Брянский край

Тютчев в воспоминаниях, письмах современников и документах 1803-1822

Род Тютчевых * Рождение поэта * Первый учитель С.Е. Раич и первые стихотворные опыты * Встреча с В.А. Жуковским * Поступление в Московский университет * Профессор А.Ф. Мерзляков и др. * Начало дружбы с М.П. Погодиным * Окончание университета и определение в Коллегию иностранных дел

  <…> Тютчевы принадлежали к старинному Русскому дворянству. <…> В Никоновской летописи (XVI в. — Ред.) упоминается «хитрый муж» Захар Тутчев, которого Дмитрий Донской, пред началом Куликовского побоища, подсылал к Мамаю со множеством золота и двумя переводчиками для собрания нужных сведений, — что «хитрый муж» и исполнил очень удачно. В числе воевод Иоанна III, усмирявших Псков, называется также «воевода Борис Тютчев Слепой».

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886., С. 8

  <…> Великий Князь отправил к Мамаю хитрого мужа, Захарию Тутчева <…>...Захария, прибыв в Орду, именем Вел. Князя спросил Мамая о здоровье; что гневный Мамай сбросил башмак с правой ноги и сказал ему: «се ти дарую, от великия славы твоея пришедшу от ноги моея отпадшее...» <…> Захария отвечал смело, и воины хотели убить его: Мамай удержал их, и звал сего Боярина к себе на службу. Хитрый Захария не отказался, но просил, чтобы ему дозволили прежде отправить Димитриево посольство. Мамай написал грамоту к Вел. Князю, в коей сказано: «...аще ли еси млад, то прииди ко мне, да помилую тя». <…> Захария, встреченный близ Оки отрядом Российским, связал <…> Мурз, изорвал грамоту Ханскую, послал одного Татарина сказать о том их Государю и благополучно возвратился в Москву. <…> Димитрий, еще ничего не зная о Мамаевом походе, 2 июля пировал в своем набережном тереме с Боярами <…>

Карамзин Н.М. История Государства Российского.
СПб., 1842. В 6-ти т.
Т. V, примеч. к гл. 1, столб. 25—26

Овстуг. Вид из окна. Рис. Я. Полонского. 1863 г. Бумага, карандаш

<Из родословной переписи>

  Дед поэта, Николай Андреевич Тютчев-младший, секунд-майор, <…> помещик Брянского уезда Орловской губернии, Брянский предводитель дворянства (1782) (р. 1735 (?) — ум. 13 июня 1797), погребен в родовом селе Знаменском Мышкинского уезда Ярославской губернии, в Знаменской церкви.

Архив Пигарева К.В. Москва

  <…> Н.А. Тютчев в конце 1750-х годов <вел> с небольшой командой топографическую съемку к югу от Москвы, по Большой Калужской дороге, <проводил> там и межевание земель.
  В один из рабочих дней, устав от трудов, отряд расположился на постой в имении помещицы Дарьи Салтыковой Троицкое, в Теплых Станах (известная своими жестокостями Салтычиха. — Ред.). <…> Замечательно, что сердце столь жестокой женщины было еще доступно любви, как это видно из доноса на нее, что она имела сердечную связь с инженером Тютчевым; но когда он оставил ее и сговорил за себя девицу Панютину, то Салтыкова придумывала разные средства, как погубить их. Сначала Салтыкова хотела сжечь дом Панютиной и приказывала это сделать своим людям, снабдив их составом из пороха, серы и пакли. Но люди на это не решились. Потом, когда Тютчев уже женился на Панютиной и они располагали ехать в орловскую свою вотчину мимо имения Салтыковой, то она приказывала крестьянам своим убить их. Но Тютчева предупредили, и он подавал об этом на Салтыкову донос. <…>
  Юстиц-коллегия заключила это дело следующим мнением: «Хотя блудное ее, Салтыковой, житие с капитаном Николаем Тютчевым остается по следствию без доказательства, но о разбитие ее приказание по справке оказавшееся от помянутого Тютчева в Судном приказе явочная челобитная, а о зажигании справка, взятая от порохового комиссарства, которого приказано, что в самое время то, как сие происходило, пороху в покупке ее человеком явилось по записке, — явно доказывают и в сих, законопреступных страстях ее, Салтыковой участие...»

