2/14 июля 1840 г. Тегернзее
Tegernsee. Ce juillet 1840
J’ai reçu, chers papa et maman, la lettre que vous m’avez écrite aussitôt après votre arrivée à Ovstoug. Elle m’a fait grand plaisir. J’avais bien besoin d’avoir de vos nouvelles, car le long silence joint à l’incertitude où j’étais sur l’endroit où vous vous trouviez ne laissait pas de m’inquiéter. Merci encore une fois de votre lettre, ainsi que de l’envoi de la lettre de change y compris le cadeau de maman pour sa petite filleule qui se porte à charme ainsi que ses sœurs. Toutes les quatre, à part ce nombre, réussissent assez bien pour me faire éprouver dès à présent même beaucoup de satisfaction à les avoir.
Je reconnais bien volontiers que je dois en grande partie ce résultat à l’influence de ma femme qui a pris pour elle seule toute la partie des soins et du tracas pour ne me laisser que le plaisir de leur possession. Ce qui me rend particulièrement heureux, c’est de voir que les enfants se sont attachés à elle, plus qu’ils ne l’ont jamais été à personne.
Je voudrais bien que vous connaissiez ma femme. Vous l’aimeriez à coup sûr. On ne saurait imaginer une nature meilleure, plus affectueuse et plus vraie.
Nous sommes établis ici depuis bientôt six semaines, mais jusqu’à présent l’horrible temps qu’il n’a cessé de faire nous a singulièrement gâté l’agrément du séjour. Nous n’avons pas eu depuis notre arrivée deux jours de suite sans pluie et à l’heure qu’il est nous sommes obligés à faire du feu dans les chambres. Que cela ressemble peu à l’Italie où je me trouvai l’année dernière à pareille époque — et cependant à peine vingt heures de voyage nous séparent de cette bienheureuse Italie où l’on voit le soleil tous les jours de l’année.
A part le désagrément de la saison, on est fort bien ici en ce moment. Plusieurs familles de notre société à Munich sont établies ici à demeure et, grâce à la proximité, les visiteurs de la ville ne nous manquent guères. Ces jours-ci nous avons été dans les fêtes à cause de Mad. de Krüdener arrivée ici depuis un mois et dont nous avons célébré dernièrement la fête1. C’est le frère du Roi, le Prince Charles2 qui en a fait les frais. Il a beaucoup d’amitié pour Mad. de Krüdener et comme d’ailleurs il est d’une galanterie extrême, il n’a pas manqué de venir tout exprès de Munich et lui offrir le jour de sa fête un grand dîner auquel il avait invité toutes les personnes de sa connaissance qui se trouvent à T<egernsee>. Malheureusement celle à qui la fête était offerte fut la seule qui ne pût pas y prendre part à cause d’une légère indisposition qui l’a obligée de garder sa chambre ce jour-là.
Vous connaissez l’attachement que je porte à Mad. de Kr<üdener> et vous pouvez facilement vous représenter le plaisir que j’ai eu à la revoir. Après la Russie c’est ma plus ancienne affection. Elle avait 14 ans quand je l’ai vue pour la première fois, et aujourd’hui, le 2/14 juillet, son fils aîné vient d’accomplir sa quatorzième année. Elle est toujours bien belle, et notre amitié heureusement n’a pas plus changé que sa personne.
Entre autres personnes de ma connaissance3 à Tegernsee il y en a aussi de la vôtre. Ce sont le g<énéra>l Мансуров et sa femme, née Troubetskoy, arrivés de Berlin4. Ils ont été ici l’été dernier et ont pris ce pays en telle affection qu’ils n’ont pu résister à l’envie de le revoir. Mais jusqu’à présent la saison a été si constamment détestable qu’il peut bien se faire que leur prédilection pour T<egernsee> ne survive pas à cette seconde visite. Mad. Mansouroff m’a demandé avec grand intérêt de vos nouvelles, ainsi que de celles de Dorothée et m’a bien recommandé de la rappeler à votre souvenir. Elle a vieilli, mais elle est toujours aimable et excellente personne, comme par le passé.
