А.К. ТОЛСТОЙ. Посадник
Посадник
Трагедия в трех действиях
КОММЕНТАРИИ:
Впервые напечатаны: вторая сцена первого действия — сб. «Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии», СПб. 1874, стр. 481—507; второе и третье действия — «Вестник Европы», 1876, № 4, стр. 461—516; полностью — Полное собрание стихотворений Толстого, 2-е изд., СПб. 1877, стр. 269—378. Печатается по этому изданию с исправлениями ошибок по наборной рукописи второй сцены первого действия (Рукописный отдел Института русской литературы).
После окончания «Царя Бориса» Толстой стал думать о новой пьесе. 2 января 1870 г. он писал Маркевичу, что путь к «Дмитрию Самозванцу» подготовлен тремя его предшествующими пьесами, но «им слишком много занимались». Поиски продолжались полгода, и только в июле 1870 г. Толстой известил жену, что «сюжет для драмы — человеческой», т.е. психологической, найден: «Человек, чтобы спасти город, берет на себя кажущуюся подлость. Но нужно вдвинуть это в рамку, и Новгород — была бы самая лучшая». В связи с этим поэт просил ее «собрать все, что было написано о Новгороде, обычаях той эпохи, и вообще все, что известно о вече и об отношениях его с князем». Не дожидаясь получения материала, он приступил к работе над драмой и 3 (15) августа сообщил жене, что обдумал и написал план и всю первую сцену. «А ты узнай мне все про Новгород,— снова просил он.— Мне нужно и обычаи, и имена и улиц и должностей, и пр., и пр.». Сначала Толстой стал писать драму в прозе, «чтобы войти в охоту и набросить краски». Он надеялся, что работа будет протекать более гладко и легко, чем над другими пьесами, поскольку «канва драмы написана акт за актом», и он, по-видимому, мало что изменит (письмо к жене, август 1870 г.). В письме к жене от 18 (30) августа 1870 г. речь идет об одном из мотивов первоначального плана, не получившем осуществления в известном нам тексте «Посадника». «Найди мне,— читаем здесь,— домашнее занятие для патрицианских женщин в Новгороде... Когда я говорю о патрицианских женщинах, я не подразумеваю только одних боярынь. Мне надо семейство посадника, т.е. его жену и дочь его; дочь — главное. Надо, чтобы сцена открывалась домашними занятиями, насколько можно более прозаичными, чтобы это произвело контраст с ролью немного героичною, в которую взойдет впоследствии дочь».
В середине сентября Толстой уже читал своим дрезденским знакомым (в том числе К.К. Павловой) половину первого действия и все второе, заслужившие горячие похвалы. Сообщая об этом чтении жене, Толстой в письме от 17(29) сентября 1870 г. заметил: «И все это в прозе, и, кажется, до конца будет в прозе. И там будет 4 резких характера, 2 мужских и 2 женских». Вернувшись из-за границы, Толстой известил Маркевича, что написал три действия (письмо от 18 ноября 1870 г.).
Однако надежды Толстого на то, что работа будет протекать относительно гладко, не оправдались. Болезнь, хозяйственные заботы, мнение С.А. Толстой, что драма не удалась,— все это мешало завершению пьесы. Толстой не раз порывался закончить ее, но дело ограничивалось обработкой уже написанного. Из писем к Я.П. Полонскому (от 25 февраля 1871 г.) и к Маркевичу (от 9 мая 1871 г.) мы узнаем, что Толстой стал перелагать написанное прозой в стихи, проделав эту работу над первым действием (первые его страницы — возбужденные разговоры возвращающихся с веча — Толстой, по-видимому, не предполагал подвергать этой операции). «На днях заглянул в рукопись,— писал он Полонскому,— и с горя стал перекладывать прозу в стихи, и о чудо! тотчас все очистилось, все бесполезное отпало само собой, и мне стало ясно, что для меня писать стихами легче, чем прозой! Тут всякая болтовня так ярко выступает, что ее херишь да херишь!» В ноябре—декабре 1871 г. во время пребывания в Дрездене Толстой отшлифовал первый акт «Посадника». «Посадник — главная фигура,— писал он в связи с этим Маркевичу,— и, отделывая стих, я также отделывал и характер, который, как мне представляется, уже с самой Экспозиции дан вполне определенным образом. Этого я и добивался — ведь экспозиция не должна оставлять сомнений насчет характеров. Она должна заключать в себе семена развития как будущих событий, так и каждого действующего лица, и читатель должен вполне отчетливо видеть, какого рода перед ним семена, чтобы в дальнейшем для него не было неожиданностей... Если даст бог жизни, надеюсь в Венеции или в Пизе завершить свое начинание» (письмо от 8 (20) декабря 1871 г.).