ж. «Русский архив», изд. П.И. Бартеневым. М.,
1865. № 2. С. 250-252

<Из родословной переписи>

  Бабушка поэта, жена Николая Андреевича с 14 апреля 1762 г., <…> Пелагея Денисовна Тютчева (урожд. Панютина; апрель 1739 — 3 декабря 1812 г.). Погребена в селе Знаменском рядом с мужем. Ее родители погребены в Брянском уезде, в селе Речице.

Архив Пигарева К.В. Москва

Из прошения Н.А. и П.Д. Тютчевых на имя
императрицы Екатерины Алексеевны
14 апреля 1788 г.

  <…> Мы женаты ровно 26 лет и к этому времени имели или приобрели имений: Николай: в Мышкинском округе, Угличского уезда в селе Новобогородском и в деревнях Курове и Кожине 83 чел. И в том же уезде в с. Знаменском и в деревне Мелихове 56 душ, да Тульского наместничества, Алексинской округи в сельце Клеменове и Хотманове 19 душ. Да Пелагея: Орловского наместничества, Брянской округи в селе Овстуге 20 душ, от коих своим трудом, помогая один другому, приобрели еще: на имя Николая: Ярославского наместничества, Мышкинской округи, в с. Знаменском и деревнях Мелихове и Петровке — 53 души; Орловского наместничества, Брянской округи, в селах Овстуге. Березовичах, в деревнях Храбровичи, Дорошне. Молотине, Неготине, Дубрословичах, Давыдчичах, в поселениях на дачах деревень Умысличах, Годуновке, Ивановичах, в Старой Салыни, всего в Орловской губернии — 645 душ; в Смоленской губернии, Рословской округи, в селах Троицком у. Гореново, в деревнях Будищах, Творожнове, Яковлевичах, Старшевке, Шибневе, Бехове, Бабоедове и Лазицах — 943 души, а всего 1641 душа; и Пелагеи: в Брянском уезде, селах Овстуге, Речице, Новоселках, Борях, Березовичах, в деревнях Журиничах, Домошневе, Умысличах, Ситковичах, Леденеве и в Старой Салыни 668 душ; в Ярославской губернии, Мышкинском уезде, в селе Аристове, в деревнях Кологривцове, Поповичевой и Козьмодемьяне — 380 душ; Смоленской губернии, Рословской округи, в деревнях Дурове и Свиридовщине — 26 душ, а всего 1074 души <…>

Архив Пигарева К.В. Москва

  <…> Старый помещик Фаддей Петрович Тютчев жил в своем дворянском доме примерно в 15 верстах от Брянска... У ворот дома церковь каменная, двухэтажный дом, хотя и деревянный, однако выгоден и огромен. Меблирован богато и со вкусом... Расположение покоев, их многочисленность, обои, картины, комоды, шкафы, столики, бюро — красного дерева. Вместо подсвечников — шандалы, вместо занавес — гардины, вместо зеркал и паникадил — люстра, вместо утвари — мебель, вместо приборов — куверты и т.д. Гостей было более 50. Сияние хрусталя и серебра, стук ложек, ножей и вилок был похож на пальбу беглым огнем. Кушаний и напитков огромное количество...
  В сей день слышал я, как вся фамилия Тютчевых — собравшись из разных домов в гости — мужчины, женщины, юноши, девицы и малые дети проклинали память фельдмаршала графа Миниха за то, что он под образом службы, за собственную будто бы обиду, велел расстрелять полковника Тютчева — помнится, родного брата нашего гостеприимца — в царствование Анны-императрицы...
  На третий день выехали на обед к действительному статскому советнику Ивану Никаноровичу Тютчеву. <…> Отобедав, поскакали к майору Николаю Андреевичу Тютчеву, имеющему дом и владение свое в смежности. <…>
  Праведное небо! Тебе единому известно, сколько здесь пролито или, лучше сказать, выпито английского пива, бишеву, вина, пуншу! Сие страшное сражение началось при самом приезде вечером, и при самой приятнейшей погоде, в саду, хотя уже был сентябрь. Сам хозяин прежде всех доказал, что он очень рад гостям. Его повели точно так, как понесли из саду в спальню, лишенного зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания.
  До двух тысяч зажженных плошек и расположенных по саду, по решетке, окружающей сад, и частию на дворе, имели зрителями только слуг...

