А.К. ТОЛСТОЙ. «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..»
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий1 воздвиг олимпийского славного Зевса!
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый, царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гете великого Фауста создал, который,
В древнегерманской одежде, но в правде глубокой, вселенской,
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,
Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,
Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса?
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,
Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.
Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,
Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света,
Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,
Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь слово,
Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.
O, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,
Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен2,
Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,
И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки
Вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою картины,
Выйдут из мрака все ярче цвета, осязательней формы,
Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье…
Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье,
И, созидая потом, мимолетное помни виденье!
Октябрь 1856
Другие редакции и варианты
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
Воздух, которым мы дышим, исполнен был ими издавна;
В нем они вечно носились, незримые нашему оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса;
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Этот ласкающий взор из-под мрака бровей громоносных,
Мягкий извив бороды и спокойное уст очертанье?
Гёте не собственной мыслию Фауста великого создал,
Фауста, что, в средневековой красе, в человеческой правде,
Сходен с предвечным своим идеалом от слова до слова.
Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,
Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,
Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса?
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельпом пространстве,
Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.
Много живет еще в воздухе форм и невидимых линий,
Много чудесных в нем есть сочетаний и света и звука,
Но передаст их лишь тог, кто умеет и видеть и слышать,
Кто, уловив лишь рисунка изгиб, лишь единое слово,
Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.
О, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,
В темной души глубине бьет звонкий родник вдохновенья!
Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,
Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,
И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки
Явственно вдруг выступают, глубокого полные смысла,
Так пред тобой, развиваясь в тумане, предстанут картины,
Выйдут из мрака всё ярче цвета, осязательней формы,
Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье...
Ты ж в этот миг и гляди и внимай, притаивши дыханье,
И, созидая потом, мимолетное помни виденье.
«Библиотека для чтения».
КОММЕНТАРИИ:
Впервые — «Библиотека для чтения», 1857, № 1, стр. 9.
Об этом стихотворении см. письма Толстого к жене от 6 и 11 октября и 6 декабря 1856 года.
«Очень странно развивать теорию в стихах, — писал Толстой жене 6 октября 1856 г., - но я думаю, что это мне удастся. Так как этот сюжет требует много анализа, я выбрал гекзаметр — самые легкие стихи… а вместе с тем это стихотворение дает мне много труда, — так легко впасть в педантизм». Через два месяца поэт признался ей, что любит это стихотворение, «несмотря на его genre».
1 Фидий (ок. 490–430 гг. до н. э.) — гениальный греческий скульптор, одним из лучших произведений которого считалась статуя Зевса.
2 Слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен. — По преданию, творец «Илиады» и «Одиссеи» был слеп; в античном искусстве его всегда изображали слепым старцем. Л. Бетховен в годы расцвета своего гения почти полностью лишился слуха.
