3 августа 1851 г. Петербург
St-Pétersbourg. Samedi. 3 août 1851
А реinе avais-je eu porté ma dernière lettre à la poste qu’en rentrant chez moi, j’ai trouvé sur ma table une de toi, du 22 du mois d<ernier>, cette lettre, sais-tu, où tu mе donnes tes instructions relativement au bois, etc. Je crois vraiment rêver quand je pense que c’est avec toi, queje me trouve ainsi en rapport suivi et réglé de communications épistolaires. C’était donc possible... possible pour toi, je le vois bien... Pour moi, j’ai beau mе trouver réintégré dans la maison Lopatine1. Je n’ai pas cessé de me voir en voyage, et се voyage durera jusqu’au moment de votre retour... Mais que vous, vous puissiez si bien vous passer de moi, de ma présence, de ma société, que vous acceptiez si résolument lа séparation, ceci, je l’avoue, а été pour moi une révélation inattendue. Maintenant je ne serais plus étonné si mа tête un beau jour descendait de mes épaules et allait se promener à elle, toute seule, sans se soucier de savoir се que je deviens, moi... Encore une fois, je crois rêver. Tout се qui arrive me paraît impossible...
Eh bien, soit... parlons d’affaires. La plus grosse, c’est maintenant lа prochaine arrivée des petites et leur réintégration au couvent... C’est décidément une méchante sotte, que cette Léontieff, - elle ne s’est pas contentée du commérage qu’elle m’a fait, en haut lieu, elle s’est si bien appliquée à propager lа nouvelle du fait dont elle convoitait l’accomplissement, que toutes les personnes, qui depuis mon retour m’ont parlé des petites, étaient informées qu’elles ne devaient plus rentrer à Smolna... tant elle tenait, lа puérile créature qu’elle est, à se rassurer elle-même.
Voici donc се quе j’ai cru devoir faire, en dernier lieu, pour déjouer, en partie au moins, les absurdes machinations. L’autre jour je mе suis tout à coup de l’ami Hoffmann2, et je me suis dit que c’était précisément l’homme qu’il me fallait dans la circonstance. J’allai donc lе trouver, dès les huit heures du matin, et je fus aussitôt admis dans ses bras. Je lui donnai lecture de ta correspondance avec lа Pierling, et jamais je n’ai éprouvé une telle satisfaction à m’entendre bien lire, que quand je lui ai lu votre éloquente. Je jouissais de l’effet visible que cette lecture produisait sur lui, et il m’a promis qu’il saisirait lа première occasion pour en parler à l’Impératrice, et qu’il aurait soin de rectifier les fausses impressions qu’on lui а données. Tout cela est bel et bon; cela n’empêchera pas que lа position des filles ne soit désormais très pénible et qu’elle ne devienne même tout à fait inacceptable, si elle ne devait aboutir qu’à les faire vivre oiseusement et stérilement à Smolna, livrées, sans utilité aucune, au bon plaisir et à lа mauvaise humeur de lа Léontieff... Enfin, j’attrai bientôt lа satisfaction de parler de tout cela fort au long avec mon frère, dont j’aime à croire l’arrivée à Pétersbourg imminente, bien qu’à lа date d’aujourd’hui j’ignore encore, si lе 29 du mois d<ernier> il était déjà arrivé avec ses nièces à Moscou... J’ai eu grand plaisir à lire, dans ta lettre, се que tu mе dis de mоn frère - j’aime à le savoir аimé de toi...3 Cela rentre tout à fait dans le courant habltuel de mеs sentiments et cela ôtе toute importance et tout sérieux aux déplaisances et aux irritations que je m’imagine éprouver à son endroit. Car n’est-ce pas vous qui êtes la partie sérieuse et intelligente de mа conscience? Je lui réserve donc un accueil des plus aimables... et, puisque tu l’as décidé ainsi, je lui cèderai mêmе ta chambre.
Maintenant voici се que j’ai à te dire de Wiasemsky. Il y а huit jours, et davantage, que je ne suis parvenu à le voir. Ayant, l’autre jour, appris par Koloschine, qu’ils se proposaient de rentrer en ville, j’allai hier soir dans la maison demander de leurs nouvelles. Ils venaient de repartir après y avoir passé deux jours, sans que la Princesse eût pensé qu’il fut nécessaire de mе révéler à mоi la présence de son mari... Cela ne m’еmрêсhеrа pas de les aller le soir relancer au Lessnoy; sauf à mе voir encore une fois éconduit par la mêmе vigilance, jalouse et malveillante. Leur voyage à l’étranger paraît décidé... Се soir j’en saurai plus long...