Через три месяца в письме из Венеции к К. Сайн-Витгенштейн Толстой называет «Посадника» своей главной работой, которая «прервана головными болями и отсутствием нравственного спокойствия». «Одно действие окончено,— писал он,— другие же только набросаны, и я жду "счастливой минуты", чтобы засесть за работу... Эта работа меня привлекает; лишь бы наступил благоприятный час, я надеюсь ее скоро докончить». Более чем через год после этого, 26 мая 1873 г., Толстой сообщил тому же адресату: «Вы видите, что еще и речи нет о "Посаднике"». В письме к Сайн-Витгенштейн от 7 апреля 1874 г. читаем: «Несмотря на весь интерес, который я чувствую, вот уже целый год, как я до него не дотрагивался — die Stimmung fehlt mir1» Наконец, за полгода до смерти Толстой писал ей: «Вы меня спрашиваете, что делает новгородский мэр? Он на бумаге не подвинулся ни на шаг... но он крепко сидит у меня в голове с изменениями, которыми я обязан Вашему поэтическому и артистическому чувству, т.е. я решительно заставлю его умереть в последней сцене».
В письме в редакцию газеты «Голос» (1877, № 30) Д.Н. Цертелев (близкий Толстому человек, племянник его жены) рассказал в общих чертах, руководствуясь отчасти личными воспоминаниями, отчасти — не дошедшими до нас черновыми набросками писателя, о дальнейшем развитии сюжета «Посадника». Самих набросков Цертелев не привел, указав, что они «слишком отрывочны».
В четвертом действии, по словам Цертелева, «посадник сидит у стола; посадница в углу плачет. Дочь молча смотрит на отца. Входит боярыня Мамелфа; она предлагает посаднице и ее дочери переселиться к ней, говоря, что они не виноваты, что она берет их под свое покровительство и что, когда они будут жить у нее, никто не посмеет сказать про них худа. Посадница отвечает нерешительно, и боярыня говорит ей:
Я, матушка, тебя
Не уговаривать пришла;
Коль хочешь,
Останься с ним,
Добро в твоей то воле,
Тогда прости!
Она уходит. Является жених Веры, Василько, и повторяет свое предложение, но та отказывается, говоря, что пойдет за него только в том случае, если отец ее будет оправдан. Василько обращается к посаднику, прося его уговорить дочь. "Иди",— говорит ей отец. Но она все-таки не соглашается. Наконец, Вера остается с отцом наедине и спрашивает его: "Скажи ты мне, что этого не сделал". Но посадник отвечает только: "Почем ты знаешь?" Входит посадница, говоря, что от него требуют сдачи печати и казны. Является Чермный. Он отбил приступ, но отчаивается найти вора.
Посадник спрашивает жену, пойдет ли она за ним в изгнание? Та отвечает нерешительно. "А ты, Вера?" — говорит он дочери. — "Нет, у меня другое дело; когда воевода отчаивается найти виновного, так я его найду".
Оскорбление за оскорблением сыплются на посадника. Он уже подходит к валу, чтоб оставить город, когда Вере удается отыскать Наталью, которая во всем сознается перед народом. Посадник оправдан, но не хочет оставаться в Новгороде. Все упрашивают его. Входит Чермный, одержавший решительную победу над суздальцами. Затем, в намерении автора, посадник должен был умирать на сцене».
Вопрос об исторических источниках «Посадника» детально не исследован. С какими именно книгами ознакомилась, по просьбе Толстого, его жена, что именно, вернувшись из-за границы, прочитал он сам,— обо всем этом не сохранилось никаких точных данных. Можно, однако, утверждать, что основными источниками его сведений были первые томы «Истории» Карамзина и особенно двухтомное сочинение Н.И. Костомарова «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада» (СПб. 1863).
