23 октября 1861 г. Петербург
23 октября 1861
Благодарим вас, любезнейший Иван Сергеевич, от души благодарим и поздравляем… Трудно выразить то отрадное чувство, с каким читается ваш «День». Словно просыпаешься от какого-то тяжелого, больного, нелепого сна, просыпаешься к жизни, к сознанию действительности, к сознанию самих себя… Вы, вы вашими несколькими статьями на деле доказываете истину вашего учения…1 Откуда это их превосходство над всем без изъятия, что у нас пишется и печатается, эта бездна, отделяющая вас, не говорю вообще от всей нашей журналистики, но от лучших из ее деятелей? От одного ли превосходства личного вашего дарования или от той среды, в которой вы живете и движетесь?.. Нет, тут разница не количественная, но существенно качественная. Не знаю, правы ли поэты, приписывая теням усопших вместо голоса какой-то жалкий писк2. Но как должен звучать живой голос живого человека между этими тоскливыми тенями?..
И как в настоящую минуту всё, что у нас воочию совершается, страшно оправдывает вашу веру и ваших великих покойников3. Так вот куда неумолимая историческая логика должна была привести эту призрачную Россию, эту тень живой, настоящей России4. Какое жалкое нравственное бессилие в правительстве, при всей его благонамеренности, — какое безобразие в этом так называемом общественном мнении, а в молодом поколении что за бессмущающаяся пошлость!
Я сейчас прочитал в словаре Даля слово брык, и вот как он его определяет: беготня скота, когда в знойное оводное время, задравши хвост, мятется туда и сюда и ревет… Итак, скажем с буквальною точностью: брык нашего молодого поколения — нашей Jeune Russie.*
Но возвратимся поскорее к вашему «Дню», к вашим, в особенности, превосходным двум передовым статьям. — Я знаю, некоторые из лучших друзей ваших будут и теперь еще проповедовать вам об умеренности. Благой совет, конечно, стоит только хорошенько понять, что такое умеренность, и может ли ее не быть там, где есть чувство правды и любви. — Но заставлять человека, умеренности ради, постоянно говорить не своим голосом, нет, это поистине — неумеренное требование. Нет, дело совсем не в этом, а можно и должно ожидать от вас вот чего. Чтобы вы, как вы уже начинали, по всем вопросам высказывались так сполна, чтобы самому тупейшему тупоумию не оставалось возможности к таким чудовищным недоразумениям, какие бывали прежде, — чтобы наконец поняли они, что в России нет и быть не может другого консервативного начала, кроме вашего, по той естественной причине, что сохраняет только жизнь, а смерть — отсутствие жизни — непременно разлагает. И для этого, по-моему, необходимо, не боясь никаких нареканий, ни заподозреваний, от имени России налечь всею силою вашего праведного омерзения на этих выродков человеческой мысли, которыми все более и более наполняется земля Русская, как каким-то газом, выведенным на Божий свет животворной теплотой полицейского начала. — Но пока довольно. Еще раз благодарим и поздравляем.
В эпистолярном наследии Тютчева письма к И. С. Аксакову занимают особое место. Определяется оно тем, что в этих письмах сформулированы многие наблюдения и выводы поэта, относящиеся к политической современности. Иные из вопросов, поднятых в них, получали затем публицистическую разработку на страницах аксаковских «Дня», «Москвы» и «Москвича». Хотя Тютчев, по определению Аксакова, стоял «вне партий и определенных направлений как поэт», из всей периодики 1860-х гг. наиболее близки ему были именно газеты Аксакова. Тютчева привлекали в них не только злободневность критики и страстность полемики, не только искренность убеждений издателя и его увлеченность в отстаивании идей, но и сами эти убеждения, идеи.
Воззрения Аксакова были сильны не своими положительными утопическими построениями, а своим критицизмом, не раз навлекавшим цензурные гонения на издававшиеся им в 1860-е гг. газеты.
Тютчев был в курсе всех трудностей литературно-издательской деятельности Аксакова, сочувствовал ему, призывал к решительности и выдержке. В статьях Аксакова о свободе слова Тютчев находил отражение своих собственных взглядов на положение печати. Особенно близки были ему высказывания Аксакова по славянскому вопросу. Несмотря на то что историко-философские воззрения Тютчева не совпадали со славянофильской историко-философской доктриной Аксакова, поэт совершенно искренне писал дочери, Анне Федоровне Аксаковой: «…твой муж всегда принадлежал к числу моих лучших убеждений» (письмо 67).
Автограф неизвестен. Печатается по весьма несовершенной копии А. Ф. Аксаковой — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 1–3 об.
Первая публикация — «Московский понедельник». 1922. № 13, 11 сент. С. 3.
1 В передовых статьях первых двух номеров «Дня» (1861, 15 и 21 окт.) Аксаков излагал основные положения славянофильства и формулировал «существеннейшие условия» дальнейшего развития России, которые видел в восстановлении разрушенной петровскими реформами «цельности общественного организма»; предпосылкой к осуществлению этой задачи, с его точки зрения, являются, с одной стороны, «выработанное сознание наших народных начал, пребывающее, однако, еще в области отвлеченной, отрешенной от жизни», и с другой — «пробуждение самой жизни народной, вызванное великим делом 19-го февраля» (№ 1, 15 окт. С. 2). В статье, открывавшей славянский отдел газеты, Аксаков утверждал «историческое призвание» России — «освободить из-под материального и духовного гнета народы славянские» (там же. С. 15).
2 В античной поэзии тени усопших, населяющие царство мертвых, лишены голоса и говорят шепотом (Вергилий. Энеида. Кн. VI. Ст. 493; Овидий. Фасты. Кн. V. Ст. 457–458).
3 Определяя программу своей газеты, Аксаков писал, что «День» принимает «знамя “Русской беседы”, знамя русской народности, понятой и определенной Киреевскими, Хомяковым, Аксаковым Константином и всей так называемой славянофильскою школой» (День. 1861. № 1, 15 окт. С. 2).
4 Образ призрачной России нарисовал Аксаков: «И сколько накопили мы лжи в течение нашего полуторастолетнего разрыва с народом! <…> Только после разрыва заводится у нас ложь: жизнь теряет цельность, ее органическая сила убегает внутрь, в глубокий подземный слой народа, и вся поверхность земли населяется призраками и живет призрачною жизнию!» (там же. С. 1).
* Молодой России (фр.).