Брянский край

А. Ф. Тютчевой

Июль — август 1845 г. Москва

Москва

  Je me figure, ma bonne et chère Anna, la révolution que nos lettres d’aujourd’hui vont produire parmi vous. Je t’avais promis de vous réunir à nous le plutôt qu’il me serait possible, et je viens, comme tu vois, m’acquitter de ma promesse. Les circonstances nous obligeant à passer encore l’hiver prochain à Pétersb<ourg>, nous avons décidé, maman et moi, de vous y faire venir, tes deux sœurs pour continuer leurs études dans un Institut de la couronne où la Gr<ande>-Duchesse veut bien se charger de les placer, et toi, qui as le malheur d’être trop vieille, pour vivre auprès de nous. Je me flatte que tu approuveras cet arrangement et que tu voudras bien me pardonner l’embarras du déplacement que je t’impose. Mais le point principal décidé, je t’avoue, que je ne suis pas sans de vives inquiétudes quant à la manière dont la chose pourra être mise à l’exécution. L’idée de ce voyage que vous allez faire sous la garde d’une personne qui est encore à trouver me donne beaucoup de soin — tu apprendras par les personnes, à qui maman vient d’écrire à ce sujet, les arrangements que nous voudrions voir adoptés, mais à la distance, où nous sommes, toutes les indications que nous pouvons fournir d’ici seront nécessairement très insuffisantes. Le plus sûr comme le plus simple, c’est de vous recommander plus que jamais à la protection de Dieu.

  Ici, ma bonne Anna, tout le monde te porte, à toi aussi qu’à tes sœurs, le plus tendre et le plus vif intérêt. Tu pourras en juger par ces quelques lignes que ma mère et ma sœur t’adressent¹. Je leur ai fait lire les lettres que j’ai reçues de toi dans ces derniers temps, et elles en ont éprouvé presque autant de plaisir que moi-même. Elles t’aiment comme si tu vivais constamment au milieu d’elles.

  Dieu aidant, je me flatte, que tu trouveras plus d’affection en Russie que tu n’en trouverais partout ailleurs. Jusqu’à présent tu ne connais le Pays auquel tu appartiens que par le témoignage des étrangers, et tu comprendras plus tard pourquoi ce témoignage, de nos jours surtout, mérite peu de confiance. Et lorsque plus tard tu seras en état de comprendre par toi-même tout ce qu’il y a de grandeur dans le Pays et de bonté dans le peuple, tu te sentiras fière et heureuse d’être née Russe².

  Dis mille tendresses de ma part à tes oncles Bothmer. J’ai eu dernièrement une longue lettre de ton frère Charles qui me parle beaucoup de toi. Quant à tes deux autres frères Othon et Alfred, tu les trouveras à Pétersbourg. Lorsque tu écriras à Weimar, n’oublie pas de parler de moi à l’oncle Maltitz et dis-lui que je me sens l’homme le plus indigne et le plus abominable vis-à-vis de lui. Il m’a écrit deux fois pendant mon séjour à Pétersb<ourg> sans obtenir un mot de réponse de mon exécrable paresse, et Dieu sait pourtant que ses lettres, son souvenir et son amitié me sont bien précieux et bien chers. J’espère pourtant que je réussisse à secouer le cauchemar qui pèse sur notre correspondance.

  Mais avant tout, ma chère Anna, n’oublie pas de présenter mes respects à Madame de Dietrich et de la remercier bien particulièrement en mon nom de toutes les bontés qu’elle a eu pour vous.

  J’aurais encore mille choses à te dire, mais toutes peuvent se réduire à celle-ci: c’est que je vous aime tendrement toutes les trois, que je fais les vœux les plus fervants pour l’heureux succès de votre voyage et que je m’estimerai particulièrement heureux, quand je vous verrai arrivées saines et sauves à Pétersb<ourg>. Je t’embrasse mille et mille fois.

Перевод

Москва

  Моя добрая и милая Анна, воображаю, какое возбуждение произведут среди вас наши сегодняшние письма. Я обещал тебе вызвать вас к нам, как только это окажется возможным, и вот, как видишь, я исполняю свое обещание. Ввиду того, что обстоятельства заставляют нас провести еще и будущую зиму в Петербурге, мы порешили, мама́ и я, выписать вас туда: твоих сестер, чтобы они продолжали свое учение в одном казенном институте, куда великая княгиня берется их поместить, тебя же — имеющую несчастье быть слишком старой — чтобы жить с нами. Льщу себя надеждой, что ты одобришь такое устройство и соблаговолишь простить мне трудности передвижения, которые я вам навязываю. Но, разрешив главный вопрос, я, признаюсь, все же весьма озабочен, каким образом все это должно осуществиться. Мысль, что вам придется совершить это путешествие под охраной человека, которого еще следует отыскать, очень меня заботит. Ты узнаешь от тех, кому мама́ пишет по этому поводу, как мы желали бы все это устроить, но из-за расстояния, разделяющего нас, все указания, которые мы могли бы дать отсюда, поневоле будут слишком недостаточны. Самое верное, как и самое простое, — это поручить вас более чем когда-либо покровительству Божию.

