Брянский край

Эрн.Ф. Тютчевой

29 июня 1851 г. Москва

Moscou. Vendredi. 29 juin

  Enfin, il у а trois jours de cela, la longue et blonde figure de votre courrier, entrant chez les Souchkoff, а mis fin à mеs perplexités, et le lendemain j’ai eu ta première lettre d’Ovstoug ...¹ Maintenant, si j’avais un miracle, rien qu’un seul miracle à mа disposition, je l’emploierais à faire en sorte de mе réveiller un beau matin couché dans cette chambre, que tu m’аs aimablement gardée auprès de la tienne, et d’apercevoir, en m’éveillant, la verdure du jardin et la petite église dans le fond. Car depuis que je te sais là, се chien d’endroit² mе paraît presque joli, et а revêtu dans mоn imagination cette teinte des objets absents que je connais si bien et qui m’а déjà tant de fois tourmenté et berne dans mа vie ...

  Се qui est parfaiteтent réel, néanmoins dans mеs impressions, c’est le vide que ton absence mе laisse. Jе mе sens parfois tout vieux, et je m’indigne contre mоi-mêmе de pouvoir si peu mе suffire ... Ah que l’on est une misérable créature, quand on se sent aussi complètement à la merci de се qui n’est pas entièrement notre propre et personnel moi. Се n’est pas après tout que je mе déplaise et m’ennuie beaucoup ici. - Je m’еn vais un peu t’énumérer mеs ressources. Avant tout, j’ai les Bloudoff³, qui depuis deux jours sont établis au Parc. Je dois après-demain aller prendre le thé chez eux, avec les S<ain>t-Priest, père et fils⁴. Je suis très curieux de connaître се dernier, qui est incontestablement un des hоmmеs les plus spirituels de l’époque. Hier soir j’ai été chez une jeune et jolie veuve, Mad. Nebolsine, dont tu auras entendu parler, - très blanche, la taille souple et toute la personne passablement délurée. Aujourd’hui soir, nous irons, pour changer, faire une visite au Métropolitain⁵, et dans la matinée j’irai coтplimenter l’ami Чадаев, dont en sa qualité de Pierre c’est la fête aujourd’hui⁶. Il m’а beaucoup encouragé à le faire, mе déferrant, avec un air de nonchalance blenveillante, que je pouvais à peu près être sûr, qu’en dépit de lа saison, je trouverais, се matin, beaucoup de monde chez lui. Dimanche prochain il у а grande illumination au Parc. Le jour d'ensuite, lundi, il у а grande fête à la campagne du P<rinc>e Serge Gallitzine⁷, l’oncle de Michel⁸, que je соmрtе aller voir à cette occasion ... Tu vois donc bien qu’à la rigueur les distractions ne mе manquent pas, et qu’il faut être aussi absurdement fait que je le suis, pour ne pouvoir pas, maintenant que je te sais en place, maîtriser pour quelque temps au moins cette continuelle inquiétude de mоn esprit.

  Quant à mа santé, je l’ai meilleure, depuis les dernières sangsues. Le sommeil est toujours bon, et l’appétit l’est quelquefois - à propos de santé, j’ai su par les Bloudoff, que Wiasemsky а été très souffrant depuis notre départ. C’était à се qu’il paraît un de ses forts accès d’excitation cérébrale, qui lui font appréhender la folie. Il а été trois jours dans cet état, et sa fеmmе s’est hâtée de l’emmener au Лесной, pour essayer de се que pouvait sur son état, un changement d’air et de lieu.

  Се n’est certainement pas le bon air qui vous manque, dans le lieu que vous habltez ... Et cela mе paraît mêmе constituer la plus vive des jouissances que l’endroit puisse offrir. Яковлев, selon mоi, ne vient qu’à la suite. Maintenant que je те suis rassuré sur ton соmрtе, je veux blen que tu mе rappelles au souvenir de теs 4 filles, - et que tu leur dises, que je les autorise à m’écrire. Dis aussi mille amitiés à Nicolas. N’est-ce pas une chose incroуable qu’il у а des gens qui peuvent te voir à chaque instant du jour et que moi, je ne sois pas de се nombre ...

