Брянский край

И. С. Аксакову

16 октября 1871 г. Петербург

Петербург. 16 октября <18>71

  Друг мой, Иван Сергеевич. Мне трудно было бы вам выразить, с каким нетерпением все мы здесь ждем вашей статьи¹. Все чувствовали здесь, что первое русское слово по этому вопросу по праву принадлежало вам, и все радуются теперь, что слово это будет сказано… Но из чего вы взяли, что мое воззрение на происходящее движение расходится с вашим? Мне кажется, изо всего мною писанного в последнее время, и к вам и к Анне, вы должны были бы прийти к совершенно противуположному заключению. — Нет, никто, смело скажу, сознательнее не убежден, чем я, что весь смысл современного движения исключительно определится его отношением к Вселенскому православию. — Поймут ли эти протестующие против папской власти, что только именем Вселенской православной церкви они законно и авторитетно могут протестовать против нее, что иначе их протест не что иное, как личное мнение, т. е. новый вид уже раз не удавшегося протестантизма, и что на этом уже подорванном основании все движение должно непременно оказаться несостоятельным, т. е. разрешиться или возвращением к Римской курии, или присоединением к одному из толков протестантского учения, и что этот последний исход не будет меньшим торжеством для Рима, чем первый. — Все это неоспоримо — и с нашей стороны должно быть высказано самым положительным образом.

  О пошлом раболепстве перед Западом не может быть и речи — где бы то ни было, в Москве ли, в Петербурге ли, это совершенно безразлично. — Но есть чувство человеческой справедливости, не говоря уже о еще высшем чувстве христианской любви. Вот в силу-то этих побуждений нельзя не признать, что в совершающемся кризисе усилие и жертва, требуемые от участвующих в оном, суть самые громадные, которые когда-либо возлагались на человеческую природу, что факт отречения от тысячелетней истории, если оный состоится, будет фактом беспримерным — и что вследствие уже одной этой громадности факта можно, пожалуй, отчаиваться в возможности его осуществления. — Вот это-то сознание, кажется мне, должно определить и наше отношение к делу. — Не к нам они возвратятся, а к православию, к Вселенскому православию, а между им и нами куда какой огромный промежуток, так что не худо было бы нашею предварительною исповедью в наших собственных грехах — страшных грехах опущения — вызвать и их на исповедь их прошедшей греховности. Всего старательнее должны мы избегать — для успеха дела — всё, что имело бы вид, что мы — сознательно или бессознательно — отождествляем православие с нашею историческою личностию, и для того мне хотелось бы, чтобы при данном случае мы чистосердечно высказали бы, во всеуслышание, все наши раны и все наши немочи, — но, конечно, оглашение подобной исповеди едва ли бы могло состояться в правительственной русской области…

  Теперь два слова о способе издания вашей статьи. Я говорил об этом с Осининым², и вот к какому мы пришли заключению. Немецкий текст можно бы было прямо отправить в редакцию «Рейнского Меркурия», и хотя Осинин нимало не сомневается в его готовности к содействию, но он говорил, что он знает наверное, что редакция вышесказ<анной> газеты завалена материалом и поэтому появление вашей статьи может быть от этого замедлено или, во всяком случае, будет печататься по частям, что повредило бы совокупному впечатлению. По-моему, целесообразнее было бы напечатать немецкий текст в Берлине, у Бока, и разослать несколько экземпляров ко всем первенствующим личностям движения, на которые Осинин нам укажет, а в числе их и в некоторые редакции сочувственных газет, что всего вернее и всего ближе поведет к ознакомлению немецкой публики с предлагаемой ей брошюрою. — Но все это должно быть сделано скоро и безотлагательно.

  Здесь, еще раз, мы с крайним нетерпением ждем вашей посылки, — будут чтения, и не в одном, а в разных кружках — первое, я полагаю, у кн. Оболенского, которому я вчера передал письмо ваше… Ревностное содействие Анны я вполне понимаю и разделяю. Что ее перевод будет очень хорош, в том не сомневаюсь, вот что значит родиться немкою…³ Следовало бы поспешить и чешским переводом — там ваше семя упадет, конечно, не на камень и никакие птицы небесные не расклюют его, хотя, по-видимому, на бедных чехов скоро налетят целые стаи разных птиц и снова примутся клевать их. — Что выйдет из этого нового поворота дела — и до какого бешенства должна еще дойти эта племенная враждебность? О, христианство, сколько предстоит тебе трудов и подвигов — и как отрезвить и умиротворить все это одуревшее человечество?

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается впервые по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 83–86 об.
  Год написания устанавливается по содержанию (см. примеч. 1).

¹ Тютчев настаивал на том, чтобы Аксаков посвятил специальный труд расколу в католической церкви по вопросу о свободе совести и непогрешимости папы, а также проблеме взаимоотношения православной и католической церквей. Отчасти Аксаков сделал это в статье, написанной в форме послания к Дёллингеру («Письмо к доктору богословия и профессору Дёллингеру по поводу программы, рассмотренной и утвержденной конгрессом старокатоликов в Мюнхене 9/21 сентября 1871 г., одного из православных мирян»). Статья была напечатана с цензурными искажениями (Православное обозрение. 1871. Т. II); в полном виде вышла отдельным изданием на немецком языке в переводе А. Ф. Аксаковой «Brief an Döllinger von einem Laien der russischen orthodoxen Kirche aus Moskau». Berlin, 1872 (см. ЛН-2. С. 640).

² И. Т. Осинин — профессор Петербургской духовной академии. В сентябре 1871 г. присутствовал на проходившем в Мюнхене конгрессе представителей католической оппозиции папе римскому, где был принят как делегат православной церкви, хотя официально таковым не являлся.

³ См. примеч. 1.