Брянский край

Вел. кн. Марии Николаевне

31 августа 1852 г. Петербург

  Madame,

  Il est des moments où on а un besoin si pressant d’une assistance divine, qu’on réclame avec une foi, une confiance sans bornes... C’est dans un pareil moment queje m’adresse à V<otre> A<ltesse> I<mpériale>.

  Madame, Vous comprenez tout, et c’est pourquoi Vous sympathisez avec toutes les souffrances... Voilà се que je me dis, се que je me réрètе, pour oser Vous parler comme je vais le faire. Ма situation Vous est connue. J’ai trois filles que les circonstances gênées où je me trouve condamnent nécessairement et роur longtemps peut-être à une existence bien humble et bien étroite. Dès cet hiver, qu’elles passeront à la campagne, elles vont commencer l’apprentissage de cette destinée toute de privation et de rеgrеt...

  Mais quelque triste que soit une pareille existence, surtout au début de la vie - après tout c’est celle de tout le monde, que devant toute autre que Vous, Madame, c’est à peine si j’oserai y insister. Aussi n’est-ce pas là qui m’afflige le plus. Се qui me navre le cœur - c’est une autre destinée, volontairement et bien méritoirement associée à la leur... c’est pourquoi ne Vous l’avouerai-je pas, Madame, - c’est le dévouement de ma pauvre femme qui, au mépris de sa santé et des soins qu’elle exigerait, se condamne à aller s’enfermer pour tout l’hiver à la campagne, à affronter cette vie d’isolement et de réclusion, qui n’est que de l’ennui pour de jeunes filles, mais qui pour une santé affaiblie, comme est la sienne, est pleine d’incontestable danger - et tout cela pour remplir un devoir qui serait le mien et que je ne me sens pas la force d’accepter.

  Et voilà pourquoi dans le sentiment de ma détresse - c’est Votre Providence que j’invoque...

  Il m’est pénible, plus pénible que je ne puis le dire, même devant Vous, Madame, d’exprimer un vœu que je ne me reconnais aucun droit de former... Et cependant il est de fait, que si par l’auguste intercession de V<otre> A<ltesse> I<mpériale> une de mes filles se trouvait placée à la cour, cela faciliterait pour les deux autres des arrangements de famille qui rendraient quelque liberté à mes mouvements et souléveraient de dessus ma tête un poids qui l’écrase...

  Cette faveur, encore une fois, je n’y ai aucun droit, mais elle m’est bien nécessaire.

  Madame, chaque fois que dans ma vie j’ai eu le bonheur d’approcher V<otre> A<ltesse> I<mpériale>, Votre Présence m’a toujours laissé dans l’âme quelque chose de paticulièrement doux et blenfaisant. J’ai toujours trouvé qu’en Votre Présence, Madame, la vie était plus légère à porter... Pourriez-vous m’en vouloir, si dans cette gêne étroite j’ai presque involontairement recherché Votre main comme on cherche l’air et la lumière. - Non, le cœur de V<otre> A<ltesse> I<mpériale> m’est garant, que quelle que soit l’issue de ma demande¹, Elle daignera trouver qu’elle n’est ni importune, ni déplacée.

Jе suis avec le plus profond respect

Перевод

  Милостивая государыня,

  Есть мгновения, когда испытываешь столь настоятельную потребность в поддержке небес, что взываешь к ним с безграничной верой и надеждой... Именно в такой момент обращаюсь я к вашему императорскому высочеству.

  Сударыня, вы все понимаете, поэтому вы сочувствуете любому страданию... Я бесконечно повторял себе это, прежде чем осмелиться заговорить с вами о том, о чем пойдет речь. Положение мое вам известно. У меня три дочери, и стесненные обстоятельства, в которых я нахожусь, неизбежно обрекают их, и, может быть, надолго, на жизнь весьма скромную и уединенную. Уже с этой зимы, которую они проведут в деревне, начнут они свыкаться с судьбой, исполненной горестей и лишений...

