Брянский край

Есть много звуков в сердца глубине…

  В поэзии А. К. Толстого, «мажорным тоном» которой он так гордился, есть одно замечательное свойство, свидетельствующее о душевном здоровье: в ней сквозит непосредственность, свежесть, детское восприятие мира. Невозможно поверить, но стихотворение «Вновь растворилась дверь на влажное крыльцо...» написано пятидесятитрехлетним человеком. В 42 года поэт написал «Нас не преследовала злоба...» — стихотворение беспечное, радостное, полное жизни. Он как бы не имел возраста, и его поэзия для нас исполнена душевной силы и свежести.
  Из воспоминаний современников известно, что в молодости А. К. Толстой производил впечатление жизнерадостного силача, который мог разгибать подковы и скручивать винтом серебряные вилки, в «Крымских очерках» поэт сам посмеивается над своим «деревенским аппетитом». При этом из стихов и писем видно, что это был человек на редкость тонкой душевной организации, легкоранимый, предельно восприимчивый. В стихотворении «Не ветер, вея с высоты...» остался, так сказать, «рентгеновский снимок» его души:

Она тревожна, как листы,
Она, как гусли, многострунна.

  Имя А. К. Толстого в сознании читателя прежде всего связано с его самыми известными стихотворениями, между тем ряд стихотворений явно далек от устойчивых представлений об этом поэте. В какие годы, в каком веке написаны эти строчки?

Бенгальские розы,
Свет южных лучей,
Степные обозы,
Полет журавлей.

И грозный шум сечи,
И шепот струи,
И тихие речи,
Маруся, твои!

  Разве не слышатся здесь более близкие нам, современные литературные пульсы? Разве это не 20-е годы нашего века? Нет, это все-таки XIX век, это Алексей Константинович Толстой, его «Цыганские песни».
  В другое стихотворение откуда-то забрела почти есенинская интонация:

Ты мне улыбнешься и скажешь,
Что ты не устала со мной.

  Так и вспоминается последняя строфа стихотворения Есенина «Теплый вечер».
  А. К. Толстой был любим многими далекими от него поэтами, в том числе Маяковским, Багрицким.
  Похоже, что в творчестве Толстого-лирика был момент поэтического экспериментирования, освоения новых для нашей литературы поэтических интонаций. Отсюда в его стихах такое богатство и разнообразие поэтических интонаций, из которых кое-что осталось едва намеченным и лишь спустя десятилетия зазвучало в творчестве других поэтов-лириков.
  Лучшие стихотворения А. К. Толстого окутаны особой атмосферой — трепетной, эмоционально насыщенной. Может быть, поэтому они растревоживают прежде, чем мы успеваем в них вчитаться, вдуматься, в сознании возникает рой образов, ассоциаций, еще и не вполне ясных, слегка импрессионистических, не то что-то обещающих, не то чего-то от нас требующих.
  О многих строчках, написанных А. К. Толстым, хочется сказать: как это поэтично! какие изящные, легкие стихи! «Как от цветов летящий пух, как майской ночи дуновенье...»
  Если вдуматься, откуда берется у нас представление о легком, изящном, поэтичном, откуда приходит к нам само понятие «поэтичность»? Владеть им мы научаемся постепенно, по мере того, как читаем хорошие стихи. На каком-то высоком уровне читательской культуры у человека появляется способность ощущать поэтичность как особое качество. Эта способность тотчас перешагивает рамки литературы и меняет наш взгляд на многое, ибо у поэтичности особое свойство: тот, кто научился отличать ее в поэзии, уже никогда не пройдет мимо нее в самой жизни.

Замолкнул гром, гроза греметь устала,
Светлеют небеса;
Меж черных туч приветно засияла
Лазури полоса.

Еще дрожат цветы, полны водою
И пылью золотой,
О не топчи их с новою враждою
Презрительной пятой.