J’ai été bien heureux de ce que vous me dites dans votre dernière lettre, chers papa et maman, au sujet de Dorothée et de son ménage. Après y avoir passé huit mois entiers vous êtes à même d’en juger en parfaite connaissance de cause, et il m’a été bien doux d’apprendre par vous-mêmes que vous êtes rassurés sur son bonheur. Nicolas que je présume toujours à Varsovie, m’a donné enfin un signe de vie. Il m’annonce la résolution qu’il vient de prendre et que j’approuve fort de se retirer du service pour s’établir auprès de vous. Peu de nouvelles auraient pu me faire autant de plaisir que celle-là, car l’idée de vous savoir seuls à votre âge me tourmente et me persécute souvent comme un remords, et sans la toute puissante tyrannie des circonstances il y a longtemps que cette idée m’aurait ramené auprès de vous.
Adieu. Que je sache au moins que vous vous portez bien.
Тегернзее. Июль 1840
Я получил, любезнейшие папинька и маминька, письмо, которое вы написали мне тотчас по прибытии в Овстуг. Оно доставило мне большое удовольствие, мне очень не хватало известий от вас, ибо это долгое молчание, в связи с неуверенностью, в какой я находился относительно вашего местопребывания, не давало мне покоя. Еще раз благодарю за ваше письмо, также как за присылку векселя, включая и маминькин подарок ее маленькой крестнице, которая чувствует себя превосходно, равно как и ее сестры. Все четыре, невзирая на это число, уже сейчас довольно успешно добились того, что мне доставляет большое удовлетворение их иметь. Я весьма охотно признаю, что в значительной степени обязан этим результатом влиянию моей жены, которая взяла на себя одну все заботы и хлопоты о детях, предоставив мне лишь удовольствие обладать ими. Что особенно меня радует, это то, что дети привязались к ней более, нежели когда-либо были к кому-нибудь привязаны.
Я очень желал бы, чтобы вы познакомились с моей женой. Вы, конечно, полюбили бы ее. Трудно представить себе существо более достойное, более любящее и более искреннее.
Вот уже почти шесть недель, как мы здесь обосновались, но до сих пор не прекращавшаяся ужасная погода чрезвычайно портила нам приятность здешнего пребывания. Со времени нашего приезда не было двух дней сряду без дождя, и сейчас мы вынуждены топить печи. Как это мало похоже на Италию, где я находился в прошлом году об эту пору, — и однако едва лишь двадцать часов пути отделяет нас от благословенной Италии, где круглый год каждый день сияет солнце.
За исключением погоды, которая портит настроение, здесь сейчас очень хорошо. Здесь основались на жительство несколько семейств из нашего мюнхенского общества, и благодаря близости города мы не испытываем недостатка в посетителях. Эти дни мы вовсю предавались празднествам благодаря госпоже Крюденер, она приехала сюда месяц тому назад, и намедни мы справляли ее именины1. Заботу обо всем взял на себя принц Карл, брат короля2. Он очень дружески расположен к госпоже Крюденер, а так как он к тому же чрезвычайно любезен, то не упустил случая нарочно приехать из Мюнхена, чтобы в день ее именин дать в ее честь большой обед, на который пригласил всех ее знакомых, находящихся в Тегернзее. К несчастью, виновнице торжества, единственной из всех, не пришлось принять в нем участия по причине легкого нездоровья, принудившего ее не выходить в этот день из дома. Вы знаете мою привязанность к госпоже Крюденер и можете легко себе представить, какую радость доставило мне свидание с нею. После России это моя самая давняя любовь. Ей было четырнадцать лет, когда я увидел ее впервые. А сегодня, 2/14 июля, четырнадцать лет исполнилось ее старшему сыну. Она все еще очень хороша собой, и наша дружба, к счастью, изменилась не более, чем ее внешность.
Среди других моих знакомых3 в Тегернзее есть и ваши. Сюда приехали из Берлина генерал Мансуров и его жена, урожденная Трубецкая4. Они были здесь прошлым летом и так пристрастились к этой местности, что не могли устоять против желания снова увидать ее. Но до сих пор погода была столь неизменно отвратительна, что, может статься, их пристрастие к Тегернзее не переживет этого второго посещения. Госпожа Мансурова с большим участием справлялась о вас и о Дашиньке и очень просила меня передать вам поклон. Она постарела, но такая же любезная и милая, как и прежде.
