Брянский край

РЫЛЬКО ПЕТР ДМИТРИЕВИЧ

  Родился 25 августа 1904 года в поселке Дубровка. В семье было 11 детей. Отец, Дмитрий Михайлович Рылько, был кучером в имении помещика В.И. Вильчинского, затем вел свое хозяйство. После Октябрьской революции возглавлял отдел образования. Мать, Элеонора Драпкина (Варвара Апполоновна Рылько), домохозяйка. В 1916-1920 годы Петр Рылько учился в Дубровской школе. В 1920 году поступил в Новозыбковский агротехникум. Создал там кружок ликбеза и агрокружок. В 1925 году впервые на Брянщине организовал школу крестьянской молодежи в селе Мякишево (Выгоничьский район). Здесь учился Николай Матвеевич Грибачев, будущий известный поэт, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий СССР, главный редактор журнала "Советский Союз". Рылько был селькором газеты "Беднота". Переписывался с Н.К. Крупской, был знаком с А.В. Луначарским. В 1930 году П.Д. Рылько открыл первый на Брянщине сельскохозяйственный техникум в селе Кокино и руководил им до дня своей смерти. Техникум был одним из лучших в СССР, в нем обучались студенты из 50 стран мира. В 1980 году по инициативе Рылько на базе Кокинского совхоза-техникума был открыт Брянский государственный сельскохозяйственный институт (ныне Брянская государственная сельскохозяйственная академия). Рылько П.Д. стал проректором, он по-прежнему отвечал за систему среднего специального образования. За самоотверженный труд Петр Дмитриевич Рылько был удостоен звания Героя Социалистического Труда, награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, "Знак Почета", получил почетное звание Заслуженного учителя РСФСР. Рылько П.Д. умер 7 июня 1993 года. Похоронен в селе Кокино Выгоничского района Брянской области. На родине был удостоен звания "Почетный гражданин поселка Дубровка". В 1998 году на здании Дубровской средней школы №1, где учился Рылько П.Д., была открыта мемориальная доска, а в музее - мемориальный уголок. Одна из улиц поселка Дубровка носит имя Петра Дмитриевича Рылько. В 2003 году мемориальная доска памяти П.Д. Рылько была открыта на здании БГСХА.