  Но как ни грустно подобное существование, особенно на пороге жизни, - в конце концов, это общий удел, и, обращаясь не к вам, сударыня, а к кому-нибудь другому, я едва ли осмелился бы говорить об этом. Да и не это удручает меня более всего. Сердце мне раздирает мысль о другой судьбе, добровольно и самым достойным образом связанной с их судьбами... Это... признаюсь вам, сударыня, - это самоотверженность моей бедной жены, которая, пренебрегая здоровьем и тем уходом, который необходим для его поддержания, обрекает себя на заточение в деревне на всю зиму, на уединенную жизнь затворницы, что для молодых барышень всего лишь скучно, но для нее, с ее слабым здоровьем, несомненно еще и опасно, - и все это ради того, чтобы исполнить свой долг, который надлежало бы исполнить мне, но я не в силах на это пойти.

  Вот почему, отчаявшись, я взываю к вашему покровительству...

  Не могу сказать, как невероятно трудно мне выразить даже вам, сударыня, то заветное желание, высказывать которое я не имею никакого права, - я это сознаю... И тем не менее несомненно, что, если бы благодаря высочайшему ходатайству вашего императорского высочества одна из моих дочерей получила место при дворе, мне легче было бы устроиться в семье с двумя другими, и это хоть немного развязало бы мне руки и сняло бы с души камень, который на нее давит...

  Повторяю, на эту милость я не имею никакого права, но она мне крайне необходима. Сударыня, всякий раз, когда мне в жизни выпадало счастье приблизиться к вашему императорскому высочеству, в душе моей оставалось ощущение необычайного тепла и благодати. Рядом с вами я всегда ощущал, что бремя жизни становится легче... Неужели вы рассердитесь на меня за то, что в столь стесненных обстоятельствах я почти непроизвольно устремился к вашей руке, как стремятся к воздуху и свету. - Нет, сердце вашего императорского высочества мне порукой, что, каков бы ни был исход моей просьбы¹, ваше высочество соблаговолит не считать ее ни докучливой, ни неуместной.

Остаюсь с глубочайшим почтением.

КОММЕНТАРИИ:

  Вел. кн. Мария Николаевна, любимая дочь императора Николая I. Тютчев был представлен ей в 1840 г., вскоре после того, как она вышла замуж за Максимилиана, герцога Лейхтенбергского, во время ее пребывания на курорте Тегернзее близ Мюнхена. Тогда же он посвятил ей стихотворение «Живым сочувствием привета...». В 1845 г. Мария Николаевна содействовала помещению его дочерей Екатерины и Дарьи в Смольный институт.
  В 1852 г. умер муж великой княгини герцог Максимилиан. Почти сразу после его смерти она тайно вышла замуж за гр. Г.А. Строганова. Морганатический брак, которому содействовали наследник-цесаревич Александр Николаевич, брат Марии Николаевны, и его супруга Мария Александровна, не остался неизвестным в высшем свете, но держался в строжайшей тайне от Николая I.
  Мария Николаевна была известна своим живым характером, тонким художественным вкусом и открытостью в общении с окружающими, что не было характерно для членов императорской семьи и нередко воспринималось чопорными придворными как вульгарность и даже цинизм. Давнее знакомство с великой княгиней, особенности ее характера позволяли Тютчеву надеяться на то, что его обращение будет благосклонно принято.

  Печатается по черновому автографу РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 20. Л. 84-85.
  Первая публикация - ЛН-1. С. 522-523.

¹ Письмо было передано Марии Николаевне 1 сентября 1852 г., а 3 сентября Тютчев сообщал жене: «... первого числа этого месяца я отнес свое письмо великой княгине и не могу помешать тебе надеяться - до такой степени я испытываю потребность, неумолимую необходимость успеха... В случае успеха сообщу тебе содержание этого письма с чувством настоящей авторской гордости, как это сделал бы Чадаев или Северин, и ты увидишь, что невозможно было написать письмо более убедительное и более настоятельное... более почтительно настоятельное. Не скажу, чтобы это стоило мне особенного труда, ведь я обращался к женщине» (ЛН-1. С. 521).