Брянский край

Князь Серебряный

Глава 28. Расставание

  Едва занялась заря, как уж Перстень поднял шайку.
  — Ребятушки! — сказал он разбойникам, когда они собрались вокруг него и Серебряного. — Настал мне час расстаться с вами. Простите, ребятушки! Иду опять на Волгу. Не поминайте меня лихом, коли я в чем согрубил перед вами.
  И Перстень поклонился в пояс разбойникам.
  — Атаман! — заговорила в один голос вольница, — не оставляй нас! Куда мы пойдем без тебя!
  — Идите с князем, ребятушки. Вы вашим вчерашним делом заслужили вины свои; можете опять учиниться, чем прежде были, а князь не оставит вас!
  — Добрые молодцы, — сказал Серебряный, — я дал царю слово, что не буду уходить от суда его. Вы знаете, что я из тюрьмы не по своей воле ушел. Теперь должен я сдержать мое слово, понести царю мою голову. Хотите ль идти со мною?
  — А простит ли он нас? — спросили разбойники.
  — Это в божьей воле; не хочу вас обманывать. Может, простит, а может, и нет. Подумайте, потолкуйте меж собою, да и скажите мне, кто идет и кто остается.
  Разбойники переглянулись, отошли в сторону и начали вполголоса советоваться. Чрез несколько времени они вернулись к Серебряному.
  — Идем с тобой, коли атаман идет!
  — Нет, ребятушки, — сказал Перстень, — меня не просите. Коли вы и не пойдете с князем, все ж нам дорога не одна. Довольно я погулял здесь, пора на родину. Да мы же и повздорили немного, а порванную веревку как ни вяжи, все узел будет. Идите с князем, ребятушки, или выберите себе другого атамана, а лучше послушайтесь моего совета, идите с князем; не верится мне после нашего дела, чтобы царь и его и вас не простил!
  Разбойники опять потолковали и после краткого совещания разделились на две части. Большая подошла к Серебряному.
  — Веди нас! — сказали они, — пусть будет с нами, что и с тобой!..
  — А другие-то что ж? — спросил Серебряный.
  — Другие выбрали в атаманы Хлопко, мы с ним не хотим!
  — Там все, что похуже, остались, — шепнул Перстень князю, — они и дрались-то вчера не так, как эти!
  — А ты, — сказал Серебряный, — ни за что не пойдешь со мной?
  — Нет, князь, я не то, что другие. Меня царь не простит, не таковы мои винности. Да признаться, и соскучился по Ермаке Тимофеиче; вот уж который год не видал его. Прости, князь, не поминай лихом!
  Серебряный сжал руку Перстня и обнял его крепко.
  — Прости, атаман, — сказал он, — жаль мне тебя, жаль, что идешь на Волгу; не таким бы тебе делом заниматься.
  — Кто знает, князь, — ответил Перстень, и отважный взор его принял странное выражение, — бог не без милости, авось и не всегда буду тем, что теперь!
  Разбойники стали приготовляться к походу.
  Когда взошло солнце, на берегу речки уже не было видно ни шатра, ни людей Басманова. Федор Алексеевич поднялся еще ночью, чтобы первому принести царю известие об одержанной победе.
  Прощаясь с товарищами, Перстень увидел возле себя Митьку.
  — Прости ж и ты, губошлеп! — сказал он весело, — послужил ты вчера царю за четверых, не оставит он тебя своей милостью!
  Но Митька, как бы в недоумении, почесал затылок.
  — Ну что? — спросил Перстень.
  — Ничаво! — отвечал лениво Митька, почесывая одною рукой затылок, другою поясницу.
  — Ну, ничего так ничего! — И Перстень уже было отошел, как Митька, собравшись с духом, сказал протяжно:
  — Атаман, а атаман!
  — Что?
  — Я в Слободу не хочу!
  — Куда ж ты хочешь?
  — А с тобой!
  — Нельзя со мной; я на Волгу иду.