Истинное повествование, или Жизнь
Гавриила Добрынина... СПб. 1872.

  <…> В половине XVIII века, если верить запискам Добрынина, брянские помещики Тютчевы славились лишь разгулом и произволом, доходившими до неистовства. Однако ж отец Федора Ивановича, Иван Николаевич, не только не наследовал этих семейных свойств, но, напротив, отличался необыкновенным благодушием, мягкостью, редкою чистотою нравов и пользовался всеобщим уважением. <…> Иван Николаевич дослужился в гвардии до поручика и на 22 году жизни женился на Екатерине Львовне Толстой, которая была воспитана, как дочь, родною своей теткою, графинею Остерман. Затем Тютчевы поселились в Орловской деревне, на зиму переезжали в Москву, где имели собственные дома <…>

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886., С. 8—9

  <…> Екатерина Львовна Тютчева, урожденная Толстая, имела немало именитых предков по линии отца. Воевода Азова Иван Андреевич Толстой защищал свой город от турок. <…> Военные заслуги и верность И.А. Толстого престолу весьма высоко ценились Петром I. И быть бы ему первым графом в роду Толстых, если бы не внезапная смерть в 1713 году под городом Черкасском. Через одиннадцать лет шедший по стопам старшего брата Петр Андреевич Толстой был удостоен этого звания, став родоначальником графской ветви Толстых.

Толстой О.М. Толстой и Толстые. М., 1990. С. 20

Н.А. Тютчев и П.Д. Тютчева. неизв. худ. Конец XVIII в. Холст, масло

  <…> Не выделяясь ничем из общего типа Московских барских домов того времени, дом Тютчевых — открытый, гостеприимный, охотно посещаемый многочисленною роднёю и Московским светом — был совершенно чужд интересам литературным, и в особенности Русской литературы. <…> ...В этом, вполне Русском, семействе Тютчевых преобладал и почти исключительно господствовал французский язык, так что не только все разговоры, но и вся переписка родителей с детьми и детей между собою, как в ту пору, так и потом, в течение всей жизни, велась не иначе как по-французски. <…> Многие русские государственные люди, превосходно излагавшие свои мнения по-французски, писали по-русски самым неуклюжим, варварским образом, точно съезжали с торной дороги на жесткие глыбы только что поднятой нивы. Но часто, одновременно с чистейшим французским жаргоном, словно перенесенным бурею революции из Сен-Жерменского предместья в Петербургские и Московские салоны, — из одних и тех же уст можно было услышать живую, почти простонародную, идиоматическую речь, более народную во всяком случае, чем наша настоящая книжная или разговорная. <…>

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 9-10

Справка о рождении Ф.И. Тютчева

  В шнуровой метрической книге Успенской церкви села Овстуг Брянского уезда за 1803 год, в Архиве <Орловской> Консистории хранящейся, состоит в записи в части о родившихся под № 9 <…> акт следующего содержания: тысяча восемьсот третьего года, <ноября 23> числа села Овстуга у помещика Ивана Николаева Тютчева родился сын Федор, который крещен приходским священником Матфеем Федоровым с диаконами и причетниками.