  Р. S. Voici une nouvelle qui mérite la dépense et les honneurs d’un Р. S. On vient d’apprendre ici que le ravisseur de la jolie Mad. Жадимировской⁹, le P<rinc>e S<erge> Troubetzkoy а été finalement pris, lui et la belle fugitive, au moment où ils allaient s’embarquer pour Constantinople^* dans un des ports de la côte du Caucase. C’est Solohoub entre autres qui mande cette nouvelle à sa femme. I1 ajoute qu’ils ont passé huit jours à Tiflis, sans que personne s’en fût douté, et que се qui а amené leur arrestation, c’est qu’une demi-heure avant que d’aller s’embarquer, cet absurde homme n’a pu résister à la tentation d’aller faire une partie de billard dans le café de l’endroit où, comme de raison, il avait les meilleures chances d’être reconnu et découvert. La pauvre jeune femme а été de suite acheminée vers Pétersb<ourg> sous bonne garde - et quant à lui, il sera, probablement, dans le cas de se chanter à lui-même un air d’opéra qui se chantait beaucoup autrefois: Ah quel plaisir d’être soldat. Voilà une belle équipée ... Нier cette jeune veuve dont je te parlais, mе disait à propos de l’aventure, qu’après tout elle ne trouvait pas la pauvre créature si fort à plaindre, que toutes les contrariétés qu’elle subissait en се moment, tourneraient infailliblement au profit de ses prochaines amours, et leur imprimeraient une énergie toute particulière ... C’est très probable.

Перевод

Москва. Пятница. 29 июня

  Наконец-то, три дня тому назад, я смог успокоиться, увидев, как ваш длиннолицый и белобрысый посланник входит в дом Сушковых, а на другой день я получил твое первое письмо из Овстуга ...¹ Теперь, если бы мне было обещано чудо, всего одно только чудо в мое распоряжение, - я воспользовался бы им, чтобы в одно прекрасное утро проснуться в той комнате, которую ты так любезно приготовила мне рядом со своею, и, пробудясь, увидеть зелень сада, а в глубине его - маленькую церковку. Ибо с тех пор, как я знаю, что ты там, эта противная местность² стала казаться мне почти что красивой и облеклась в моем воображении в особые тона, свойственные отсутствующим предметам, столь хорошо мне знакомые и так часто мучившие и дразнившие меня в жизни ...

  Но что тем не менее вполне реально в моих впечатлениях - так это пустота, созданная твоим отсутствием. Порою я чувствую себя совсем стариком и возмущаюсь, что так мало могу довольствоваться самим собою. Ах, каким жалким созданием становишься, когда сознаешь себя во власти того, что не является твоим собственным, личным я ... В конце концов, нельзя сказать, чтобы я очень скучал и чтобы мне очень не нравилось здесь. - Персчислю тебе мои развлечения: прежде всего у меня есть Блудовы³, которые уже два дня как поселились в Парке. Послезавтра я поеду к ним пить чай, вместе с Сен-При, отцом и сыном⁴. Мне очень любопытно познакомиться с сим последним, который бесспорно является одним из умнейших людей нашего времени. Вчера вечером я был у одной молодой и красивой вдовы, госпожи Небольсиной, о которой ты слышала, - очень белокурой, тоненькой и весьма развязной. Сегодня вечером для разнообразия съездим в гости к митрополиту⁵, а утром съезжу поздравить друга моего Чадаева - он Петр и, следственно, сегодня именинник⁶. Он очень уговаривал меня приехать, озадачив меня словами, сказанными со снисходительно-благодушным видом, что я могу быть почти уверенным, что несмотря на такое время года встречу у него в это утро много народу. В будущее воскресенье в Парке будет большая иллюминация. На другой день, в понедельник, - большой праздник в имении князя Сергея Голицына⁷, дяди Михаила⁸, которого я намереваюсь по этому случаю посетить... Как видишь, у меня - строго говоря - нет недостатка в развлечениях, и нужно быть столь нелепо созданным, как я, чтобы не уметь, - даже теперь, когда я знаю, что ты доехала,- обуздать хотя бы на некоторое время свое постоянное беспокойство.

  Что до моего здоровья, то оно после последних пиявок улучшилось. Сон по-прежнему хорош, а аппетит хорош иногда. Кстати, о здоровье - я узнал от Блудовых, что после нашего отъезда Вяземский был сильно болен. Оказывается, с ним случился один из тех приступав сильного мозгового возбуждения, которые заставляют его опасаться за рассудок. Он пробыл в этом состоянии трое суток, и жена поспешила увезти его в Лесной, надеясь, что ему поможет перемена воздуха и места.

  У вас-то уж, конечно, недостатка в хорошем воздухе нет ... и в этом, думается мне, и заключается главная прелесть тех мест. Яковлев, по-моему, идет уже на втором месте. Теперь, когда я успокоился на твой счет, мне хотелось бы, чтобы ты передала от меня привет моим 4 дочерям и сказала им, что я велю им писать ко мне. Кланяйся от меня также Николаю. Право, невероятно, что есть люди, которые могут видеть тебя в любой час дня, и что я - не в их числе ...

