Брянский край

Бог и Баядера

  Магадев¹, земли владыка,
  К нам в шестой нисходит раз,
  Чтоб от мала до велика
  Самому изведать нас;
  Хочет в странствованье трудном
  Скорбь и радость испытать,
  Чтоб судьею правосудным
  Нас карать и награждать.
Он, путником город обшедши усталым,
Могучих проникнув, прислушавшись к малым,
Выходит в предместье свой путь продолжать.

  Вот стоит под воротами,
  В шелк и в кольца убрана,
  С насурмлекными бровями,
  Дева падшая одна.
  «Здравствуй, дева!» — «Гость, не в меру
  Честь в привете мне твоем!»
  «Кто же ты?» — «Я баядера²,
  И любви ты видишь дом!»
Гремучие бубны привычной рукою,
Кружась, потрясает она над собою
И, стан изгибая, обходит кругом.

  И, ласкаясь, увлекает
  Незнакомца на порог:
  «Лишь войди, и засияет
  Эта хата как чертог;
  Ноги я твои омою,
  Дам приют от солнца стрел,
  Освежу и успокою,
  Ты устал и изомлел!»
И мнимым страданьям она помогает,
Бессмертный с улыбкою все примечает,
Он чистую душу в упадшей прозрел.

  Как с рабынею, сурово
  Обращается он с ней,
  Но она, откинув ковы,
  Все покорней и нежней,
  И невольно, в жажде вящей
  Унизительных услуг,
  Чует страсти настоящей
  Возрастающий недуг.
Но ведатель глубей и высей вселенной,
Пытуя, проводит ее постепенно
Чрез негу, и страх, и терзания мук.

  Он касается устами
  Расписных ее ланит —
  И нежданными слезами
  Лик наемницы облит;
  Пала ниц в сердечной боли,
  И не надо ей даров,
  И для пляски нету воли,
  И для речи нету слов.
Но солнце заходит, и мрак наступает,
Убранное ложе чету принимает,
И ночь опустила над ними покров.

  На заре, в волненье странном,
  Пробудившись ото сна,
  Гостя мертвым, бездыханным
  Видит с ужасом она.
  Плач напрасный! Крик бесплодный!
  Совершился рока суд,
  И брамины³ труп холодный
  К яме огненной несут.
И слышит она погребальное пенье,
И рвется, и делит толпу в исступленье…
«Кто ты? Чего хочешь, безумная, тут?»

  С воплем ринулась на землю
  Пред возлюбленным своим:
  «Я супруга прах объемлю,
  Я хочу погибнуть с ним!
  Красота ли неземная
  Станет пеплом и золой?
  Он был мой в лобзаньях рая,
  Он и в смерти будет мой!»
Но стих раздается священного хора:
«Несем мы к могиле, несем без разбора
И старость и юность с ее красотой!

  Ты ж ученью Брамы веруй:
  Мужем не был он твоим,
  Ты зовешься баядерой
  И не связана ты с ним.
  Только женам овдовелым
  Честь сожженья суждена,
  Только тень идет за телом,
  А за мужем лишь жена.
Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,
Вы в пламени юношу, боги, примите,
Примите к себе от последнего сна!»

  Так, ее страданья множа,
  Хор безжалостно поет,
  И на лютой смерти ложе,
  В ярый огнь, она падет;
  Но из пламенного зева
  Бог поднялся, невредим,
  И в его объятьях дева
  К небесам взлетает с ним.
Раскаянье грешных любимо богами,
Заблудших детей огневыми руками
Благие возносят к чертогам своим.

Август-сентябрь 1867

КОММЕНТАРИИ:

  К переводу А.К. Толстого: Иоганн Вольфганг Гёте. «Бог и Баядера»
  Впервые — РВ, 1867, № 9, стр. 259—262, под заглавием «Магадева и баядера» и с датой: Веймар, 17(29) сентября 1867 года.
  Печатается по изд. 1876, т. 2, стр. 397—401, но с подзаголовком, который является переводом гётевского и пропущен в этом издании, по-видимому, по недосмотру.
  Перевод стихотворения «Der Gott und die Bayadere». Дата в журнале отмечает момент завершения работы. Сам Толстой так оценил свой перевод: «вышло по-русски очень гармонично, и, мне кажется, переносит вполне читателя в желаемую сферу, тождественную с оригиналом» (письмо к жене, сентябрь 1867 г.).

  Толстой высоко ценил Гёте и, по свидетельству С. А. Толстой, несколько раз обращался к мысли о переводе «Фауста» и «даже начинал его. Много мы о нем говорили» (письмо к А. А. Фету от 5 февраля 1881 г. — изд. 1937, стр. 782). Однако до нас дошли лишь многочисленные варианты нескольких строк, переведенных Толстым из «Фауста».

¹ Магадев (инд. миф.) — прозвище одного из трех главных индийских богов Шивы; другие два — Брама (Брахма) и Вишну.

² Баядера — восточная танцовщица.

³ Брамины — одна из наиболее привилегированных каст в Индии.