Государственный музей-усадьба «Мураново» им. Ф.И. Тютчева.
Ф. 1. On. 1. Ед. хр. 87. Л. 1

  <…> Старший сын их Николай, родившийся тремя годами ранее Федора Ивановича, не имел с ним ни малейшего сходства, ни физического, ни нравственного. Человек очень умный и начитанный, Николай Иванович не был наделен какими-либо особенными талантами, но отличался строгою аккуратностью, точностью, необыкновенной добротою и скромностью. Страстно любя меньшего брата, он был его постоянным гением-хранителем, — при всякой беде, всюду поспешал к нему на помощь: привязанность к «брату Федору» наполняла всю его жизнь.<…>

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 10-11

Ф.И. Тютчев. 1805–1806 гг. Неизв. худ. Бумага, наклеенная на холст, пастель

  <…> Федор Иванович Тютчев и по внешнему виду (он был очень худ и малого роста), и по внутреннему духовному строю был совершенною противоположностью своему отцу; общего у них было разве одно благодушие. Зато он чрезвычайно походил на свою мать, Екатерину Львовну, женщину замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией развитою до болезненности. <…> С самых первых лет он оказался в ней (семье. — Ред.) каким-то особняком, с признаками высших дарований, а потому тотчас же сделался любимцем и баловнем бабушки Остерман, матери и всех окружающих. Это баловство, без сомнения, отразилось впоследствии на образовании его характера: еще с детства стал он врагом всякого принуждения, всякого напряжения воли и тяжелой работы. К счастью, ребенок был чрезвычайно добросердечен, кроткого, ласкового нрава, чужд всяких грубых наклонностей; все свойства и проявления его детской природы были скрашены какою-то особенно тонкою, изящною духовностью. Благодаря своим удивительным способностям, учился он необыкновенно успешно. Но уже и тогда нельзя было не заметить, что учение не было для него трудом, а как бы удовлетворением естественной потребности знания. В этом отношении баловницею Тютчева являлась сама его талантливость. <…>
  Ему было почти девять лет, когда настала гроза 1812 года. Родители Тютчева провели все это тревожное время в безопасном убежище, именно в г. Ярославле; но раскаты грома были так сильны, подъем духа так повсеместен, что даже вдали от театра войны не только взрослые, но и дети, в своей мере конечно, жили общею возбужденною жизнью. <…> Она-то, вероятно, и способствовала, по крайней мере в немалой степени, его преждевременному развитию, — что, впрочем, можно подметить почти во всем детском поколении той эпохи. Не эти ли впечатления детства, как в Тютчеве, так и во всех его сверстниках-поэтах, зажгли ту упорную, пламенную любовь к России, которая дышит в их поэзии и которую потом уже никакие житейские обстоятельства не были властны угасить? <…>

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 9—12

Церковь Благовещения на Житном дворе. Неизв. худ. 1800-е гг. Холст, масло

  <…> Из дома Н.Н. Шереметевой поступил я в дом И.Н. Тютчева, родного ее брата; здесь Провидению угодно было вверить моему руководству Ф.И. Тютчева, вступившего в десятый год жизни. Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляли и утешали меня; года через три он уже был не учеником, а товарищем моим, — так быстро развивался его любознательный и восприимчивый ум! Между тем снова начались в Университете лекции; в 1815 году, оставив на время дом И.Н. Тютчева <…> вступив снова в дом Тютчевых, я успел приготовить ученика своего к Университету, посещал с ним частные лекции А.Ф. Мерзлякова и слушал профессоров Словесного факультета. Это время было одной из лучших эпох моей жизни. С каким удовольствием вспоминаю я о тех сладостных часах, когда, бывало, весной и летом, живя в подмосковной, мы вдвоем с Ф<едором> И<вановичем> выходили из дома, запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных писателей и, усевшись в роще, на холмике, углублялись в чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений Поэзии!
  В это время приступил я к переводу Вергилиевых «Георгик», и вот по какому случаю: Ф.И. Тютчев брал уроки французской словесности у Динокура (того самого, который перевел на французский язык «Модную Жену», сочинение И.И. Дмитриева). Г. Динокур знал очень хорошо латинский язык, восхищался Вергилием, восхищался и Делилем, особенно его переводом Вергилиевых «Георгик»; как француз, он выше всех литератур ставил литературу французскую и уверял, между прочим, будто один только Делиль мог перевести удачно Вергилиевые «Георгики», будто бы на другой, по крайней мере, на русский язык, они не могут быть переведены, — по недостатку в нем, говорил он, так называемого среднего дидактического языка. Я заступился за честь родины и ее слова и, вместо бесплодного словопрения, принялся за дело, за перевод Вергилиевых «Георгик». Около года никому не показывал я опытов моих в переводах, кроме Ф.И. Тютчева, вкусу которого я вполне доверял: необыкновенно даровитый от природы, он был уже посвящен в таинства Поэзии и сам con amore занимался ею; по тринадцатому году он переводил уже оды Горация с замечательным успехом. <…>

