiel de toute l'affaire, c'est la nécessité, l'absolue nécessité d'un séjour d'hiver en Italie, à Nice, par ех<еmрlе>. Ils m'ont tous les quatre très positivement déclaré que c'était là la condition essentielle du succès. Jusqu'à prés<ent> Daria, соmmе tu le penses bien, ne veut pas en entendre parler, mais je ne désespère pas de la voir finalement se ranger du parti de lа raison, lequel, d'ailleurs, dans les circonstances données n'aura rien pour elle de trop pénible, car je ne doute pas que l'Impératrice-mère qui est la bonté mêmе en vue de lui faciliter lе séjour d'hiver à Nice ne consente à l'abriter sous son aile... C'est entre tes mains, chère Anna, que je remis toute cette affaire que tu es plus que personne en position de faire aboutir à un résultat satisfaisant - et il faut qu'elle aboutisse, car encore une fois c'est, соmmе on dit, la clef de la position... Nous avons trouvé Daria établie dans le mêmе hôtel que les Mouravieff² qui sont pour elle d'une tendresse et d'une sollicitude extrême. Ils comptent encore rester ici quinze jours à 3 semaines, се dont je suis très content pour le соmрtе de Daria et un peu aussi pour le mien, attendu que je mе propose de mettre се temps à profit pour faire cette pointe sur Paris, dont je serais très curieux de voir la physionomie dans le moment actuel, si toutefois il peut encore être question de physionomie là où tout est grimace et tiraillement de nerfs...³ А mоn retour je viendrai relever les Mouravieff, et plus tard je compte la conduire en Suisse auprès les Mestchersky, si cette comblnaison avait se réaliser... Mais comme dans tous les cas cela ne pourra guères se réaliser avant le mois de s<eptem>bre, je me trouvai dans la nécessité de demander un supplémentaire congé de six semaines à deux mois, се qui, j'espère, ne me sera pas refusé par Kovaleffsky et encore moins par l'Empereur...⁴

  Quant à ma femme qui par des raisons financières est obligée de songer à rentrer plus tôt que plus tard, elle à été vivement contrariée de n'avoir pu donner plus de vingt-quatre heures à Daria, mais les Mentque⁵ qui sont depuis quinze jours à l'attendre près d'Ostende, étaient là, comme un aiguillon arraché à son corps, et suivant son habltude elle а mis un empressement, d'autant plus consciencieux, à les aller trouver qu'elle se promet moins de plaisir de cette réunion qui, en effet, n'en saurait offrir la moindre chance.

  Mais c'est assez parler des autres - tandis que c'est de toi surtout que je voudrais te parler. Ма fille chérie, ai-je besoin de te dire qu'il ne m'arrive jamais de lire tes lettres ou de penser à toi sans une émotion sérieuse, car bien sérieuse est la destinée que Dieu t'a faite. Un homme de génie а dit que la plus rare et la plus méritoire chose qu'il puisse у avoir dans l'homme, c'est l'aptitude à une résignation active. Or, c'est précisément cette aptitude-là que ta destinée semble t'être proposée d'exercer et de développer en toi. Que Dieu qui t'a imposé cette tâche te donne aussi la force physique et morale d'y suffire. Adieu, ma bonne fille.