  Это стихотворение о цветах, о том, что они настрадались во время грозы, пока «ураган терзал сад», их бил ливень, вот даже чашечки до сих пор еще полны дождевой водой и сбитой пыльцой, и о том, что не надо небрежно наступать сейчас на цветы. Но, кроме конкретного смысла, в этом маленьком лирическом шедевре мы ощущаем необычную музыкальность, ритмичность. Стихотворение входит в наше сознание легко, ненавязчиво, едва заметно, но западает глубоко.
  Недаром ко многим стихотворениям А. К. Толстого лучшими нашими композиторами написана музыка. «Толстой — неисчерпаемый источник для текстов под музыку, это один из самых симпатичных мне поэтов», — признавался П. И. Чайковский. Легкость, певучесть, музыкальность стихотворений доведены поэтом до такой степени совершенства, что и сегодня — мимо всех забот, иногда важных, иногда мелких — стихи А. К. Толстого взывают к глубинам читательской души, к тому чувству гармонии, что заложено в каждом человеке.
  А. К. Толстой родился 24 августа 1817 года в Петербурге в богатой и знатной семье. Сразу же после рождения сына родители его расстались, и шести недель от роду мальчик был увезен матерью, графиней А. А. Толстой, в ее имение на Черниговщине, там он воспитывался до десятилетнего возраста в кругу семьи Перовских, родных со стороны матери.
  Поэт вырос на просторах русских и украинских лесов и степей, в совершенстве знал все происходящие в природе перемены. Нигде мы не найдем такого удивительного начала весны (его любимое время года), как в стихотворении «То было раннею весной», нигде не отыщем такого момента из «осени первоначальной», как в стихотворении «Прозрачных облаков спокойное движенье». Мы узнаем родные пейзажи и в те моменты, когда «природа вся трепещет и сияет, когда цвета ее ярки и горячи», и в «скромный тихий день, осеннею погодой, когда и воздух сер, и тесен кругозор».
  При этом мы буквально видим в его стихах картины, близкие и понятные нам:

И тихо все кругом, и под моей ногой
Так мягко мокрый лист шумит благоуханный...

  По мере того как вчитываешься в стихи поэта, все больше понимаешь: за всем этим разнообразием сменяющихся картин лесов, полей сквозит что-то единое и самое важное — это любовь к родной земле. Именно чувство родины, с удивительной художественной силой высказанное А. К. Толстым, придает его стихам о русской природе такую точность описания, такую поэтичность: «Острою секирой ранена береза...», «Кувшинчик синий и пушистый с его мохнатым стебельком...»
  Сквозь пейзажные зарисовки, повторяя все их контуры, в стихах просвечивает то или иное психологическое состояние человека. И чем сложнее и своеобразнее пейзаж в стихотворении, тем, значит, конкретнее и тоньше психологический этюд поэта. Иногда пейзажные зарисовки буквально выступают в роли психологической детали:

Твое сердце болит безотрадное,
В нем не светит звезда ни единая.

  Такая тонкая и своеобразная разработка отношения «человек — природа» прочно связана с именем А. К. Толстого. Он изобразил родную природу, сопровождающей человека на всех стадиях его жизни, чуткой к его радостям и страданиям. И еще одно: природа у А. К. Толстого прекрасна, а красота имеет свойство утешать, врачевать, «выпрямлять» человека.
  В стихотворении «Вновь растворилась дверь на влажное крыльцо...» поэт говорит о весеннем возрождении земли. Выражение А. К. Толстого «врачующая власть воскреснувшей природы» необычайно близко его общему пониманию роли природы для человека. Невольно приходят на память некрасовские строки:

Спасибо, сторона родная,
За твой врачующий простор.