  Р. S. Вот новость, заслуживающая моих усилий и чести быть в постскриптуме. Тут только что получено известие, что похититель прекрасной госпожи Жадимировской⁹ - князь Сергей Трубецкой наконец пойман вместе с хорошенькой беглянкой в одном из портов Кавказского побережья, в тот самый момент, когда они готовы были отплыть в Константинополь. Эту новость, между прочим, сообщает своей жене Соллогуб. Он добавляет, что они целую неделю прожили в Тифлисе и никто ничего не заподозрил, и что задержали их только потому, что за лолчаса до отъезда этот нелепый человек не смог устоять против искушения сыграть партию в бильярд в местной кофейне, где его, по-видимому, опознали и разоблачили. Бедная молодая женщина была немедленно под надежной стражей отправлена в Петербург, а что до него, то ему, вероятно, придется спеть самому себе оперную арию, которую охотно певали в былое время: «Ах, как сладко быть солдатом». Вот славная история! .. Вчера еще молодая вдова, о которой я тебе писал, говорила мне по поводу этого приключения, что она в конце концов не находит, чтоб это бедное создание заслуживало бы такой уж сильной жалости, что все невзгоды, которые она переживает в настоящее время, пойдут ей на пользу в ее будущих романах и придадут им совершенно особую силу. Весьма возможно.

КОММЕНТАРИИ:

  В июне 1851 г. Эрн.Ф. Тютчева уехала на все лето в Овстуг с детьми Марией, Иваном и Дмитрием. С 10 июня по 14 июля 1851 г. Тютчев находился в Москве в обществе родных, Сушковых и своих старых друзей. Настоящее письмо - первое в цикле писем Тютчева к жене лета 1851 г., писем болезненно-напряженных, где светские новости, жалобы на плохое самочувствие перемежались со страстными сетованиями на разлуку, на невозможность скорой встречи. Все лето Тютчев писал жене отчаянные письма - предлагал приехать к ней, говорил о ее возвращении к нему. Для понимания того, что лежало в основе происходивших событий и было источником трагической раздвоенности поэта, важно знать то, о чем в письмах не говорится ни слова: 20 мая 1851 г. у Тютчева и Е.А. Денисьевой родилась дочь Елена.

  Печатается впервые на языке оригинала по автографу - РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 19. Л. 7-9 об.
  Первая публикация- в русском переводе: Изд. 1980. С. 109-112.

¹ Село Овстуг Брянского уезда Орловской губернии в середине XVIII в. было частью приданого жены Н.А. Тютчева, деда поэта, и с тех пор входило в состав недвижимого имущества семьи. После смерти Ивана Николаевича, отца Тютчева, имение не было разделено и осталось в совместном владении братьев Николая и Федора Ивановичей.

