Тютчевой А. Ф., 14 сентября 1846

Ф.И. ТЮТЧЕВ. Письма

А. Ф. Тютчевой

14 сентября 1846 г. Москва

Moscou. Ce 14 septembre 1846

Oui, tu as raison, ma fille, tu as un vilain père, bien peu digne sinon de la tendresse, au moins de tes écritures. Et cependant je les ai toutes lues avec un très grand plaisir et il y a bien peu de moments dans la journée où tu ne sois présente à ma pensée. Bien décidément tu n’es pas le cadet de mes soins…

Tu as bien fait de penser à moi dans la journée du 9 septembre ¹. Ce jour j’arrivais dans notre terre d’Ovstoug, où s’est passé tout mon enfance, que je me rappelle vaguement et que je regrette encore moins. Car la vie a commencé plus tard pour moi. Il y avait vingt-six ans que je n’y avais plus été. Quand je quittais le pays, j’avais à peine pris ton âge (s’il est vrai que tu as l’âge que tu t’attribues). J’avais tout entier destin ^* devant moi, et maintenant le voilà devenu du passé, c’est-à-d<ire> quelque chose qui serait du néant, s’il n’y avait dans ce néant tant de fatigue et tant de tristesse — trois ou quatre anniversaires tous bien chers, quelques-uns pénibles et dont il y en aura un, celui de ta lettre qui me sera à tout jamais douloureux…

J’ajourne jusque mon retour le récit de mon voyage qui a été après tout moins fatigant et moins ennuyeux que je l’avais appréhendé. Ce qui m’en reste encore à faire n’est que de l’agrément tout pur, puisque c’en est la fin et que cela me ramène parmi vous… C’est dans la journée du 24 que je compte vous réjouir de ma présence. Vous voilà prévenues…

Ici, ma bonne Anna, tout le monde, c’est-à-d<ire> toute la parenté est remplie d’affection pour toi. Ta vieille grand-maman a une extrême envie de te voir, et maintenant qu’elle a son logement à elle, elle se trouverait trop heureuse de pouvoir t’héberger chez elle pour quelques semaines. La tante Dorothée s’emploierait aussi bien volontiers à te faire les honneurs de Moscou. Puis il y a une cousine Zavalichine, une fille excellente par le cœur et par l’esprit et qui ne demanderait pas mieux que de t’aimer beaucoup et de s’occuper de toi. En un mot, je suis persuadé que tu aurais pu passer quelques semaines fort agréablement dans le milieu de Moscou, et je regrette vraiment que la tante Mouravieff ² ne se soit pas décidée à t’emmener avec elle… Ici tu trouverais avec abondance ce qui te manque un peu trop parmi nous, c’est-à-d<ire> l’occasion de parler, de te communiquer, etc. etc. et tu n’aurais pas à craindre l’inévitable livre d’estampes…³

A propos de société, comment se fait-il que vous n’ayez pas encore de nouvelles, si nous aurons pour cet hiver celle de Mad. Dugaillon? Il serait très fâcheux qu’elle soit à nous manquer, car comment espérer que nous réussirions sans elle à maîtriser cher Dmitri? J’ai su par la cousine M<ouravieff> sa tension de désertion, et je ne doute nullement qu’il n’essaie plus d’une fois encore à la renouveler…

Adieu, ma bonne fille. J’abrège dans l’espoir d’un prochain et plus ample et plus commode entretien. Mes compliments les plus affectueux à Mlle Denissieff.

Tout à toi.

Перевод

Москва. 14 сентября 1846

Да, дочь моя, ты права, у тебя скверный отец, весьма мало заслуживающий если не любви твоей, то во всяком случае твоих писем. И все же я читал их все с великим удовольствием и лишь в редкие минуты дня не слежу за тобою мысленно. Положительно, ты составляешь не меньшую из моих забот.

Ты хорошо сделала, что думала обо мне в день 9 сентября ¹. В этот день я прибыл в наше имение Овстуг, где протекло все мое детство, которое я лишь смутно помню и о котором еще менее сожалею, ибо жизнь началась для меня позже. Двадцать шесть лет прошло с тех пор, как я был там. Когда я покинул родину, я был приблизительно твоих лет (если правда, что тебе столько лет, сколько ты себе приписываешь). Целая будущность была передо мною… а теперь она стала прошедшим, то есть чем-то, что равнялось бы небытию, если бы в небытии могло заключаться столько усталости и печали — три или четыре годовщины, все очень для меня дорогие, а некоторые и тяжелые, и в их числе одна — та годовщина, о которой ты говоришь в своем письме и которая останется для меня горестной навсегда…

Откладываю до возвращения рассказ о своем путешествии, которое в конце концов оказалось менее утомительным и менее скучным, чем я опасался. Часть его, которую мне еще остается проделать, будет только удовольствием, ибо будет концом пути и приведет меня к вам… Надеюсь, что 24 числа днем обрадую вас своим появлением. Вот вы и предупреждены…

Здесь, милая Анна, все, то есть вся родня, преисполнены любви к тебе. Твоя старая бабушка чрезвычайно желает видеть тебя, а так как у нее теперь отдельная квартира, то она была бы в высшей степени счастлива приютить тебя у себя на несколько недель. Тетушка Дарья тоже охотно взялась бы показать тебе Москву. Потом здесь есть еще моя кузина Завалишина, которая отличается необычайной добротой и умом, она только и желает приласкать тебя и заняться тобою. Словом, я убежден, что ты могла бы очень приятно провести несколько недель в московской среде, и я, право, жалею, что тетушка Муравьева ² не решилась взять тебя сюда с собою… Здесь ты бы нашла, даже с избытком, то, чего лишена у нас, то есть возможности говорить, общаться и т. д. и т. д., и тебе не угрожала бы неизбежная книга с гравюрами…³

Кстати об обществе: как это вышло, что вы до сих пор не знаете, будем ли мы пользоваться этой зимой обществом г-жи Дюгайон? Будет очень досадно, если мы лишимся ее, так как без нее можно ли надеяться справиться с любезным Дмитрием? Я узнал от кузины Муравьевой о его склонности к бегству и ничуть не сомневаюсь, что он попытается еще не раз осуществить ее…

Прости, милая дочь. Сокращаю письмо в надежде на то, что в ближайшем будущем смогу поговорить с тобой более подробно и в более подходящих условиях. Мой самый сердечный привет г-же Денисьевой.

Весь твой.

Письма Ф.И. Тютчева