  Здесь все, моя добрая Анна, относятся к тебе и к твоим сестрам с самым живым и нежным интересом: об этом ты можешь судить по нескольким строкам, которые посылают тебе моя мать и сестра¹. Я дал им прочесть твои письма, полученные мною за последнее время, и они доставили им почти такое же удовольствие, как и мне самому. Они любят тебя так, как будто ты постоянно жила с ними.

  Льщу себя надеждой, что, с Божьей помощью, ты найдешь в России больше любви, нежели где бы то ни было в другом месте. До сих пор ты знала страну, к которой принадлежишь, лишь по отзывам иностранцев. Впоследствии ты поймешь, почему эти отзывы, особливо в наши дни, заслуживают малого доверия. И когда потом ты сама будешь в состоянии постичь все величие этой страны и все доброе в ее народе, ты будешь горда и счастлива, что родилась русской².

  Передай от меня тысячу нежностей твоим дядям Ботмер. Я получил недавно длинное письмо от твоего брата Карла, который много говорит о тебе. Что касается двух других твоих братьев — Оттона и Альфреда, то ты встретишь их в Петербурге. Когда будешь писать в Веймар, не забудь сказать обо мне дяде Мальтицу и передать ему, что я чувствую себя по отношению к нему самым недостойным и самым мерзким человеком. Он мне писал два раза во время моего пребывания в Петербурге и не получил ответа из-за моей отвратительной лени, но видит Бог, что его письма, его память и дружба мне в высшей степени ценны и дороги. Надеюсь, однако, что вскоре мне удастся стряхнуть кошмар, тяготеющий над нашей перепиской.

  Но прежде всего, милая Анна, не забудь передать мое почтение госпоже Дитрих и поблагодарить ее от моего имени за всю ее доброту к вам.

  Я еще многое хотел бы сказать тебе, но все это может свестись к одному: я нежно люблю вас всех трех, горячо желаю вам успешного и счастливого путешествия и почту за особенное счастье увидеть вас в Петербурге здравыми и невредимыми. Тысячу и тысячу раз обнимаю тебя.

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается впервые на языке оригинала по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 37. Л. 17–18 об.
  Первая публикация в русском переводе — Изд. М., 1957. С. 387–389.
  Датируется по содержанию. Решение остаться на зиму в Петербурге было принято Тютчевым после того, как он получил известие о предстоящем назначении. 27 июля/8 августа 1845 г. Эрн. Ф. Тютчева писала К. Пфеффелю: «Недавно мы получили определенное известие, что Тютчев этой зимой будет служить при Министерстве гр. Нессельроде в ожидании вакансии за границей» (ЛН-2. С. 214. Перевод с фр.).

¹ Имеется в виду письмо Е. Л. Тютчевой c припиской Д. И. Сушковой (Без даты. Мураново. Ф. 1. Оп. 1. Ед. хр. 642. Перевод с фр.):
  «Милая Анна, твой папа́ сообщил мне о своем намерении привезти вас в Россию, и это внушает мне надежду, что я смогу обнять тебя и твоих милых сестер — это мое самое заветное желание, милое дитя, мне не хотелось бы умереть, не повидав вас; ты, наверное, очень плохо помнишь нас — ты была слишком мала во время вашего приезда в Петербург, а твои сестры и вовсе не могут помнить нас. — Благослови Господь вас всех троих, и Святая Дева Мария защитит и поможет вам добраться до нас в полном здравии. Вашему дедушке, как и мне, тоже не терпится поскорее обнять вас. Прощай, милая, возлюбленная Анна, верь в нежную преданность твоей бабушки Екатерины Тютчевой».
  В своей приписке Д. И. Сушкова также выражала желание увидеться с племянницами.

² А. Ф. Тютчева и в самом деле прониклась глубоким чувством к России и всем сердцем приняла православную веру. И. С. Аксаков, будучи ее женихом, в 1865 г. в письме сочинил шуточный акафист: «Немецкое естество победившая, естество русское превознесшая, от юности славянофильствующе, православия умное чадо, радуйся» (Москва. 1992. № 7–8. С. 159). В другом письме он подчеркивал: «Вера, поэзия, любовь к России, духовное разумение России, упование на Россию, чувство и сознание народности — все у нас общее» (там же. С. 160).