Перевод

Эмс. 19/31 июля 1859

  Любезная моя дочь, я счастлив, что в этом письме, которое пишу в Эмсе, могу сообщить тебе только хорошие вести. Прибыв сюда третьего дня, я застал Дарью в таком состоянии здоровья¹, что мои тревоги в значительной мере улеглись. Я застал ее почти такой же, какой оставил при отъезде из Петербурга, кроме, разве, одного дополнительного нюанса - упадка нервов. Разумеется, это далеко до удовлетворительного состояния здоровья, но, слава Богу, еще дальше от того, чего я боялся вследствие преувеличенных рассказов, которых наслушался. На другой день после моего приезда сюда я собрал консилиум из четырех докторов, и если я остановился на столь скромном их числе, то только повинуясь протестам нашей больной. Четверо докторов - это Карель, Раух, прежнее медицинское светило в Петербурге, а также два местных врача - Франк и Кобел. После долгих дискуссий, сопровождаемых, вернее, предшествуемых тщательным осмотром и обследованием, они единодушно одобрили Эмс, к великой радости твоей сестры, прибавив к купанию прием внутрь воды Эгра. Месяц спустя после этого лечения они пропишут ей в случае необходимости воды Швальбаха, которые можно заменить растиранием. Затем они рекомендовали твоей сестре пройти курс лечения виноградом в Швейцарии - что, между прочим, очень понравилось Дарье и может великолепно осуществиться, если Мещерские - Карамзины, предполагающие пройти такое же лечение в Веве, отправятся туда в ту пору, когда Дарья закончит свое лечение здесь; до сих пор все великолепно. Но есть пункт, по которому трудно заставить ее прислушаться к голосу рассудка, - это необходимость, совершенная необходимость провести зиму в Италии, к примеру в Ницце, и тем не менее по единодушному заверению четверых докторов тут ключ всего лечения. Они все четверо решительно объявили, что в этом заключается самое главное условие успеха. До сих пор, как ты знаешь, Дарья не хочет об этом и слышать, но я все же не отчаиваюсь в конце концов призвать ее к голосу рассудка, в сложившихся обстоятельствах это не составит для нее особого труда, ибо я не сомневаюсь в том, что императрица-мать, олицетворение самой доброты, примет ее к себе под крылышко, чтобы облегчить ее пребывание зимой в Ницце... И я передаю в твои руки, любезная Анна, это дело, которое только ты, как никто другой, можешь довести до благополучного конца. А довести до конца его нужно, поскольку, повторяю, говорят, что это главный пункт... Мы нашли Дарью в одной гостинице с Муравьевыми², которые с ней чрезвычайно нежны и предупредительны. Они предполагают пробыть здесь еще две-три недели; я очень этому рад и ради Дарьи и немного ради себя, потому что хочу употребить с пользой то время, что они здесь пробудут, и съездить в Париж, мне бы очень хотелось взглянуть на его физиономию в настоящую минуту, если только можно назвать физиономией гримасу и нервное подергивание...³ По возвращении я сменю Муравьевых и позднее рассчитываю повезти ее в Швейцарию к Мещерским, если эта комбинация осуществится... Но поскольку в любом случае все это может случиться не раньше сентября, я вынужден просить дополнительный отпуск на полтора-два месяца и надеюсь, что Ковалевский и тем более государь мне не откажут...⁴

  Что касается до моей жены, которая вынуждена из денежных соображений думать о том, как бы скорее вернуться домой, она очень раздосадована, что смогла уделить Дарье всего одни сутки, но Ментки⁵, уже две недели ожидавшие ее в Остенде, терзали ее как колючка в теле, и по своему обыкновению она проявила тем более добросовестное усердие, чтобы встретиться с ними, что не видела для себя удовольствие от этой встречи, не имеющей и в самом деле никакой привлекательности.

  Но довольно о других - больше всего мне бы хотелось поговорить о тебе. Любезная моя дочь, надо ли говорить, что я никогда не могу читать твои письма или думать о тебе без глубокого волнения, ибо глубоко значительную судьбу даровал тебе Господь. Один гениальный человек сказал, что самое редкое и самое достойное качество в человеке - это способность к смиренному деланию. И вот развивать и воспитывать в себе такую способность, видно, как раз и уготовала тебе судьба. Пусть Господь, возложивший на тебя это бремя, даст тебе физических и нравственных сил, чтобы перенести его. С Богом, моя славная Анна.

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается по автографу - РГАЛИ, Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 37. Л. 27-30 об.
  Публикуется впервые.

¹ О болезни Д.Ф. Тютчевой см. письмо 237, примеч. 2; Тютчева. с. 455-458.

² Кузина Тютчева П.В. Муравьева и ее муж М.Н. Муравьев, министр государственных имуществ.

³ Тютчев пробыл в Париже с 30 июля/11 августа по 12/24 августа 1859 г. 2/14 августа он наблюдал торжественный въезд Наполеона III и его армии в Париж в честь победы над Австрией.

⁴ См. письмо 228, примеч. 1.

⁵ Мачеха Эрн.Ф. Тютчевой М. Ментк, ее муж виконт К. Ментк.