  — Ну и я на Волгу!
  — Зачем же не с князем?
  Митька подвинул одну ногу вперед и уставился, как бы в замешательстве, на свой лапоть.
  — Опричников, что ли, боишься? — спросил насмешливо Перстень.
  Митька стал почесывать то затылок, то бока, то поясницу, но не отвечал ничего.
  — Мало ты их видел? — продолжал Перстень, — съели они тебя, что ли?
  — Нявесту взяли! — проговорил нехотя Митька.
  Перстень засмеялся.
  — Вишь, злопамятный! не хочет с ними хлеба-соли вести! Ну, примкнись к Хлопку.
  — Не хочу, — сказал решительно Митька, — хочу с тобой на Волгу!
  — Да я не прямо на Волгу!
  — Ну и я не прямо!
  — Куда ж ты?
  — А куда ты, туда и я!
  — Эх, пристал, как банный лист! Так знай же, что мне сперва надо в Слободе побывать!
  — Зачем? — спросил Митька и выпучил глаза на атамана.
  — Зачем! Зачем! — повторил Перстень, начиная терять терпение, — затем, что я там прошлого года орехи грыз, скорлупу забыл!
  Митька посмотрел было на него с удивлением, но тотчас же усмехнулся и растянул рот до самых ушей, а от глаз пустил по вискам лучеобразные морщины и придал лицу своему самое хитрое выражение, как бы желая сказать: меня, брат, надуть не так-то легко; я очень хорошо знаю, что ты идешь в Слободу не за ореховою скорлупою, а за чем-нибудь другим! Однако он этого не сказал, а только повторил, усмехаясь:
  — Ну и я с тобой!
  — Что с ним будешь делать! — сказал Перстень, пожимая плечами. — Видно, уж не отвязаться от него, так и быть, иди со мной, дурень, только после не пеняй на меня, коли тебя повесят!
  — А хоча и повесят! — отвечал Митька равнодушно.
  — Ладно, парень. Вот за это люблю! Прощайся же скорей с товарищами, да и в путь!
  Заспанное лицо Митьки не оживилось, но он тотчас же начал неуклюже подходить к товарищам и каждого, хотевшего и не хотевшего, чмокнул по три раза, кого добровольно, кого насильно, кого загребая за плечи, кого ухватив за голову.
  — Атаман, — сказал Серебряный, — стало, мы с тобой по одной дороге?
  — Нет, боярин. Где я пройду, там тебе не проехать. Я в Слободе буду прежде тебя, и если бы мы встретились, ты меня не узнавай; а впрочем, мы и не встретимся; я до твоего приезда уйду; надо только кое-какие дела покончить.
  Серебряный догадался, что у Перстня было кое-что спрятано или зарыто в окрестностях Слободы, и не настаивал.
  Вскоре два отряда потянулись по двум разным направлениям.
  Больший шел за Серебряным вдоль речки по зеленому лугу, еще покрытому следами вчерашней битвы, и за ним, повеся голову и хвост, тащился Буян. Он часто подбегал к Серебряному, жалобно повизгивал и потом оборачивался на свежий могильный холм, пока наконец не скрыли его из виду высокие камыши.
  Другой, меньший отряд пошел за Хлопко.
  Перстень удалился в третью сторону, а за ним, не спеша и переваливаясь с боку на бок, последовал Митька.
  Опустела широкая степь, и настала на ней прежняя тишина, как будто браный гул и не возмущал ее накануне. Только кой-где паслись разбежавшиеся татарские кони да валялись по пожарищу разбросанные доспехи. Вдоль цветущего берега речки жаворонки по-прежнему звенели в небесной синеве, лыски перекликались в густых камышах, а мелкие птички перепархивали, чирикая, с тростника на тростник или, заливаясь песнями, садились на пернатые стрелы, вонзившиеся в землю во время битвы и торчавшие теперь на зеленом лугу, меж болотных цветов, как будто б и они были цветы и росли там уже бог знает сколько времени.