  Надо ж тому случиться: сорок девять лет и девять месяцев был он директором. Все в том же Кокино, все в том же техникуме. До полувека - рекордного юбилея - оставалось всего ничего. И вдруг ... Новая вывеска на здании, давно ставшим ему вторым домом. Новая должность. Новые люди кругом.
  Нет. Не вдруг. Он сам предсказал это. Когда только закладывался техникум - в 1930 году. Когда в уцелевшее крыло помещичьего дома внесли тридцать топчанов, двадцать керосиновых ламп, он сказал: "Ну, можно начинать". Четыре преподавателя сидели перед ним на педсовете, и под окном тряс головой старый мерин, арендованный у местного жителя.
  - Впервые на халаевский двор смотрят с надеждой, - сказал директор Рылько первому набору. - И мы не должны обмануть новую деревню - она ждет специалистов.
  Мы подготовим их столько, что, если однажды собрать всех, можно заселить целый город, - рисовал он перед ними картину.
  И говорил о зеленой архитектуре, что преобразит эти места, про общежития выше самой высокой березы, про свой Дворец культуры. Будет ехать большаком люд, и у пока неприметной дороги на Кокино головы станут поворачиваться сами. За хлебами высокими, в опояске парков предстанет им городок на горе. "Что за диво?" - спросит кто-то из вновь приезжих. И со всех сторон отзовутся: "О, это Кокинский техникум. Орденоносец".
  Недоверчиво улыбались парни и девчата: "Эка, эка. Фантазер этот директор". Он был немногим старше их.
  - Не верите? - огорчался он. - Так вот вам. Этим не кончится. Колхозы и совхозы наберут такую силу, что дальше потребуют: "Давай специалиста высшей марки!" Где их наберешься? Где?
  О стекло бились синие деревенские мухи. Он подошел к окну. Нет, не пугнуть их. Он припал лбом к стеклу, точно высматривал, где, что можно поставить. И, вернувшись к столу, объявил: "И тогда здесь откроют институт. Кокинский сельскохозяйственный".
  Сказал и засмеялся. Это, действительно уже походило на фантастику. Дай Бог в техникум жизнь вдохнуть.
  Но он не дал им усомниться в задуманном.
  - Будем учиться… - сказал и выждал: пусть каждый подберет глагол, а сам закончил: - "Учиться, творить. Дерзать и творить".
  Молодость не помешала ему понять: всему, что понадобится агроному, не научишь не за три, не за пять лет. Но можно научить любить землю. Поэтому нужны ему парки и цветники. Кто проникнется красотой земли, тот не даст ее в обиду. Ни сорной сурепке, ни жадной тле, ни дурному пахарю, ни разрушителю - оврагу, ни глупой указке. Тот не устанет учиться. Только судьба урожая - еще не все. А судьба деревни? Им выпалывать сорняки, что зовутся идиотизмом деревенской жизни, им вносить новое в ее облик и дух. Не будет в расписании такого экзамена. Но с первого до последнего курса он останется главным: экзамен на гражданскую зрелость. Ликвидация неграмотности, вытеснение попа, озеленение дворов, создание хаты - лаборатории.
  Первый самый маленький выпуск. Что скажет он им на прощание? "Хотите быть счастливыми? - не ищите теплых мест".
  Какие уж тут теплые места. Они выбрали Сибирь. И в Карелию ехал Коля Грибачев.
  А вот что скажут на прощание родному техникуму они? Их клятва осталась: "Даем обязательство показать подлинно большевистские темпы работы".
  Ушли они, пришли новые, чтобы уйти в свой черед, освободив аудитории для следующего набора. И вот их, выпускников, уже десять тысяч, обещанный им город. И поблескивает на знамени техникума орден.
  Но прежде он много переживет - лучше не вспоминать. Только как забудешь крошево на ладонях, твой техникум, перемолотый войной.
  Он привез в Наркомзем длинную заявку, помятуя старую заповедь: от большого что-то да оставят. Но рука безжалостно вычеркивала строку за строкой. "Итак, ничего?". "Нет, есть. Хорошая должность в Наркомате".
  Упрямец, он вернется к Конинскому повороту. Еще никто не догадался, что сбит придорожный щит, на котором написано название Кокино по-немецки. Он унесет этот щит, чтобы, сидя на чурбаке, вывести дегтем на обороте: "Объявляется прием в техникум". Потом - в совхоз-техникум.
