Брянский край

И. Н. и Е. Л. Тютчевым

3/15 апреля 1837 г. Мюнхен

Munich. Ce 15 avril <18>37

  Votre dernière lettre m’a fait grand bien et je vous en remercie de tout mon cœur¹. Je vous remercie aussi de la bonté que vous avez de me promettre de me faciliter le voyage. Je serais désolé de vous causer par là le moindre dérangement. Mais je ne serais pas moins désolé, je l’avoue, si, faute de fonds, j’étais obligé de rester à Munich. Il me tarde de m’en aller d’ici. Aussi, sauf les obstacles imprévus, je compte me mettre en route aussitôt que l’argent sera arrivé. Ce sera donc vraisemblablement vers le mois de juin. Je ferai vendre ici tout mon mobilier avant mon départ. Car quelque chose qu’il puisse arriver, je suis bien résolu à ne plus revenir ici. La nomination de Sévérine a mis le sceau à cette détermination². Je ne me soucierai guères de servir sous ses ordres. Cependant je garde ma place — qui, toute insignifiante qu’elle est, m’assure au moins le droit d’en demander une autre.

  Potemkine a été nommé à Rome³. Vous savez l’amitié qu’il me porte. Si son crédit à Pétersbourg était en raison de son excellent cœur et de ses sentiments pour moi, je ne serais guères embarrassé de mon avenir. Il m’avait donné rendez-vous en Russie, où il comptait aller dans le courant de ce printemps, mais il se pourrait que la nomination qu’il vient de recevoir le fit renoncer à son voyage.

  Ce sera un heureux moment, chers papa et maman, que celui où nous nous reverrons. Si l’état de Dorothée se confirme⁴, je serai doublement aise de me trouver auprès de vous dans un moment semblable. Dites mille amitiés de ma part à son mari et assurez-le que je désire bien sincèrement de faire sa connaissance. Nicolas m’a écrit deux fois dans ces derniers temps. Il me dit entre autres que selon toute probabilité il ne quittera pas Varsovie dans le courant de cette année. C’est pourquoi il m’engage à venir le voir en passant. Il est possible que je le fasse, bien que, d’autre part, il m’en coûterait de laisser voyager toute seule ma femme et trois enfants. Mais il y a dans cette pauvre femme une force d’âme qui n’est comparable qu’à la tendresse de son cœur. J’ai mes raisons pour vous parler ainsi. Dieu seul qui l’a faite connaît tout ce qu’il y a de valeur dans cette âme. Mais vous qui m’aimez, je veux que vous sachiez que jamais un être humain n’a été aimé par un autre comme je l’ai été par elle. Je puis dire, presque par expérience, que depuis 11 ans il n’y a pas eu un seul jour dans sa vie où pour assurer mon bonheur elle n’eut consenti, sans hésiter un instant, à mourir pour moi. C’est quelque chose de bien grand et de bien rare, quand ce n’est pas une phrase.

  Ce que je dis là doit vous paraître étrange. Mais encore une fois: j’ai mes raisons. Ce témoignage que je lui rends, n’est qu’une bien pauvre expiation.

Перевод

Мюнхен. 15 апреля 1837

  Ваше последнее письмо очень меня порадовало, от всего сердца благодарю вас за него¹. Благодарю вас также за доброту, с какой вы обещаете облегчить мне путешествие. Буду весьма огорчен, если это причинит вам хоть малейшее затруднение. Но, признаюсь, я был бы не менее огорчен, если бы за отсутствием средств вынужден был остаться в Мюнхене. Мне не терпится уехать отсюда. Итак, если не встретится непредвиденных препятствий, я рассчитываю пуститься в путь тотчас же по получении денег. Это будет, по всей вероятности, в июне. Перед отъездом я продам всю мою здешнюю обстановку, так как, что бы ни было, я твердо решился более не возвращаться сюда. Назначение Северина окончательно укрепило эту решимость². Я ничуть не расположен служить под его начальством. Однако я удерживаю за собой свое место, ибо, сколь оно ни незначительно, все же обеспечивает мне право просить другое.

  Потемкин назначен в Рим³. Вы знаете его дружбу ко мне. Если его влияние в Петербурге было бы соразмерно его добрейшему сердцу и его отношению ко мне, я нисколько не беспокоился бы за свою будущность. Он условился встретиться со мной в России, куда рассчитывал поехать этой весной, но возможно, что назначение, только что полученное им, принудит его отказаться от этой поездки.

  Как счастлив я буду, любезнейшие папинька и маминька, свидеться с вами. Если положение Дашиньки подтвердится⁴, мне будет вдвойне приятно быть с вами в такое время. Передайте от меня самый сердечный привет ее мужу и скажите ему, что я очень буду рад с ним познакомиться. Николай дважды писал мне за последнее время. Он говорит, между прочим, что, по всей вероятности, не уедет из Варшавы в этом году. Поэтому он приглашает меня заехать к нему по дороге. Возможно, что я так и сделаю, хотя, с другой стороны, мне было бы затруднительно отправить в поездку жену совсем одну с тремя детьми. Но эта слабая женщина обладает силой духа, соизмеримой разве только с нежностью, заключенной в ее сердце. У меня есть свои причины так говорить. Один Бог, создавший ее, ведает, сколько мужества скрыто в этой душе. Но я хочу, чтобы вы, любящие меня, знали, что никогда ни один человек не любил другого так, как она меня. Я могу сказать, уверившись в этом на опыте, что за одиннадцать лет не было ни одного дня в ее жизни, когда ради моего благополучия она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня. Это способность очень редкая и очень возвышенная, когда это не фраза.

  То, что я говорю, должно быть, покажется вам странным. Но, повторяю, я имею на то свои причины. И эта дань, воздаваемая ей мною, является лишь весьма слабым искуплением.

КОММЕНТАРИИ:

  Печатается впервые на языке оригинала по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 3–4.
  Первая публикация в русском переводе — Изд. 1980. С. 15–16.

¹ Письма родителей к Ф. И. Тютчеву неизвестны.

² Д. П. Северин, русский посланник в Швейцарии (с апреля 1836 г.) и в Мюнхене (с 1837 г.).

³ И. А. Потемкин, под началом которого Тютчев служил в Мюнхенской миссии в 1828–1833 гг., затем был русским посланником в Гааге (1833–1837) и в 1837 г. получил назначение в Рим, где находился в должности посланника вплоть до 1842 г.

⁴ Д. И. Сушкова ждала ребенка.