Le temps, après la crise du demier orage, s’est à peu près remis, bien que le fond de l’air se soit considérablement refroidi. Je mе sens assez généreux, pour m’еn réjouir pour toi. Car enfin puisque tu t’obstines dans се séjour de la campagne4, j’aime encore mieux de penser que maintenant qu’il est devenu moins récréatif que jamais par l’isolement où vous êtes, - la saison au moins vous est restée fidèle... et que tu peux continuer la tradition des belles journées de l’été... Que de promenades tu as déjà faites sans mоi... Que de fois n’as-tu pas déjeuné et dîné, - соmmе si le pauvre Vieux n’était plus de се monde et соmmе si son daguerréotype était la seule chose, qui restât de lui, pour le rappeler à ton souvenir. Et voilà соmmе tout arrive...
L’existence que je mènе ici est du décousu le plus fatiguant. Elle n’a d’autre mobile et d’autre but pendant dix-huit heures sur vingt-quatre, que de mе faire éviter à tout prix toute rencontre sérieuse avec mоi-mêmе. Avant-hier, jeudi, je suis allé, accompagné de mоn fidèle légat, Koloschine, à une grande soirée musicale, à Pavlovsk, dans се malheureux P<avlovsk>5 que tu détestes tant. I1 y avait foule, et dans cette foule, j’ai соmmе de raison rencontré la Princesse Щербатов avec son monde accoutumé. Mais се qui ne l’était pas autant, c’est la nouvelle qu’elle m’а annoncée du mariage de sa dernière fille non mariée, Annette, qui épouse un parent à eux, un Prince Хованский. Le mariage venait d’être déclaré le jour mêmе. Voilà donc sa tâche accomplie, et elle peut maintenant se consacrer toute entière à son mari qui m’а paru plus vivant que jamais... Hier soir, après avoir manqué la Comtesse S<ophie> Bobrinsky je fus mе rabattre sur les Stroganoff, où j’ai été le très bien venu, attendu que j’y étais le seul venu. Pas moins, nous avons sans trop de peine atteint les onze heures, cette heure sacramentelle, où l’on reporte sur son perchoir le plus gros des bouvreuils6. L’autre jour je suis allé voir un autre oiseau de la mêmе date sinon de la mêmе espèce. C’est le vieux Maistre7, que j’ai trouvé solitairement établi au salon attendu que sa fеmmе était depuis plusieurs jours alitée. C’est donc l’année, à се qu’il paraît, où tous les vieux maris sont délaissés par leurs fеmmеs... I1 m’а demandé affectueusement de tes nouvelles et m’а dit de le mettre à tes pieds - се que je vais faire, en attendant, pour mоn propre соmрtе, attendu le barbler qui est là et qui m’attend... Bonjour, mа chatte chérie.
С.- Петербург. Суббота. 3 августа 1851
Едва успел я отнести свое последнее письмо на почту, как, возвратясь домой, нашел у себя на столе твое письмо от 22 числа минувшего месяца, то самое, в котором, помнишь, ты даешь мне указания относительно дров, и пр. и пр. Право, мне кажется, что это сон, когда я думаю, что ни с кем другим как с тобою я нахожусь в постоянных и твердо установившихся письменных отношениях. Итак, это оказалось возможным... возможным для тебя, как видно... Что до меня, то тщетно я вновь водворился в дом Лопатина1. Я все еще чувствую себя путешественником, и путешествие это будет продолжаться, покуда вы не вернетесь... То, что вы можете так легко обходиться без меня, без моего присутствия, без моего общества, что вы так решительно примирястесь с разлукой - признаюсь, явилось для меня решительным открытием. Теперь я не удивлюсь, если в один прекрасный день голова моя сойдет и отправится разгуливать в одиночку, не задумываясь о том, что сталось со мною самим... Повторяю, мне кажется, словно я во сне. Вес, что происходит, представляется мне невероятным...
Ну, хорошо... поговорим о делах. Самое главное из них - предстоящий приезд девочек и их водворение в монастыре... Право же, эта Леонтьева - злая дура, она не удовольствовалась болтовней в высших сферах, она так постаралась возвестить всюду о событии, которого она столь желала, что всем лицам, беседовавшим со мною о девочках со времени моего возвращения, уже было известно, что дети не вернутся в Смольный... настолько этой вздорной твари хотелось успокоить самое себя.
