«История народа принадлежит поэту», — сказал Пушкин. Немного найдется художников слова, которые с такой яркостью и своеобразием, как А. К. Толстой, воплотили в своем творчестве эту истину.
Исторические произведения Толстого так разнообразны, что перед читателем буквально открывается в них «за далью даль»: Киевская Русь, Новгород Великий, Русь в эпоху Ивана Грозного... Он писал о русских богатырях, причем, по собственному признанию, не пускался в «опасное соревнование с былиной», а показывал богатырей под новым углом зрения, живо и очень просто:
Под броней с простым набором,
Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
Дедушка Илья,
Едет бором, только слышно,
Как бряцает бронь,
Топчет папоротник пышный
Богатырский конь.
И ворчит Илья сердито:
«Ну, Владимир, что ж?
Посмотрю я, без Ильи-то
Как ты проживешь?..»
(«Илья Муромец»)
Беглые холопы, монахи и разбойники, князья и бояре — персонажи А. К. Толстого всегда живописны и убедительны. Поэт не просто время от времени «заглядывал» в прошлое, у него существовала глубокая кровная связь с прошлым, «Темной старины заветные преданья», сохранившиеся в летописях, безмолвные курганы, разбросанные в степях, песни, народное творчество — все это постоянно занимало мысли и воображение поэта. Он вел нескончаемый диалог с прошлым еще и потому, что считал: многие явления современной общественной жизни и психологии можно объяснить только «через историю». «Многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего» — эти слова заключают роман «Князь Серебряный».
На основе взволнованного, вопрошающего интереса к прошлому родины и постоянных исторических занятий у Толстого сложился свой взгляд на весь ход развития России.
Историческая концепция поэта-аристократа весьма своеобразна, его исторические оценки во многом далеки от наших современных взглядов. Так, Толстой идеализировал домонгольскую Русь и скептически относился к другим эпохам.
Киевская Русь, времена Владимира Мономаха и русских богатырей, Новгород представлены в творчестве Толстого в светлых, радужных тонах. В некоторых своих исторических балладах он усиленно отмечает родственные связи русских князей того времени с европейскими государями. Не раз он подчеркивал «нашу общность в то время с остальной Европой». Этим, считал Толстой, «на тогдашний период набрасывается еще вовсе нетронутый свет, чрезвычайно заманчивый...». Путешествуя в 1867 году по странам Европы, он писал жене: «У меня забилось и запрыгало сердце в рыцарском мире, и я знаю, что прежде к нему принадлежал».
После татаро-монгольского нашествия, по мнению Толстого, князья уже не сумели вернуть страну на прежний путь развития. В произведениях, описывающих эпоху Ивана Грозного, Толстой решительно выступает против того, что он считал последствиями «татарщины»: бессмысленной жестокости и низкого холопства. Так, в предисловии к роману «Князь Серебряный» писатель признается, что «при чтении источников книга не раз выпадала у него из рук и он бросал перо в негодовании».
Поэта-историка, каким был А. К. Толстой, привлекал прежде всего нравственный, этический аспект исторических событий и отдельных человеческих поступков.
Такие герои Толстого, как князь Никита Романович Серебряный, боярин Дружина Морозов, князь Михайло Репнин, стремянный Василий Шибанов, богатырь Илья Муромец, различны по возрасту, по характеру, социальному положению. Однако их сближают некоторые высокие черты характера, и на материале исторических произведений можно говорить о нравственном идеале Толстого.
Эти люди поступают именно так, как велят им ум и сердце, поступить иначе они просто не могут.
Никита Серебряный совершает множество поступков, неосторожных, неосмотрительных с точки зрения обывательского благоразумия. Но каждый его шаг проникнут чувством справедливости, глубокой нравственной убежденностью в своей правоте. «Мне нельзя не ехать, — сказал он решительно. — Не могу хорониться, один от царя моего, когда лучшие люди гибнут. Прости, Елена!»
Летопись сохранила описание ссоры, некогда происшедшей между Ильей Муромцем и князем Владимиром. Богатырь угрожал поднять против князя народ, грозил, что если Владимир по его не сделает, то «проживет только до утрия». В своей былине Толстой представляет душевное состояние Ильи в ином свете.