  В словах о русской природе двух поэтов-современников сквозит их любовь к родной земле. Для нас же сегодня в их прекрасных стихах проявляется врачующая власть настоящей поэзии.
  «Вечные темы», в частности любовь, требуют предельно искреннего, своего голоса. А. К. Толстому в этом отношении пришлось нелегко: его ближайшими предшественниками были великие поэты, он начал создавать свои лирические стихотворения в начале 50-х годов, то есть в непосредственной исторической близости к Пушкину и Лермонтову. И в своей любовной лирике А. К. Толстой оказался достоин такого ответственного «соседства».
  Взволнованность, неуверенность в счастье и при этом вера в любовь, в ее огромную преобразующую роль в жизни человека — эти черты проступают тем отчетливее, чем больше мы вчитываемся в его стихи. В юношеском стихотворении он писал: «Я верю в чистую любовь и в душ соединенье». Об этой юношеской мечте можно было бы не упоминать, если бы ей не суждено было воплотиться в судьбе и в поэзии А. К. Толстого.
  Всю жизнь он любил Софью Андреевну Миллер.
  Он встретил ее в 1851 году «средь шумного бала». Прошло много-много лет, прежде чем они добились разрешения официально зарегистрировать свой брак. Широко образованная (она владела 14 иностранными языками), с тонким литературным вкусом, Софья Андреевна скоро сделалась «эстетическим эхом» А. К. Толстого. Многие строки писем к ней не менее поэтичны, чем сами стихи, посвящаемые ей в течение 25 лет.
  «Бывают минуты, в которые моя душа при мысли о тебе как будто вспоминает далекие-далекие времена, когда мы знали друг друга еще лучше и были еще ближе, чем сейчас, а потом мне как бы чудится обещание, что мы опять станем так же близки, как были когда-то, и в такие минуты я испытываю счастье столь великое и столь отличное от всего, доступного нашим представлениям здесь, что это — словно предвкушение или предчувствие будущей жизни».
  «...Я люблю тебя всеми способностями, всеми мыслями, всеми движениями, всеми страданиями и радостями моей души. Прими эту любовь, какая она есть, не ищи ей названия как врач ищет названия для болезни, не определяй ей места, не анализируй ее. Бери ее, какая она есть...»
  Среди лучших лирических произведений Толстого — «На нивы желтые...», «Мне в душу, полную ничтожной суеты...» и «Меня, во мраке и пыли...». В них проявляется» одно, довольно неожиданное качество, присущее всей лирике поэта: над его стихами, легкими, изящными, читатель все время... размышляет, что-то переоценивает, во что-то вдумывается.

И каждый мой упрек я вспоминаю вновь,
И каждое твержу приветливое слово,
Что мог бы я сказать тебе, моя любовь,
Но что внутри себя я схоронил сурово!

  Стихотворение «Меня, во мраке и пыли» заставляет вспомнить пушкинское стихотворение «Пророк» («Духовной жаждою томим»). У человека, к которому пришла любовь, происходит полное и последовательное изменение взгляда на мир. Стихотворение выглядит как взволнованное доказательство главной мысли:

И ничего в природе нет,
Что бы любовью не дышало.

  Известное стихотворение «Средь шумного бала...» сегодня трудно читать: чтобы осознать текст, нам приходится «сопротивляться» музыке Чайковского. Однако «при некотором усилии» в стихотворении можно заметить черты самоанализа, внутреннюю честность, характеризующие всю лирику Толстого. В центре стихотворения — бережное и вопрошающее внимание к тому, что совершается в душе героя после недавней встречи «средь шумного бала». Эта простота и искренность размышления, когда человек прислушивается к себе, буквально заглядывает в собственную душу, и сегодня производят огромное впечатление:

Люблю ли тебя — я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!