Итак, вот что я счел должным предпринять, дабы хоть частично предотвратить ее нелепые ухищрения. Намедни мне вдруг вспомнился наш друг Гофман2 и я подумал, что это именно такой человек, какой нужен при данных обстоятельствах. Я отправился к нему сразу после восьми часов утра и тотчас же был заключен в его объятия. Я прочел ему твою персписку с Пирлинг и никогда еще не чувствовал такого удовлетворения от собственного чтения, как по окончании вашего красноречивого письма. Я наслаждался очевидным впечатлением, произведенным на него этим письмом, и он обещал мне, что при первом же удобном случае поговорит о нем с государыней и постарается поправить ложное впечатление, которое было ей внушено. Все это прекрасно, но отныне ноложение девочек все же будет очень трудным, а быть, может, и совсем неприемлемым, в случае, если оно приведет к праздному и бесплодному пребыванию в Смольном, где они без всякой надобности будут предоставлены во власть причуд и дурного настроения Леонтьевой... Как бы то ни было, вскоре я буду иметь удовольствие весьма подробно говорить обо всем этом с братом, который, надеюсь, не замедлит приехать в Петербург, хотя я до сего времени еще не знаю, приехал ли он с племянницами 29 числа в Москву... Я с большим удовольствием прочел в твоем письме то, что ты пишешь мне о моем брате: мне очень приятно, что ты его полюбила...3 Это вполне соответствует моим к нему чувствам и лишает всякого значения и всякой серьезности то неудовольствие и раздражение, которое, как мне иногда мнится, я чувствую по отношению к нему. Ибо не вы ли являетесь серьезной и мудрой частью моего сознанья? Итак, я готовлю ему самую радушную встречу... и, раз ты так порешила, я даже уступлю ему твою комнату.
Теперь вот что скажу тебе о Вяземском. Целую неделю, а то и больше, мне никак не удается повидать его. Узнав намедни от Колошина, что они собираются вернуться в город, я отправился вчера наведаться к ним на дом. Они, оказывается, только что уехали, а до того прожили тут два дня, по княгине и в голову не пришло, что следует известить меня о том, что муж ее здесь. Это не помешает мне попробовать повидать их сегодня вечером в Лесном, если только мой визит не будет снова отклонен благодаря все той же ревнивой и недоброжелательной бдительности. Их заграничная поездка, по-видимому, окончательно решена... Вечером узнаю подробнее...
После недавней грозы погода переменилась и почти совсем поправилась, но в воздухе по вечерам стало много свежей. Я достаточно великодушен, чтобы радоваться этому ради тебя, ибо, в конце концов, раз ты упрямишься и остаешься в деревне4, я все же предпочитаю сознавать, что теперь, когда там стало особенно скучно благодаря вашему одиночеству, - по крайней мере хоть погода осталась вам верна, и что ты можешь проводить время, как в лучшие летние дни... Сколько уже прогулок ты совершила без меня... Сколько раз ты завтракала и обедала так, словно твоего бедного старика уже нет на свете и словно его дагерротип - единственное, что от него осталось, дабы напоминать тебе о нем. Вот так-то все на свете...
Существование, которое я веду здесь, отличается утомительнейшей беспорядочностью. Единственная побудительная причина и единственная цель, которой оно определяется в течение восемнадцати часов из двадцати четырех, заключается в том, чтобы любою ценою избежать сколь-нибудь продолжительного свидания с самим собою. Третьего дня, в четверг, я поехал в сопровождении моего верного спутника Колошина на большой музыкальный вечер в Павловск5, который ты так не любишь. Собралось множество народу, и среди этого множества я, как и следовало ожидать, встретил княгиню Щербатову в ее обычном окружении. Менее обычна новость, которую она мне сообщила, о том, что последняя ее дочь, остававшаяся в девушках, - Аннетта - выходит замуж за князя Хованского; он им сродни. Помолвка состоялась в тот самый день. Итак, долг ее исполнен, и теперь она всецело может посвятить себя мужу, который, к слову сказать, показался мне оживленным, как никогда...
Вчера вечером, не застав графиню Софью Бобринскую, я направился к Строгановым, где оказался весьма желанным гостем, ибо был гостем единствеиным. Тем не менее мы без труда досидели до одиннадцати часов, - до священного часа, когда сажают на насест самого толстого из всех Снегирей6. Намедни я навестил другую птицу - если не той же породы, так той же давности. Я имею в виду старика Meстpa7, которого я застал в гостиной в одиночестве, ибо жена его уже несколько дней как лежит. Видно, такой уж год выдался, что все престарелые мужья покинуты женами... Он с большой сердечностью расспрашивал меня о тебе и просил передать, что припадает к твоим стопам, но пока что я скажу это о самом себе, ибо пришел парикмахер и ждет меня... Прости, моя милая кисанька.
