15 февраля 1866 г. Петербург
С.-Петербург. 15 февраля <18>66
На этот раз к вам обращаюсь с письмом моим, друг мой Александр Иваныч. — Прежде всего поговорим о ваших личных интересах и отношениях1. Делянов обещал мне положительно при первом свидании с Свечиным расспросить его касательно предполагаемых изменений в управлении здешних женских гимназий и хлопотать за вас, если представится к этому случай… Делянов поручил мне даже передать вам уверение, что он имеет вас постоянно в виду и не упустит первой возможности, которая представится для определения вашего на такое место, которое было бы достойно вас. Он вообще чрезвычайно хорошо расположен к вам, и вы можете на него рассчитывать… Мне кажется, что не худо бы было, если бы вы написали к нему несколько строк и собственноручно заявили бы, чего вы желаете…
Теперь перейдем от частного к общему… Здесь уже знают о положительном отказе графа Фландрского, и вчера уже отправлены были кн. Горчак<овым> инструкции его по делу совершившегося переворота в Княжествах2. Вот наш взгляд на теперешнее положение дела.
Мы, разумеется, будем решительно противудействовать всякой иностр<анной> кандидатуре, которой, впрочем, кроме Франции, никто и не желает — да и осуществление которой не представляет вероятия, потому что трудно же будет какому-либо члену из царствующих в Европе домов решиться сделаться вассалом Оттоманской Порты. А признать за Княжествами самостоятельное политическое существование — это значило бы приступить к окончательному разделу Турции, на что никто не отважится3. — Раз же устранив иностр<анную> кандидатуру, можно рассчитывать, что сила естественных стремлений возьмет верх над искусственными комбинациями и приведет к разъединению обоих Княж<еств>, каковой исход есть единственно согласный с нашими существенными интересами… Мы не имеем никакого повода созидать на Востоке искусственные политические самостоятельности и скреплять чуждыми нам династическими интересами. Это было бы столько же противно истории, сколько и России. Для органического строя всей этой области православного Востока, или, лучше сказать, всей Восточной Европы, пора бы наконец понять, хоть нам по крайней мере, что тут места нет отдельным державствам, как в Западной Европе, — что для всех этих земель и племен нет и быть не может законной верховной власти вне России, вне русского единодержавия, и что всякая попытка созидать там какие бы то ни было организации, отрешенные от нас — от органической солидарности с нами, — никогда ни к чему не поведут, т. е. ни к чему прочному.
Я знаю, политическое наше самосознание до такой степени помутилось вследствие последних обстоятельств, что этот взгляд покажется чем-то нелепым — несообразным. Но это значит только то, что мы в данную минуту спустились в какую-то лощину, которая преграждает нам всякий свободный взгляд — вдаль и на окрестность.
Здесь считают падение Кузы щелчком для французской политики, которая в последнее время, особенно по этому вопросу, очень тяготела над бедною самостоятельностию Порты. И теперь, вероятно, это минувшее давление вызовет реакцию. — Во всех предстоящих возможных замешательствах мы, кажется, можем рассчитывать на совокупность действия с Англией, сближение с которой все более и более обличается по всем вопросам…
Вот вам, любезнейший Александр Иваныч, приблизительно по крайней мере, определения высоты в настоящую минуту. Рассчитываем на сочувствие и поддержку «Московских ведомостей».
Вчера в заседании Главного управления по делам печати мы решительно доконали «Русское слово», определивши ему третье предостережение4. Я, как вы знаете, враг подобных экзекуций — но что прикажете делать? Сама печать виновата, и первые вы — не противудействуя всей этой неурядице и бесчинствам, а там, где Разум не действует, поневоле надо прибегнуть к Дубинке, что, однако же, очень прискорбно.
Прошу милую Marie простить мне это длинное, скучное письмо. — Не замедлю отнестись к ней прямо.
Простите. Господь с вами.
Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 28–31 об.
Первая публикация — ЛН-1. С. 398–399.
1 А. И. Георгиевский вспоминал об одной из встреч с Ф. И. Тютчевым в Москве: «…мы много толковали о различных планах относительно перехода моего на службу в Петербург в Министерство народного просвещения, и Тютчев тем более рассчитывал на успешность наших планов, что тем временем И. Д. Делянов был назначен товарищем министра народного просвещения» (ЛН-2. С. 155).
2 Дунайские княжества (Молдавия и Валахия) — один из объектов соперничества Турции, Австрии и России в борьбе за влияние на Балканах; находились под властью Турции и вместе с тем под протекторатом держав, подписавших Парижский мирный договор 1856 г.; при этом оба княжества должны были сохранять полную автономию по отношению друг к другу. Однако в 1859 г. и Молдавия, и Валахия избрали на пост господаря одно лицо — полковника Александра Кузу, который провел их фактическое объединение в сфере административной и военной. Державы-покровительницы, а за ними и Турция были вынуждены признать это объединение, но лишь на время правления Кузы. Тем не менее в декабре 1861 г. Куза официально провозгласил объединение княжеств. 11/23 февраля 1866 г. Куза был свергнут с престола в результате заговора коалиции сил, недовольных проведенными им внутренними реформами. После свержения Кузы коалиция, совершившая этот переворот, спешила узаконить его в глазах европейских государств, сохранив при этом, путем уступок интересам этих государств, фактическое объединение Молдавии и Валахии, достигнутое Кузой. Одной из уступок было решение об избрании на престол «Соединенных Дунайских княжеств» иностранного кандидата (такой кандидат был нужен европейским державам, чтобы контролировать положение в княжествах). Господарем был провозглашен гр. Филипп Фландрский, второй сын бельгийского короля, однако он отверг предложенный ему трон, после чего господарем был избран Карл Людвиг Гогенцоллерн.
3 Хотя объединение двух Дунайских княжеств было признано Турцией в 1861 г., они продолжали оставаться под ее сюзеренитетом и платили ей дань.
4 14 февраля 1866 г. Совет Главного управления по делам печати объявил, в соответствии с законом от 6 апреля 1865 г., третье предостережение демократическому журналу «Русское слово», а 16 февраля журнал был приостановлен на пять месяцев и на этом фактически прекратил свое существование (Материалы о цензуре и печати. Ч. II. С. 124–125).