  Раздвигались границы полей. Это понятно. Непонятно увлечение садами. До такой степени, что уже научно-исследовательский институт берет кокинские сады под свое крыло, уже ходят по коридорам техникума кандидаты наук. И добро бы сады. Пусть земляника. Но малинники? Какая графа отчетности заставила заниматься малиной? Нет такой. "Ее нет в магазинах. Когда-то, наконец, она должна появиться", - коротко возразил он. В журналах исследований записано: "Получение сорта морозостойкой, прямостойкой, доступной механической обработке и уборке".
  Расходятся прутики, расходятся кустики далеко по округе. На миллионы счет пошел. Пусть помнят Кокино. Не дошли пока прутики до Ленинграда. Но и там помнят Кокино. Вихревыми плясками и текучим хороводом на сцене театра оперы и балета.
  Техникум в селе. Производство справа, производство слева. Что лучше для получения профессии? Если забыть, что агроном еще и сельский интеллигент. А много ли получит он от культуры в условиях деревни? Не выйдет ли отсюда с чувством духовного обсевка?
  Об этом тоже забота Петра Дмитриевича Рылько, Сколько знаменитостей перехватил он на свою сцену. И сколько раз увозил на далекие сцены свою самодеятельность - Кремлевского Дворца съездов и рижской оперы, Тбилисского Дома офицеров и болгарского театра. За спиной поговаривали: "Не слишком ли расплясались у Рылько? Не прирезать ли ему еще земли, чтоб больше вокруг кукурузы плясали. А то отгородился березами ..."
  Да, за этими березами зерновые подходили к сорока центнерам и давно за четыре тысячи ушли удои. Мало?
  Ему еще прирезали земли. Но техникум не сворачивал самодеятельность. И не изменил своему правилу: окаймлять поля березами. Девяносто восемь тысяч берез. Не верите? Посчитайте - все на виду. И сажали те березки с русскими ребятами сыновья Африки, дочери Кубы и таких островков, что на карте лишь капелькой лежат. Потому что, когда встал вопрос, где еще готовить кадры для развивающихся стран, само собой пришло на ум Кокино.
  И опять стало тесно техникуму. Что ж, в Министерстве с пониманием отнеслись к этому: расширяйся, Петр Дмитриевич, есть типовой проект для совхозов -техникумов.
  А вот типовой проект ему не годился. Он выложил цветные фотографии. Сотворенный за сорок с лишним лет зеленый мир. И оппонентам трудно было возражать. Да, очевидная дисгармония. "Техникуму стоять в двадцать первом веке. Давайте посмотрим на него оттуда".
  Что рассказывать, сколько натерпелся он в борьбе за уникальный Кокинский комплекс. Как уже в ходе строительства склоняли его пойти на упрощения. Не уступил. Зато в час, когда ленточку режут, дождался: "Петр Дмитриевич, да ведь это же институт! Право, институт!"
  Сказано то, что он держал в уме. Делегат партийных конференций, депутат, он знал ситуацию в хозяйствах.
  По-разному открываются институты. Этот родился естественно, как рождается все в природе. И при том же упорстве, которое знакомо в природе, нежданные заморозки, чье-то давящее колесо, затяжная сушь ... Нет, пробивается росток.
  - О чем задумались, Петр Дмитриевич?
  - А вдруг бы однажды не выдержал. И не было бы ни этих стен, ни этих берез ... Вот чего бы ни простил себе. Никогда. Мог сделать, но не сделал. А так жизнь пролетела, как одно мгновение весны.
  Не без ревности ожидал Петр Дмитриевич, кто возглавит институт. Ректор приехал из Москвы. Кафедра в столичном вузе, секретарь парткома в университете имени Патриса Лумумбы, еще более ответственная работа. И вдруг – Кокино.
  Не так далеко от Кокино, у той же Десны, вырос он. Все естественно ... Ректор сдержанно улыбается. Он-то знает, как много предстоит хлопот. Создавать базу для факультета механизации, поднимать еще один учебный корпус: техникум-то исчез, он влился в институт самостоятельным факультетом специалистов среднего звена. Размещать прибывающих преподавателей. А среди них объявились профессора.
  Но каждому бы институту начинать разбег с такой площадки. В одном ошибся Петр Дмитриевич Рылько. Институт назвали Брянским сельскохозяйственным.
  Но поворот-то остался Кокинский.