Меня очень порадовало то, что вы говорите в вашем последнем письме, любезнейшие папинька и маминька, о Дашиньке и ее семейной обстановке. Проведя у нее целых восемь месяцев, вы в состоянии судить об этом вполне определенно, и мне было очень приято узнать от вас самих, что вы успокоились касательно ее счастья. Николушка, который, как я полагаю, все еще находится в Варшаве, подал наконец признак жизни; он объявляет мне о только что принятом им решении, которое я весьма одобряю, оставить службу и поселиться с вами. Мало есть известий, которые могли бы так меня обрадовать, как это, ибо мысль, что вы в вашем возрасте одни, зачастую терзает и преследует меня подобно угрызению совести, и не будь всемогущей тирании обстоятельств, эта мысль уже давно возвратила бы меня к вам. Простите. Хотя бы мне знать по крайней мере, что вы здоровы!
Публикуется впервые на языке оригинала по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 32–33 об.
Первая публикация в русском переводе — Изд. 1980. С. 43–45.
Дата — 2/14 июля — указана в тексте письма.
1 Именины А. Крюденер праздновались 10 июля (н. ст.).
2 Принц Карл Теодор Максимилиан Август, брат короля Людвига I.
3 В Тегернзее проводили лето также супруги Мальтицы. Ап. П. Мальтиц писал кн. Г. Г. Гагарину в июле 1840 г. из Мюнхена: «Я жил в Тегернзее вместе с Тютчевыми и Крюденерами. Тютчев тот же, каким вы его знали, — он полон отвращения к жизни и вместе с тем в нем чрезвычайно развит жизненный инстинкт. Его жена красива, добра, но апатична. Полагаю, что они проведут с нами еще и эту зиму» (цит. по: Летопись 1999. С. 237).
4 А. П. Мансуров, сын сенатора П. А. Мансурова; его военная карьера продвигалась успешно. Однако после женитьбы на своей двоюродной сестре княжне А. И. Трубецкой, против которой выступал митрополит Филарет, несмотря на то, что брак был заключен с разрешения императора Александра I, вынужден был уехать в Берлин. С 1835 г. генерал-адъютант, военный агент в Берлине, в обязанность которого входило наблюдение за русскими стипендиатами в этом городе.
Его жена Аграфена Ивановна — дочь кн. И. Д. и Е. А. Трубецких. Дом Трубецких на Покровке был известен всей Москве, туда в детские годы возили на уроки танцев А. С. Пушкина. В подмосковном Знаменском у Трубецких часто бывал Ф. И. Тютчев, поскольку имение его родителей Троицкое находилось в семи верстах. В Знаменском у своего дяди И. Д. Трубецкого гостила в юности мать Льва Толстого кнж. М. Н. Волконская. Упоминания о них встречаются в дневниках М. П. Погодина, жившего у Трубецких в качестве домашнего учителя. В 1890 г. Эрн. Ф. Тютчева, под впечатлением от чтения вышедших томов сочинения Н. П. Барсукова «Жизнь и труды М. П. Погодина» (СПб., 1888–1910. Т. 1–22), вспоминала давнюю встречу в Тегернзее с сестрами Трубецкими и писала 13/25 июля 1890 г. падчерице Д. Ф. Тютчевой, что чтение это ей очень интересно благодаря описываемой эпохе — юности Ф. И. Тютчева: «Многое из того времени мне было известно по рассказам Aimé,5 когда Россия была для меня еще чем-то совершенно неизвестным, а потом я и сама застала остатки той эпохи. Итак, Трубецкие. В 1840 г. в Тегернзее были две сестры — Аграфена Ивановна Мансурова и Александра Ивановна (предмет страсти Погодина), вышедшая замуж за князя Мещерского, они проводили там лето в одно время с нами, и помню, как рад был папа́ встретить своих старинных приятельниц юности и как г-жа Мансурова особенно была рада этой встрече» (Мураново. Ф. 1. Оп. 1. Ед. хр. 753. Л. 26. Перевод с фр.). Александра Ивановна, в замужестве кн. Мещерская, была прототипом Адели в повести М. П. Погодина «Адель», ей посвятил свое стихотворение «Новгород» Д. В. Веневитинов.
5 Aimé — любимый (фр.). Так Эрнестина Федоровна обычно называла мужа, Ф. И. Тютчева.