Илья Муромец уезжает из престольного Киева, покидает пиры и «богатые сени», чтобы отправиться на свой богатырский промысел. Из его сердитого ворчания делается ясно, что обида на князя только повод, на деле же происходит нечто более значительное — возвращение человека к самому себе, к своим духовным ценностям.
«...Вновь изведаю я, старый,
Волюшку мою —
Ну же, ну, шагай, чубарый,
Уноси Илью!»
И старик лицом суровым
Просветлел опять,
По нутру ему здоровым
Воздухом дышать;
Снова веет воли дикой
На него простор,
И смолой и земляникой
Пахнет темный бор.
Цельность натуры, доброта и человечность, верность своим нравственным идеалам и вместе с тем близость к духу народа, слияние с ним в едином чувстве родины — вот что присуще любимым героям Толстого.
Роман «Князь Серебряный» живет вот уже более ста лет. Безусловное и последовательное осуждение деспотизма, уважение к человеческой личности, благородство чувств — весь этот нравственный капитал романа тщательно проработан, раскрыт. С этим связана исключительная доступность «Князя Серебряного», он весь понятен в лучшем смысле этого слова, чтение его можно сравнить с интересным и ярким уроком по русской истории. Не случайно «Князь Серебряный» стал основой для множества переделок в пьесы народного репертуара, и незадолго до смерти Толстой мог с гордостью написать о своем романе: «...его очень любят в России, особенно представители низших классов».
Интересно проследить источники, по которым работал А. К. Толстой, и как они преломлялись в его творчестве.
Ранняя баллада «Князь Ростислав» связана с кратким упоминанием в «Слове о полку Игореве»: переяславский князь, спасаясь от половцев, утонул при переправе через реку Стугну. Само событие уже вызвало у поэта ассоциации, предопределившие сюжет: раз герой князь, то у него осталась княгиня, которая ждет дома, раз он на речном дне, вокруг него русалки и т. д.
Более поздняя баллада «Василий Шибанов» написана на основании материалов «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина, которую А. К. Толстой высоко ценил.
Вот содержание отрывка из IX тома «Истории», вдохновившего Толстого на создание замечательной исторической баллады «Василий Шибанов»: князь Курбский «ночью тайно вышел из дому, перелез через городскую стену, нашел двух оседланных коней, изготовленных его верным слугою, и благополучно достиг Вольмара», занятого литовцами... В порыве сильных чувств он написал письмо к царю; усердный слуга, единственный товарищ его, взялся доставить сие и сдержал слово: подал запечатанную бумагу самому государю в Москве, на Красном крыльце. Гневный царь ударил его в ногу острым жезлом своим, кровь лилась из язвы; слуга стоял неподвижно, безмолвствовал. Иоанн оперся на жезл и велел читать вслух письмо Курбского. Далее Карамзин пишет, что во время пытки «слуга, именем Василий Шибанов (сие имя принадлежит истории), не объявил ничего; в ужасных муках хвалил своего отца-господина; радовался мыслию, что за него умирает».
Однако на этой яркой, доподлинно живой странице истории симпатии А. К. Толстого привлекли не трагическая фигура Ивана Грозного и не полководец, бросивший своих ратников, Курбский. Героем баллады стал «Васька Шибанов, стремянный». Слуга воеводы Курбского, он вслед за своим господином бежит в Литву. Однако всего одной психологической детали довольно поэту, чтобы показать истинное отношение Шибанова к тому, что произошло. Он говорит: «Вишь, наши меня не догнали», — то есть русские, которые гнались за изменником Курбским, остаются для него «нашими». Любовь к родине для Шибанова значит больше, чем преданность «господину», виновному в «измене пред отчизной».
В психологической разработке образов Толстой пошел дальше Карамзина. Для Толстого Курбский, по существу, перестает быть человеком в те минуты, когда, отправляя слугу на смерть, предлагает ему за это деньги, «рубли в награжденье». Сдержанный ответ Шибанова исполнен благородной и мужественной простоты:
Тебе здесь нужнее твое серебро.