Печатается впервые на языке оригинала по автографу - РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 19. Л. 24-25 об.
Первая публикация - в русском переводе: Изд. 1980. С. 124-127.
1 См. письмо 14, примеч. 1. Лопатин - домовладелец.
2 А.Л. Гофман был в это время управляющим IV Отделением собственной его величества канцелярии и членом Главного совета женских учебных заведений. От него во многом зависело определение дочерей Тютчева в Смольный институт.
3 Отношения второй жены Тютчева с его семьей всегда беспокоили поэта, несмотря на то что в целом они были неплохими, а с Николаем даже дружественными.
4 Этим летом Эрнестина Федоровна проявляла необычайную выдержку и присутствие духа, противостоя бесконечным жалобам мужа на ее отсутствие. Свое пребывание в деревне она объясняла заботой о детях и полным расстройством материальных дел: «Нам совершенно необходимо было бы шесть месяцев в году проводить в деревне, - писала она брату К. Пфеффелю в сентябре 1851 г., объясняя причины долгой жизни врозь с мужем, - но заставить моего мужа внять в этом случае голосу рассудка, хотя бы в том, что касается не его самого, а только нас, - вещь совершенно невозможная. С огромным трудом я осталась теперь в деревне на три месяца» (ЛН-2. С. 249).
5 Павловск расцвел со строительством железной дороги и особенно после того, как в 1849 г. его стал оnекать вел. кн. Константин Николаевич, «самый величественный» из великих князей, как его описывала А.Ф. Тютчева: «... в его взгляде, в его осанке чувствуется владыка» (Тютчева. С. 125). Среди прочего в Павловске были устроены обсерватория, музей, театр; его музыкальные вечера привлекали известных исполнителей и изысканную публику.
6 «Париж не доставляет ему особого наслаждения, - писала несколькими годами ранее, летом 1844 г., Эрн.Ф. Тютчева брату о муже, - и так как театр больше его не занимает, я думаю, прости меня Господи, что ему порой не хватает парилки, где сидит на своем нассете Снегирь» (ЛН-2. С. 208). «Le Bouvreuil» - так иронически называли гр. Э. Межана, мюнхенского приятеля Тютчева. Поэту полюбилось прозвище, и он перенес его в данном случае на гр. Г.А. Строганова.
7 К. де Местр, французский эмигрант на русской службе, которому в это время было без малого девяносто лет, был достаточно колоритной личностью, и Тютчев живо интересовался его службой при штабе А.В. Суворова, участием в кампании 1812-1814 гг. и, не в последнюю очередь, производством гр. де Местра-младшего в генералмайоры русской армии с награждением золотой шпагой и орденом Св. Анны с бриллиантами за заслуги в войнах против Наnолеона. Выйдя в отставку, граф много путешествовал по Западной Европе. Де Местр был довольно известным автором оригинальнейшего «Путешествия вокруг моей комнаты» (1794, переведено на русский язык в 1802), с его философией спокойствия и ненасилия, и трогательной «Молодой сибирячки» (русский перевод - 1840); из-под его пера вышли не только прозаические литературные произведения, но и переводы русских поэтов на французский язык, и естественнонаучные исследования; он занимался даже воздухоплаванием и был художником-миниатюристом и пейзажистом. Однако более всего он был известен как младший брат знаменитого католического мыслителя Ж. де Местра. Он говорил: «мы с братом были как две стрелки одних часов. Он часовая, а я лишь минутная, но показывали мы одно и то же время, хотя каждый по-своему». Он был женат на фрейлине С. Загряжской. Граф умер в Стрельне на даче Н.Н. Ланской, вдовы А.С. Пушкина; похоронен в Петербурге, а на могиле завещал сделать надпись: «Ксавье, брат Жозефа де Местра». На родине, в Шамбери, обоим де Местрам был поставлен общий памятник.
В свое время Тютчев с глубоким интересом искал в идеи его старшего брата Ж. де Местра, в частности о божественном пронехождении монархической власти, и находился под их определенным воздействием. Позже тютчевские пророчества о великой вселенской империи воспринимались как развитие теократических идеалов де Местра: «Если бы в Мюнхене мне сказали, что со временем Тютчев будет в петербургских салонах исполнять роль некоего православного графа де Местра < ... > я был бы необыкновенно поражен», - писал И.С. Гагарнн А.Н. Бахметсвой в 1874 г.