Брянский край

Е. Ф. Тютчевой

10 ноября 1863 г. Петербург

Pétersbourg. Dimanche. 10 9^bre1

  Ma fille chérie, ce n’est que par ta lettre à la C<om>tesse A<ntoinette> Bloudoff que j’ai appris que tu as été malade, et bien que tu dises dans cette lettre que maintenant tu vas mieux, cette assurance m’aurait médiocrement rassuré, si l’ami Щебальск<ий>² n’était venu ce matin me donner de tes nouvelles à titre de témoin oculaire. C’est pourtant quelque chose de bien triste et de bien déplorable, qu’une santé comme la tienne, je devrais dire comme la vôtre!³ — Il y a eu plus d’une bonne fée à votre berceau, mais, évidemment, celle de la santé était occupée ailleurs.

  Les lignes que je t’écris là coïncideront, je suppose, avec l’arrivée d’Anna à Moscou⁴. Si vous parvenez à vous voir, je vous charge de vous embrasser mutuellement de ma part. Je me réjouis beaucoup du retour d’Anna. Elle me manquait, bien que sa présence la plupart du temps soit si peu réelle p<our> moi. C’est un peu l’histoire de cet homme qui avait pris l’habitude de fumer sa pipe une fois par semaine, les samedis, je crois, et qui prétendait être tellement dominé par cette habitude qu’il lui aurait été impossible d’y renoncer.

  Ici nous sommes plus que jamais sous le coup de la grande préoccupation générale, le congrès⁵. Le moment est des plus solennels. C’est le va-banque de Napoléon vis-à-vis de l’Europe. Il devrait perdre à coup sûr, si la misérable Europe n’était pas ce qu’elle est. — La lettre de l’Emp<ereur> en réponse à la circulaire Napol<éonienne> a été expédiée ces jours-ci⁶. Elle est digne, sincère et pourtant évasive. J’ai appris que Morny⁷, qui a pour spécialité d’être le partisan de la Russie, avait écrit ici — p<our> nous conjurer, au nom de notre intérêt, bien entendu, de ne pas nous refuser au congrès, disant que l’acceptation du congrès par la Russie était dans les vœux de tous ses véritables amis, comme la non-acceptation était tout l’espoir de ses adversaires. — On ne comprend pas qu’il y ait tant de niaiserie au fond de toute cette rouerie. En attendant on sait que Budberg n’a pas été compris dans les invitations de Compiègne⁸. On a pris p<our> prétexte à cette omission la scarlatine qui règne dans sa maison.

  Mais ceci me ramène à ta santé, à toi. Je n’ai pas besoin de te dire que j’en attends des nouvelles non sans quelqu’impatience. La mienne est à l’avenant de la saison. C’est tout dire. Dieu v<ou>s garde, ma fille.

Перевод

Петербург. Воскресенье. 10 ноября¹

  Моя милая дочь, только из твоего письма к графине Антуанетте Блудовой узнал я, что ты была больна, и хотя в этом письме ты сообщаешь, что теперь тебе лучше, это заверение не очень бы меня успокоило, если бы наш друг Щебальский² не посетил меня сегодня утром и не рассказал о твоем здоровье как очевидец. Как все-таки меня печалит и огорчает твое здоровье, вернее сказать, ваше здоровье!³ — Не одна добрая фея побывала у вашей колыбели, но фея здоровья была, видно, занята где-то в другом месте.

  Строки, которые я пишу, возможно, прибудут в Москву одновременно с Анной⁴. Если вам удастся увидеться, поручаю вам обнять за меня друг друга. Я очень рад, что Анна возвращается. Мне не хватало ее, хотя когда она здесь, общество ее для меня, как правило, редко является реальностью. Это как в истории с человеком, который раз в неделю, кажется, по субботам, привык курить трубку и уверял, будто эта привычка стала столь неодолимой, что он был бы не в состоянии от нее отказаться.

  Здесь мы более чем когда-либо поглощены тем, что занимает все умы — конгрессом⁵. Момент этот — из самых значительных. Это ва-банк Наполеона по отношению к Европе. Он наверняка бы проиграл, если бы жалкая Европа не была тем, чем сейчас является. — Письмо государя в ответ на наполеоновский циркуляр отправлено на днях⁶. Это ответ достойный, искренний и, вместе с тем, уклончивый. Я узнал, что Морни⁷, чья специальность — быть сторонником России, писал сюда, заклиная нас, разумеется, в наших же интересах, не отказываться от участия в конгрессе, уверяя, что все подлинные друзья России уповают на ее согласие участвовать в нем, точно так же, как все ее противники надеются на ее несогласие. — Трудно понять, сколько идиотизма за всем этим цинизмом. Пока же известно, что Будберг не получил приглашения в Компьен⁸. Предлогом для этого послужило то, что у него в семье скарлатина.

  Но это возвращает меня к разговору о тебе, о твоем здоровье. Нет надобности говорить тебе, что я не без нетерпения жду известий о нем. Мое здоровье находится в соответствии с временем года. Этим все сказано. Да хранит тебя Бог, дочь моя.

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 25–26 об.
  Первая публикация — ЛН-1. С. 463–464.

¹ Тютчев датировал письмо (10. 9^bre) в соответствии с древнеримским календарем, по которому ноябрь — девятый месяц года; novem — девять (лат.).

² Историк и публицист П. К. Щебальский был близким знакомым Сушковых и Тютчевых.

³ Все дочери Тютчева обладали слабым здоровьем, что немало его тревожило.

⁴ В середине ноября 1863 г. А. Ф. Тютчева возвратилась через Москву в Петербург из поездки на юг России.

⁵ 24 октября/5 ноября 1863 г. Наполеон III предложил созвать конгресс европейских держав (см. письмо 263, примеч. 3).

⁶ Об ответе России на приглашение участвовать в предполагаемом конгрессе см.: письмо 264 и примеч. 4 к нему.

⁷ Французский политический деятель герцог Ш. Морни был известен своими симпатиями к России, сложившимися в бытность его послом в Петербурге (1856–1857). В русской печати отмечалось, что при напряженности франко-русских отношений, возникшей в 1863 г., газета «Nation», орган герцога Морни, «более других расположена к России» (СПб. вед. 1863. № 207, 18/30 сент.).

⁸ На традиционный рождественский праздник в замке Компьен (загородная резиденция Наполеона III) обычно приглашались иностранные послы. Слух о том, что русский посол А. Ф. Будберг на этот раз не получил приглашения, приобретал особое значение ввиду напряженности в отношениях между Францией и Россией; слух этот не оправдался (СПб. вед. 1863. № 259 и № 263, 20 нояб./2 дек. и 26 нояб./8 дек.).