18 декабря 1867 г. Петербург
Петерб<ург>. 18 декабря
Друг мой Иван Сергеич.
При такой живой грамоте, как возвращающийся к вам И. К. Бабст, всякая моя приписка совершенно лишняя. Впрочем, положение достаточно ясно. — Последнее слово все-таки за вами, т. е. за печатью, за общественным мнением, и этим успехом вы обязаны единственно самому себе1. Даже в официальной среде кредит Валуева по делу печати подорван. Все поняли дикую несообразность подчинить всю мыслящую Россию личному произволу этого крайне ограниченного пустого фразера, отсталого на тридцать лет от современного движения и к тому еще по всем главным вопросам идущего наперекор правительственной системе. — Так что можно надеяться, что при первом удобном случае это зреющее сознание негодности теперешнего контроля по делу печати перейдет в положительный протест.
Толки об удалении князя Горчакова угомонились. Вся эта кутерьма вышла вследствие глупой истории с Акинфьевой2, за которую государь досадует на Горчакова, да и не без причины. Но об замещении его кем-нибудь другим государь, вероятно, и не думал. — Хотя при дворе есть люди, которым популярность князя весьма не по душе, но на этот раз их происки, вероятно, не достигнут предполагаемой цели.
Что касается до нашей иностранной политики, то она, слава Богу, как-то попала на хорошую колею — римский вопрос все более и более определяется так, как вы его уразумели3. Он ляжет непременно поперек вопроса национальностей и страшно усложнит предстоящую борьбу. — При прощальном свидании с Наполеоном Будберг, чтобы уяснить себе настоящие отношения его к римскому вопросу, поздравил Наполеона с таким энергическим заявлением католического чувства во Франции4, на что Наполеон сделал гримасу и отвечал, что в этом заявлении много посторонней примеси. Словом сказать, Наполеонова личная политика на буксире у клерикальной партии, но эта партия все-таки увлечет его — тем скорее, что она сделалась единственным союзником французского интереса во всей Европе. Уже в Рейнских провинциях это влияние начинает обозначаться. То же скоро будет и в Южной Германии — и в Бельгии — и повсюду.
Здесь с нетерпением ждут появления «Москвича»5. Если подписка идет в уровень с вашею популярностию, то вас можно поздравить с блистательным успехом.
Простите. Анну обнимаю. Знаю, что ее здоровье удовлетворительно, но прошу ее еще долго и долго беречь себя.
Вам от всей души пред<анный>
Ф. Тчв
Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 2. Ед. хр. 25. Л. 38–39 об.
Первая публикация — ЛН-1. С. 317–318.
Год написания устанавливается по содержанию (см. примеч. 1 и 3).
1 Подразумевается ответ Аксакова на второе предостережение, полученное «Москвой» (см. письмо 396, примеч. 4).
2 А. М. Горчаков был влюблен в свою внучатую племянницу Н. С. Акинфиеву, что дало пищу для светских пересудов.
3 В передовой статье «Москвы» от 2 декабря 1867 г. (№ 193) Аксаков писал: «Франция вступила в тесный, неразрывный союз с папством. Наполеониды и папы, цезаризм и папизм подали, повинуясь непреложному ходу истории, друг другу руку на жизнь и смерть».
4 Вероятно, имелась в виду речь государственного министра Франции Эжена Руэ, заявившего в Законодательном собрании: «Италия никогда не будет обладать Римом», «Франция всегда будет охранять светскую власть папы, обеспечит за ним Рим и Церковную область» (Аксаков цитировал эти слова в указ. статье — см. примеч. 3).
5 Сразу же после приостановки «Москвы» один из ее сотрудников, П. Н. Андреев, получил разрешение на издание новой газеты — «Москвича»; первый номер вышел 23 декабря 1867 г. «Москвич» явился продолжением «Москвы»; номинально редактором его значился Андреев, фактически же им оставался Аксаков. Об обстоятельствах возникновения этой газеты и о ее дальнейшей судьбе см.: письмо 406, примеч. 2; письмо 409, примеч. 2-4.