  Тогда, в 1851 году, эти слова должны были восприниматься как откровение: ведь это и было то самое обращение к современникам «на ежедневном языке», которое составляет заветную мечту настоящего художника..
  Поэтический вклад А. К. Толстого в сокровищницу русской любовной лирики XIX века свободен от ноток эгоизма — это чистая альтруистическая любовь. «Усни, печальный друг», «Ты жертва жизненных тревог», «Крымские очерки», «Запад гаснет в дали бледно-розовой» и др. проникнуты заботой, каким-то особым, оберегающим чувством к любимой, буквально насыщены гуманизмом.
  «Владея смехом и слезами», А. К. Толстой заставляет нас невольно переживать свою прежнюю любовь и нежность — миновать этого нельзя, это словно запрограммировано в его лирике для каждого. И самое интересное: мы порой находим в себе те чувства, о существовании которых и не подозревали. Все, что когда-нибудь прошло в душе как тень и осталось невыраженным, нераскрытым, то, о чем мы сами забыли, оживает с новой силой и оборачивается способностью принимать жизнь со всем тем, что она несет, даже с горечью, — и все-таки любить, верить, быть счастливым.
  Поэт верен себе: даже в изображении безысходности, тоски он несет читателю какое-то утешение. Может быть, секрет его в глубоко искренней интонации, в бережном отношении к человеческим чувствам, в верности и благозвучии выражений — словом, в гуманности и в красоте, в нашем общем эстетическом впечатлении от стихов.
  Многие выражения, фразы, строки А. К. Толстого невольно запоминаются, и наш личный опыт формируется с учетом этих живущих в сознании выражений, когда-то однажды пленивших нас своей красотой и горечью: «Лишь больное сердце не залечит раны», «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре», «Мою любовь, огромную, как море, вместить не могут жизни берега», «И хочет сжать твою родную руку моя рука»...
  У него встречаются строки как-то особенно легко запоминающиеся. Чаще ими бывают заключительные двустишия. Художественное содержание и совершенство формы таких двустиший столь велики, что они явно относятся к чему-то большему, нежели одно стихотворение. Это особые поэтические «формулы», которыми так богата поэзия Лермонтова, любимого поэта А. К. Толстого.

...Все это уж было когда-то,
Но только не помню, когда.

...Что придет — узнаешь скоро,
Что прошло — то невозвратно.

...Я вышел в поле без кольчуги
И гибну, раненный в бою...

  Значение таких строк в том, что они живут в нашем сознании независимо от контекста стихотворения, осознаются самостоятельно, как крохотные художественные произведения.
  Наряду с афористичностью, четкостью поэтических строк Толстого мы встретим строки, лишь наводящие нас на какую-то мысль: «Хорошо в поэзии недоговаривать мысль, допуская всякому ее пополнить по-своему», — писал А. К. Толстой.
  В жизни каждого есть мелочи, незначительные наблюдения над миром, над собой, в которых мы не спешим разобраться, пока вдруг не встречаем чего-то подобного в литературе. И тогда мы с чувством сопричастности вчитываемся в строчки, отразившие наше собственное состояние, и повторяем за поэтом: «Все это уж было когда-то, но только не помню когда». Это строки из стихотворения «По гребле неровной и тряской», созданного в начале 50-х годов.
  Некоторое ритмическое однообразие помогает сюжету: герой едет новыми для него местами — берегом озера, мимо «мокрых рыбачьих сетей», мимо мальчика в тростнике, с дудочкой в руках, мимо старой мельницы. И вдруг, как это бывает с каждым из нас, ему кажется: все эти картины он когда-то уже видел. И в стихотворении снова проходят перед нами те же самые предметы:

И крыша далекого дома,
И мальчик, и лес, и вода.

  Но теперь, при повторении, все это увидено чуть-чуть иначе, показано более обобщенно, в развитии. Это тождество картин и едва заметный сдвиг впечатления позволяют живо ощутить в этом стихотворении настроение, зыбкость сознания.
  Все настоящие поэты, в том числе А. Толстой, обладают способностью, которую Пушкин определил: «владеть смехом и слезами». Над страницами его лирики читатель невольно припоминает (или воображает себе) все то, что подсказывают ему стихи. Если человеку не привелось в жизни увидеть простой и прекрасной вещи: как в теплый весенний день, на припеке, идет пар от высыхающих досок крыльца, то после прочтения стихотворения «Вновь растворилась дверь на влажное крыльцо» ему обязательно покажется, что когда-то давно, может быть в детстве, он все-таки видел, как «дымятся» «в полуденных лучах следы недавней стужи».

  А. К. Толстому выпало на долю создать прекрасные поэтические произведения. Пусть их немного, но они вобрали, кажется, все звуки из глубин человеческого сердца.