Так, здесь мы находим следующие имена персонажей драмы: Вышата (Карамзин, II, 69; III, 447), Жирох (Костомаров, II, 109; Карамзин, IV, 315), Кривцевич (Карамзин, IV, 340), Ставр (Костомаров, I, 54), Радько (Костомаров, I, 103), Рагуйло (Карамзин, II, 445), Чермный (Карамзин, IV, 340) и др.
Здесь упоминаются также новгородские улицы — Добрынина и Люгоша (Карамзин, III, 482; IV, 457), Прусские ворота (Костомаров, II, 6) и др.
Отсюда же заимствованы, по-видимому, и сведения о «должностях» и «сословиях»: мечнике (по Карамзину, то же, что «гриден», член воинской дружины), подвойском (должностное лицо, исполнявшее разные поручения, по словам Костомарова, являлся «гонцом с объявлением воли веча», «звал к суду» ответчика и пр.), огнищанах («высшее сословие» в Новгороде, именитые граждане — Карамзин, II, 44, 48; III, 455; Костомаров, II, 19—20).
Самая атмосфера древнего Новгорода и психологический облик его жителей в изображении Толстого сопоставлялись уже в научной литературе с сочинением Костомарова: изменение отношения к пользовавшемуся прежде непререкаемым авторитетом посаднику — с подчеркнутой Костомаровым переменчивостью в настроениях новгородцев, их импульсивностью и т.п.; образы клеветников Фомы Григорьевича и Жироха — с аналогичными лицами, о которых Костомаров пишет, что они созывали вече и в корыстных целях обвиняли влиятельных людей в измене; взаимоотношения «улиц» и столкновения между ними — опять-таки с тем, что об этом сообщает Костомаров
Отметим и нечто другое, что, пожалуй, с большим основанием может быть возведено к указанным источникам.
Существенное место в идейном содержании «Посадника» занимают представления новгородцев об их отношениях с князьями, их ссылки на грамоты Ярослава, установившие характер этих отношений, право не только избирать князей, но и «указывать им путь», т.е. изгонять их, если они нарушат то, что утверждено обычаем. Обо всем этом говорится на многих страницах «Истории» Карамзина (II, 38, 338; III, 11, 169, 193, 250, 391; IV, 101, 333, 416) и сочинения Костомарова (I, 46, 49, 54, 59, 104, 151; II, 27, 187). Мы узнаем отсюда, что Новгород постоянно указывал на грамоты Ярослава как на хартию своей вольности. Пришедши в Новгород, князь давал клятву «на всей воле Новгородской и на всех грамотах Ярославлих», обязывался править и судить «по пошлине», т.е. но обычаю, на старых условиях. Новгород отдавал князьям своим земли в управление и пользование, но не в вотчину; если князь не выполнял принятых им на себя обязательств, новгородцы считали себя вправе «указать ему путь».
В драме Толстого изображены сторонники суздальского князя и их интриги против посадника и нового воеводы. Руководят ими коммерческие, торговые интересы. Карамзин отмечает, что тесная связь с суздальским князем обещала выгоды для внутренней торговли (III, 84), а Костомаров в ряде мест своего труда (I, 72—73, 78, 81, 83—84 и др.) говорит о наличии «суздальской партии» в Новгороде; нередко она приобретала большое влияние, «потому что в ней состояли богатые торговцы, которые разорялись при вражде с Суздальскою землею». «Суздальская партия» иногда захватывала руководящие посты,— читаем в другом месте,— и «заметно при этом играли большую роль торговые интересы».
«Посадник» был впервые поставлен в 1877 г. в Петербурге труппой Александрийского театра2.
1 У меня нет настроения (нем).
2 Небезынтересно, что еще в 1876 г., разрешая «Посадника» для сцены, цензурное ведомство считало необходимым оговорить: «Для провинций списывать и играть не дозволяется без разрешения». Через четверть века, в 1902 г., на другом цензурном экземпляре «Посадника» сделана следующая надпись: «К представлению на сценах народных театров признано неудобным». Оба экземпляра — в Театральной библиотеке им. А.В. Луначарского. См. также сб. «Театральное наследство», М. 1956, стр. 381—382, 397. Только в 1907 г. этот запрет был отменен.