² После многолетнего перерыва, когда он служил за границей, проводил отпуска, а потом и жил в Петербурге, Тютчев посетил Овстуг вместе с братом Николаем в конце августа 1846 г. Он приехал на могилу отца, который умер в Овстуге 23 апреля 1846 г. и похоронен там же. Сам Тютчев был в это время за границей, и известие о смерти отца получил из письма своей кузины П.В. Муравьевой, которой дал знать об этом Сушков. «Мой муж написал Полине Муравьевой, которая со всеми необходимыми предосторожностями сообщит Федору о нашей потере», - писала 29 апреля сестра поэта Д.И. Сушкова матери в Овстуг (ЛН-2. С. 217). Тютчев на похороны не поехал, опасаясь не успеть вернуться обратно ко времени родов жены - Эрн. Ф. Тютчева родила сына Ивана 30 мая. Он отвечал Муравьевой: «Ощущаешь себя постаревшим на двадцать лет, ибо сознаешь, что на целое поколение приблизился к роковому пределу». Далее он писал: «По-видимому, смерть его была столь же спокойной, сколь благостной и любвеобильной была его жизнь. Это была натура лучшая из лучших, душа, которую благословило Небо ... Без сомнения, и я, и все мы будем вечно сожалеть, что никто из его детей не присутствовал при его последних минутах». Он утешался тем, что все, «кто его окружали, оплакивали его так, как оплакивают родного отца».
  31 августа 1846 г. он писал из Овстуга Эрн.Ф. Тютчевой: «Я испытал в течение нескольких мгновений то, что тысячи подобных мне испытывали при таких же обстоятельствах, что вслед за мною испытает еще немало других и что, в конечном счете, имеет ценность только для самого переживающего и только до тех пор, покуда он находится под этим обаянием. Но ты сама понимаешь, что обаяние не замедлило исчезнуть и волнение быстро потонуло в чувстве полнейшей и окончательной скуки».
  После 1846 г. Тютчев не раз, правда всегда на короткое время, приезжал в Овстуг. Как писала 20 августа/1 сентября 1855 г. дочь Тютчева Дарья Федоровна, ее отец любил гулять в окрестностях имения: «Мы отправились вместе, папа и я, сперва на могилу дедушки, а затем в рощу, с которой у папа связано столько детских воспоминаний». «Он рассказал мне, что однажды, - продолжала Дарья, - гуляя со своим дядькой в роще у кладбища, нашел мертвую горлицу в траве; они похоронили ее, а папа написал эпитафию в стихах. Ты помнишь ночные фиалки, которые так благоухают по вечерам? Так вот, весной папа приходил после заката солнца в рощу и собирал этот душистый чудоцвет в тишине и мраке ночи; это вызывало в нем неяснос чувство таинственности и благоговения» (ЛН-2. С. 276).
  Под впечатлением первого посещения могилы отца Тютчевым было написано стихотворение «Итак, опять увиделся я с вами ... », где он выразил отношение к родным местам.
  Комментируя это стихотворение, И.С. Аксаков отмечал глубочайшее своеобразие духовной природы русского поэта Тютчева, которая находилась в разительном противоречии с внешними фактами его биографии: «Каким же непостижимым откровением внутреннего духа далась ему та чистая, Русская, сладкозвучная, мерная речь, которою мы наслаждаемся в его поэзии? Каким образом там, в иноземной среде, мог создаться в нем Русский поэт - одно из лучших украшений Русской словесности? .. Конечно, язык - стихия природная, и Тютчев уже перед отъездом за границу владел вполне основательным знанием родной речи. Но для того, чтобы не только сохранить это знание, а стать хозяином и творцом в языке, хотя и родном, однако изъятом из ежедневного употребления; чтобы возвести свое поэтическое, Русское слово до такой степени красоты и силы, при чужеязычной двадцатидвухлетней обстановке, когда поэту даже некому было и поведать своих творений ... для этого нужна была такая самобытность духовной природы, которой нельзя не дивиться» (Биогр. С. 53).
  Иначе судили некоторые последующие мемуаристы и исследователи, которым нескрываемая любовь поэта к южной природе («о Юг блаженный»), недовольныс суждения об унылости северного пейзажа и бесконечном однообразии российских просторов давали основание говорить о его нерусскости. Знавший его гр. С.Д. Шереметев писал: «У него было русское пламенное чувство, но ни жизнью своею, ни воспитанием своим он русским не был и русской деревни не знал и потому не любил, хотя он и воспевал деревню - "бедную" деревню и "скудную" природу, - и то лишь в поэтических грезах, сидя где-нибудь в Тироле или Баварии, где он был у себя дома. Я готов восторгаться светлою чистотою поэзии Тютчева, но видеть в нем мыслителя и хранителя истинно русских преданий, выразителя истинно русских чувств - нет, я этого не могу» (Шереметев. С. 161).
  Близкие Тютчева восnринимали Овстуг иначе, нежели он. Вынужденная подолгу жить там, Эрн.Ф. Тютчева признавалась князю Вяземскому: «Я люблю русскую деревню; эти обширные равнины, вздувающиеся точно широкие морские волны, это беспредельное пространство, которое невозможно охватить взглядом, - все это исполнено величия и бесконечной печали. Мой муж погружается здесь в тоску, я же в этой глуши чувствую себя спокойно и безмятежно. У меня всегда есть о чем подумать или, вернее, есть что вспомнить» (ЛН-2. С. 251-252). Выросшая в Германии дочь поэта Анна вспоминала, как она впервые приехала в Россию, на родину, чуждую ей пo языку, пo нравам, даже пo верованиям. Она прибыла в Петербург и «впервые увидела эти тяжеловесные каменные громады, всегда окутанные мглой и сыростью, и это низкое небо, серое и грязное, лениво нависающее в течение всего почти года над Северной Пальмирой. Впечатление, вынесенное мною тогда, не изменилось и впоследствии; никогда мне не удалось полюбить эту великолепную и мрачную столицу». Вскоре, однако, душа и сердце Анны Тютчевой «сроднились с Россией»: «Я окончательно привязалась к своей новой родине после летнего пребывания в деревне отца в Орловской губернии. Вскоре я страстно полюбила русскую природу. Широкие горизонты, обширные степи, необозримые поля, почти девственные леса нашего Брянского уезда создавали самую поэтическую обстановку для моих юных мечтаний» (Тютчева. С. 9, 14).