"Выгоничская земля от истоков к будущему", Т.И. Локтина, 2007 год.

***

  Воспоминание Николая Матвеевича Грибачева (советский поэт, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий СССР, главный редактор журнала "Советский Союз") о П.Д. Рылько.
  В середине 20-х годов Петр Дмитриевич Рылько стал заведовать школой крестьянской молодежи в селе Мякишево.
  В Мякишево я пришел уже после начала учебного года прямо из своего родного села. За плечами была лишь начальная школа, но я уже пристрастился к книгам, много думал над прочитанным, и желание учиться дальше переполняло меня. Вместе со своей женой Ниной Григорьевной Казанской, тоже удивительным человеком и педагогом, Петр Дмитриевич сразу поддержал мои устремления. И потом, когда я остался в школе на летние каникулы, они помогли мне освоить программу за следующий класс. Если я еще скажу, что Нина Григорьевна выкраивала время, чтобы поучить меня играть на пианино, то станет ясно, сколько внимания и сил отдавали они мне.
   Хорошим поэтам всегда присуще умение находить примечательное в простом и обычном, щедро откликаться на чаяния и заботы людей. По-моему, подобным даром обладает каждый, в ком жив настоящий революционер. Мы все видели, что Петр Дмитриевич — увлекающаяся натура, но не фразер, а одержимый поборник всяческих новшеств, не любитель пустых слов и призывов, а деятельный просветитель и практик. Он пылко говорил о культуре будущей деревни и тут же устраивал лекции по гигиене, убеждая крестьян строить бани за счет самообложения. Когда впервые в селе зазвучало в нашей школе радио, многие старики недоверчиво усмехались: думали, что это просто поют за стеной. Рылько приглашал их слушать передачи и показывал, что в соседней комнате никого нет.
  Благодаря нашему учителю мы привыкли жить большими и широкими интересами. И благодаря ему же самые животрепещущие проблемы времени соединялись для нас с теми нуждами, которые ощущались вокруг. Петр Дмитриевич был селькором газеты "Беднота", часто ездил в Москву, возвращался оттуда переполненный всевозможными политическими новостями и, собирая нас, увлеченно, красочно, в деталях — а рассказчик он прекрасный — докладывал нам о них. Слушая его, мы уже знали, что все эти волнующие новости непременно должны получить отзвук в наших собственных конкретных делах. И когда, агитируя сельчан выделить средства на еще одну баню, мы наткнулись на неожиданный отказ — вот микробы-то увидели, а разрушенного моста через речку не приметили, говорили нам люди, — то сразу же объявили воскресник и починили мост. Мы переставали быть лишь свидетелями происходящего и "делали жизнь" своими руками.
  Настало время коллективизации. Именно в Мякишеве были созданы первые четыре колхоза нашего Выгоничского района. И опять-таки была в этом немалая заслуга Рылько и его учеников.
  В ту пору для деревенских ребят еще не было выхода на среднее образование. Школы крестьянской молодежи, ШКМ, как тогда говорили, и стали промежуточной ступенькой на этом пути. Общеобразовательные занятия у нас совмещались с освоением основ сельскохозяйственной теории. И мы не только закрепляли на практике полученные знания, но и приносили непосредственную пользу. Заведующий прозорливо оценивал значение нашей работы и сам обеспечивал ее успех. Как и другие ребята, впервые в жизни увидел я в нашей школе трактор.
  Увидел в ту пору, когда на полях царила соха.
  Питомцы ШКМ, мы имели возможность продолжать учение, но Петр Дмитриевич не уставал напоминать нам, сколько кругом неграмотных людей. В школе было введено правило: приобщать земляков к культуре, вводить в курс происходящих событий, читать им художественную литературу. В каждую зимнюю пятницу, в любую погоду, плохо одетые, отправлялись мы на такие встречи в окрестные села. Изба. Коптилка. Читаешь собравшимся Гоголя. Тишина такая, что слышится каждый вздох ветра за стеной. Я углубляюсь в прошлое, вспоминаю своего учителя, и на душе становится светлей и теплей.
  Всего-то два года, досрочно завершив трехлетний курс занятий, провел я у него в Мякишеве, а сроднился с ним навсегда. Он по-товарищески общался с учениками, никогда не пугал, не грозил, ходил с нами купаться, мог часами разговаривать с каждым, кому требовалось что-то объяснить. Он был мастером на выдумки. Рассказывая губернской комсомольской конференции о трудовых достижениях нашего школьного хозяйства, преподнес ей в дар новорожденного теленка. И на другой день комсомольская газета писала: "Конференция смеялась, конференция рукоплескала, конференция впала в телячий восторг". В последний год моей учебы мы начали выпускать школьный литературный журнал. Петр Дмитриевич живо им интересовался, а я был редактором и одним из активнейших его авторов.
  Я уже упомянул о частых поездках Рылько в Москву. Однажды он взял туда и меня, и тогда я впервые увидел столицу. Еще раз в Москве мы встретились на переполненном солдатами и беженцами Киевском вокзале в грозном октябре 41-го. Столкнулись неожиданно. Я уезжал на фронт. Обычно в дорогу нас провожают самые близкие люди. Есть, по-моему, что-то знаменательное в том, что на войну меня проводил человек, учивший служить тому делу, которое я шел защищать.
  Учитель всегда верит в будущее. Воспитывая каждое поколение, он творит завтрашний день. Еще в 1930 году организовал и возглавил Рылько сельскохозяйственный техникум в поселке Кокино. Этот техникум стал признанной кузницей сельских кадров, и притом не только для нашей страны. Находясь в Кении, я встретил в Найроби одного из его выпускников. Десятки отличных работников, командиров производства, ученых вышли когда-то из стен нашей мякишевской школы. Ныне среди воспитанников Рылько агрономы из 42 стран Азии, Африки, Латинской Америки, министры сельского хозяйства некоторых молодых развивающихся государств.
  В последнее время все чаще звучит у нас слово "деловитость". Все больше вдумываемся мы в это слово. Все уважительнее произносим его. Деловой человек в Петре Дмитриевиче неотделим от бессребреника. Это и есть то сочетание, которое привлекает нас больше всего. Руководя техникумом, он загорелся идеей создать в Кокино сельскохозяйственный институт. Мне было приятно поддержать это начинание. И было немного грустно, что для самого Рылько он принесет много забот и хлопот.
  — Вот создадим институт, а ректором вы не будете, — говорили Петру Дмитриевичу. — Будет кто-то другой.
  Но Рылько думал об общей пользе, его личные интересы отступали на второй план. Его всегда мало занимали мысли о карьере. Умелый администратор, завзятый хозяйственник, он был просто непрактичен, если дело касалось его собственных благ. Этой своей непрактичностью он тоже воспитывал.

Москва. 1987.