Брянский край

Е. Ф. Тютчевой

7 сентября 1871 г. Петербург

Pétersbourg. Ce mardi. 7 sep<tem>bre

  Non, ma fille, vous avez tort de m’accuser d’un manque de bonne volonté épistolaire, car j’étais bien décidé à vous écrire aujourd’hui, — même avant d’avoir reçu votre dernière lettre qui m’est parvenue hier… Je t’en remercie, ainsi que de la note, qui l’accompagne, que je vais utiliser de ce pas, si bien que tu ne tarderas pas à recevoir une grosse lettre, chargée à ton adresse, qui contiendra et la procuration pour Miloutine¹, et les valeurs que j’envoie à Anna. Comme ces valeurs dépassent de cinq cents roubles la somme qu’Anna m’avait demandée, c’est sur cet argent que je prierai Anna de te rembourser les cinquante roubles que tu m’avais prêtés.

  Je plains bien cette pauvre Anna d’être obligée de prolonger outre mesure sa villégiature de Спасское² et pense avec une satisfaction sympathique au confort dont vous êtes entourées dans la maison Miloutine, et qui vous est si nécessaire à toutes les deux, ta tante et toi. En Russie les choses, qui ont rapport au climat, sont arrangées de telle sorte que l’hiver apparaît toujours comme un port qui accueille, pour les abriter, tous les naufragés de l’été… Aussi, quand on y est, ce n’est pas sans une appréhension pénible que l’on pense à tout ceux qui sont encore en mer, et qu’on voudrait déjà voir rentrés…

  En me parlant de Jean, tu ne me dis pas, s’il a été mis en possession de la lettre que je lui avais adressée par ton intermédiaire, et dont le contenu n’était pas sans quelque importance. Aussi suis-je étonné qu’il n’ait pas répondu jusqu’à présent à cette lettre…

  Ici, comme chez vous, je suppose, le temps est encore assez beau. La belle saison s’éloigne à reculons et comme n’osant pas nous tourner décidément le dos — comme cela se pratiquait à de certaines Cours autrefois, comme à la Cour de Sardaigne, p<ar> ex<emple>, où je me vois encore me retirant à reculons devant la Reine d’alors, jusqu’à ce que, parvenu jusqu’à la moitié de la salle qui était très spacieuse, j’eusse perdu toute conviction, et que pour la ressaisir je me fusse décidé à tourner bravement le dos à la Reine³.

  La ville est encore assez déserte. — Il y a du monde à Tsarskoïé où j’ai été l’autre jour. La pauvre Mad<ame> Karamzine s’y mourait. Elle doit être morte à l’heure qu’il est…⁴ Ce n’aura pas été sans peine…

  J’ai été tout ce temps-ci occupé conjointement avec le Brochet à nettoyer ce que maman appelle, avec quelque exagération, les écuries d’Augias…⁵ En ce moment c’est presqu’aussi propre que la rue où il faudrait se résigner à loger, si on désertait la susdite écurie.

  Bonjour, ma fille chérie. Embrasse ta tante, et que Dieu v<ou>s garde toutes les deux…

Перевод

Петербург. Вторник. 7 сентября

  Нет, дочь моя, ты несправедливо упрекаешь меня в эпистолярной лености, ибо я твердо решил написать тебе сегодня, — даже не получив еще твоего последнего письма, прибывшего вчера… Благодарю тебя за него, а также за приложенную к нему записку, которую я не замедлю использовать, так что скоро ты получишь на свой адрес ценный пакет с доверенностью для Милютина¹ и с облигациями для Анны. Поскольку эти облигации на пятьсот рублей перекрывают собою сумму, которую попросила у меня Анна, я поручу ей вернуть тебе из этих денег пятьдесят рублей, что ты мне ссудила.

  Мне очень жаль бедную Анну, чье дачное существование в Спасском² в силу обстоятельств чересчур затягивается, и я с душевным удовлетворением думаю о комфорте, которым вы окружены в доме Милютина и который столь необходим вам обеим, тебе и твоей тетушке. В России вся сторона быта, связанная с климатом, устроена таким образом, что зима всегда предстает некой гаванью, которая принимает и укрывает всех, кого измотало лето… Поэтому-то, находясь уже в гавани, с мучительной тревогой думаешь о тех, кто еще в море, и ждешь не дождешься, чтобы они вернулись…

  Говоря о Ване, ты ничего не сообщаешь о том, получил ли он письмо, которое я послал ему на твой адрес и в котором содержалось кое-что важное. Меня удивляет, почему он до сих пор на него не ответил…

  Здесь, как наверное и у вас, еще держится довольно хорошая погода. Красное лето удаляется раком, словно не осмеливаясь решительно повернуться к нам спиной, — как это было заведено прежде при некоторых дворах, например, при дворе Сардинии, где я, помнится, пятился задом от тогдашней королевы до тех пор, пока, допятившись до середины громадной залы, до такой степени не спутался, что, дабы определиться в пространстве, дерзнул повернуться к королеве спиной³.

  В городе еще довольно безлюдно. — В Царском, где я давеча побывал, кое-кто есть. Бедная госпожа Карамзина была в агонии. Сейчас она, должно быть, уже отошла…⁴ Отмучилась…

  Все это время мы вместе с Щукой занимались чисткой того, что мама́, с некоторой долей преувеличения, называет Авгиевыми конюшнями…⁵ Теперь здесь почти так же просторно, как на улице, где нам пришлось бы обретаться, если бы мы съехали с вышеназванной конюшни.

  Прощай, моя милая дочь. Обними за меня тетушку, и да хранит вас обеих Господь…

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается впервые полностью по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 101–102 об.
  Первая публикация — в русском переводе, отрывок: Пигарев. С. 371; на языке оригинала и в русском переводе, отрывок (ошибочно в составе письма к Е. Ф. Тютчевой от 22 сентября 1871 г.): ЛН-1. С. 478–479.
  Год написания устанавливается по содержанию: см. примеч. 2 и 4.

¹ Милютин, владелец дома в Пименовском переулке в Москве, где жили Сушковы и Е. Ф. Тютчева, нередко исполнял, по их доверенности, разные деловые поручения.

² А. Ф. Аксакова жила на даче в Спасском (дачная местность под Москвой) летом 1871 г.

³ Воспоминание Тютчева относится к тому времени, когда он (с конца 1837 по 1839 г.) состоял старшим секретарем и поверенным в делах русской миссии при дворе сардинского короля Карла Альберта и его жены королевы Марии Терезы.

⁴ А. И. Карамзина, жена тайного советника и сенатора В. Н. Карамзина, умерла 9 сентября 1871 г.

⁵ Согласно древнегреческому мифу, очистка скотного двора царя Авгия была одним из подвигов Геракла. Авгиевы конюшни, не чистившиеся много лет, Геракл очистил за один день, перегородив плотиной реку Алфей и направив ее воды на скотный двор.