³ Гр. Д.Н. Блудов и его дочь Антонина Дмитриевна (Антуанетта, позже известная мемуаристка) были дружны с Тютчевыми. А.Д. Блудова живо интересовалась литературной и общественной жизнью, среди ее добрых знакомых были В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь, А.С. Хомяков. По своим духовным интересам дочь, в отличие от отца, была близка к славянофилам, ее особенно занимала судьба славянских народов, что сближало ее с Тютчевым. В светском обществе ее нередко воспринимали иронически, многих утомляла ее показная ученость. С.А. Соболевский, библиофил, библиограф, приятель А.С. Пушкина и добрый знакомый Тютчева, сочинил на Блудову эпиграмму (цит. по: Смирнова-Россет. С. 678):

Смешны мне синие чулочки
Хотя б и в пожилых годах,
Хотя б на министерской дочке,
На камер-фрейлинских ногах.

  Блудовы жили на даче в Петровском парке, который был излюбленным местом гуляний москвичей.

⁴ Имеются в виду гр. К.Ф. Сен-При, эмигрировавший в Россию из Франции, и гр. А.К. Сен-При (литературный псевдоним - Алексис Гиньяр), публицист, историк, автор брошюр и острых политических статей о России.

⁵ Митрополит Московский и Коломенский Филарет (В.М. Дроздов), имевший репутацию книжника и аскета. В определенной степени Тютчеву были близки некоторые идеи проповедей «московского Златоуста» в той их части, где речь шла об отрешении от явлений действительной жизни, пассивных добродетелях и преданности воле Божией.

⁶ Именины Чаадаева приходились на Петров день, большой церковный праздник в честь апостолов Петра и Павла, 29 июня ст. ст.

⁷ Речь идет о подмосковном имении Кузьминки, владении С.М. Голицына, попечителя Московского учебного округа, о котором некая светская дама писала своей подруге А.О. Смирновой: «Князь Голицын, хотя и очень знатен по происхождению, не обладает, однако, как мне кажется, ни подходящей внешностью, ни возрастом, чтобы внушить достаточно пылкие чувства молодой особе» (Смирнова-Россет. С. 588). Князю было тогда пятьдесят пять лет, и он был неудачливым женихом молодой Смирновой. В понедельник, 7 июля, в Кузьминках отмечался престольный праздник Влахериской Божией Матери.

⁸ М.А. Голицын был ровесником Тютчева, с ним он начинал дипломатическое поприще.

⁹ История Лавинии Жадимировской, по одной из легенд, относилась к так называемым «васильковым дурачествам» Николая I, который якобы стал так именовать свои романтические приключения, услышав, как Тютчев однажды поэтически назвал их «des bleuets», «васильки» (французский каламбур: «biuettes» - «остроумный пустячок» имеет сходное звучание).
  Лавиния, урожд. Бравур, происходившая из небогатого, но благородного семейства и необычайная красавица, восемнадцати лет была выдана замуж за богатого, с прекрасной репутацией коммерции советника Жадимировского, без ума влюбившегася в нее и не потребовавшего приданого. В свете она пользовалась редкостным успехом и стала предметом интереса императора. Ко всеобщему удивлению, Николай I получил отказ, что все объяснили несколько необычной верностью «благородной жены». Однако вскоре Лавиния бежала с немалодым к тому времени и некрасивым вдовцом кн. С.В. Трубецким, отставным пехотным штабе-капитаном, имевшим маленькую дочь. Оскорбленный император отдал приказ задержать беглецов, хотя Жадимировский вовсе не требовал возвращения жены.
  Вскоре оба были под конвоем отправлены в Петербург, а нарочный, привезший в столицу эту весть, получил от мстительного императора крупную награду. Жадимировский увез жену за границу, против ожидания беспрепятственно получив паспорта, и скандал был замят. Трубецкой же, разжалованный в рядовые, лишенный чинов, дворянства и княжеского достоинства, полгода провел в Алексеевеком равелине Петрапавловской крепости, позже был отправлен в Оренбургские линейные батальоны в порт Петровский на Аральском море, в 1855 г. уволен в отставку с чином подпоручика и до конца жизни состоял под секретным надзором.

^* Далее несколько слов зачеркнуто.