А я передам и за муки
Письмо твое в царские руки.
Даже жестокий царь отдает должное поступку этого человека:
Гонец, ты не раб, но товарищ и друг.
Баллада «Василий Шибанов» — это одно из лучших произведений Толстого на историческую тему. «...Он был создателем нового у нас литературного рода — исторической баллады, легенды, — писал после смерти Толстого И. С. Тургенев, — на этом поприще он не имеет соперников».
В исторических произведениях Толстого многогранно воплотился основной художественный принцип поэта: «Да здравствует человечность и поэзия!» Необыкновенную поэтичность историческим произведениям придают картины природы. Так, былина «Алеша Попович» вся исполнена тончайших пейзажных зарисовок.
Звуки льются, звуки тают..,
То не ветер ли во ржи?
Не крылами ль задевают
Медный колокол стрижи?
Иль в тени журчат дубравной
Однозвучные ключи?
Иль ковшей то звон заздравный?
Иль мечи бьют о мечи?
Пламя ль блещет? Дождь ли льется?
Буря ль встала, пыль крутя?
Конь ли по полю несется?
Мать ли пестует дитя?
Ветер, летящий над полями, от которого перезваниваются колосья; стая стрижей в вышине, вокруг церковного купола (не они ли задевают колокол?), пенье родника — в целом это образ искусства, созданный на основе наших самых заветных представлений.
...От звуков сердце млеет
И кружится голова.
Их услыша, присмирели
Пташек резвые четы,
На тростник стрекозы сели,
Преклонилися цветы...
За картинами природы у Толстого всегда угадывается родина.
«Родина ты моя, родина! Случалось и мне в позднюю пору проезжать по твоим пустыням! Ровно ступал конь, отдыхая от слепней и дневного жару; теплый ветер разносил запах цветов и свежего сена, и так было мне сладко, и так было мне грустно, и так думалось о прошедшем, и так мечталось о будущем». Это лирическое отступление из романа «Князь Серебряный» невольно переносит нас к стихотворению «Колокольчики мои...».
Те же конь и степь и те же любимые раздумья поэта, которые никогда не покидали его, о судьбах родины.
Главное драматическое произведение Толстого — это созданная им монументальная историческая трилогия, состоящая, по определению А. В. Луначарского, из «перлов русской драматургии», — «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис». Трилогия охватывает период русской истории с конца XVI века до начала XVII века. Венец ее — «Царь Федор Иоаннович» — трагедия, написанная в 1865—1868 годах.
А. К. Толстой в своей трилогии более озабочен нравственным аспектом человеческой деятельности, нежели стремлением следовать исторической правде. Основной пафос трилогии никак не связан с положительными с точки зрения современной науки результатами деятельности Ивана Грозного, борца против удельной оппозиции, крупного дипломата. «Трагическая вина Иоанна было попрание им всех человеческих прав в пользу государственной власти, трагическая вина Федора — это исполнение власти при совершенном нравственном бессилии», — писал он. Царь Федор добр и человечен, но он слаб и безволен. «Ошибка Федора, — по мнению А. К. Толстого, — состоит в том, что он не постоянно держится своего призвания быть человеком, а пытается иногда играть роль царя, которая не указана ему природой. Этой роли он не выдерживает, но от нее не отказывается...».
Трагедия «Царь Федор Иоаннович», едва лишь ее разрешили к постановке, имела небывалый в истории русского театра успех. Но это произошло спустя 30 лет после написания трагедии, и автору не довелось увидеть «Федора» на русской сцене, о чем он так страстно мечтал. «А «Федора Иоанновича» в России запретили: подрывает, мол, царское достоинство. Если «Смерть Иоанна» его не подрывает, то как же «Федор» подрывает? Дураки и черти!» — досадовал А. К. Толстой в 1869 году.
В трилогии много драматизма, но весь накал человеческих страстей воспринимается нами в лирической, чисто «толстовской» дымке, сквозь которую поэт позволил нам заново прочесть многие страницы родной истории.