«Русский библиофил», 1913, № 8. С. 24-25

  <…> В 14 лет (Ф. Тютчев. — Ред.) перевел очень порядочными стихами послание Горация к Меценату. Раич, как член основанного в 1811 году в Москве Общества любителей российской словесности, не замедлил представить этот перевод Обществу, где, на одном из обыкновенных заседаний, он был одобрен и прочтен вслух славнейшим в то время московским критическим авторитетом — Мерзляковым. Вслед за тем, в чрезвычайном заседании марта 30-го 1818 года, Общество почтило 14-летнего переводчика званием «сотрудника», самый же перевод напечатало в XIV части своих «Трудов». Это было великим торжеством для семейства Тютчевых и для самого юного поэта. <…>

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 13

  <…> Есть и другое воспоминание от 1818 года. В Москву приехало Царское семейство и с ним, в звании наставника в Русском языке при Великой Княгине Александре Федоровне — Жуковский. Он был знаком и Раичу, и родителям Тютчева. Иван Николаевич захотел представить ему своего сына и 17 апреля рано утром повел Тютчева в Кремль. Но там колокола и пушки возвестили им о рождении, в тот самый час, младенца — будущего Царя, Государя Александра Николаевича. Это обстоятельство произвело на молодого Тютчева сильное впечатление. (Необходимо пояснить, что для Жуковского по тесноте помещения во дворце была отведена келья в Чудовом монастыре: там и дожидался его Тютчев-отец с сыном, как вдруг раздалась пальба, загудели колокола, и на пороге кельи появился Василий Андреевич с бокалом шампанского в руках и с вестью о радостном событии.) (Во время пребывания в Москве В.А. Жуковский посещал дом Тютчевых. На заседании Общества любителей российской словесности слушал стихотворение Ф.И. Тютчева «Вельможа. Подражание Горацию». — Ред.)

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 14-16

Вид старого и нового здания Московского университета.
Худ. А. Феррари. 1860 г. Цветная литография

  1818 года февраля 22-го дня, в обыкновенном собрании Общества любителей российской словесности, при Императорском Московском университете учрежденного, происходило следующее: 1. Прочтен протокол последнего заседания... 2. Читано письмо г-на Ляшкова, приславшего в Общество речь и стихи с надгробной надписью преосвященному Симону, архиепископу Рязанскому и Зарайскому... 3. Его превосходительство, г-н Председатель представил для библиотеки Общества книги, в дар принесенные: 1) от себя: а) 8 частей Истории Российского государства, соч. Карамзина; б) Известие о пятом Генеральном собрании Российского библейского Общества; с) стихотворение: Пожарский и Минин; 2) От Д. члена М.Г. Гаврилова: билет на Исторический Журнал 1818 года; 3) от Д. члена А.Ф. Воейкова: Поэма Сады, его переводы; 4) Вследствие протокола приготовительного собрания, бывшего в 21-й день февраля, читаны были: а) Д. членом Ф.Ф. Кокошкиным Преложения LXXXI Псалма, стихотворение Н.М. Шатрова; б) Д. членом А.Ф. Мерзляковым «Вельможа», подражание Горацию г-на Тютчева; с) Д. членом Ф.Ф. Кокошкиным «Гробница», стихотворение сотрудника С.Г. Саларева; д) Д. членом В.Л. Пушкиным Подражание XXXI Оде Горация, его стихотворение; е) Д. членом А.Ф. Мерзляковым Письмо о гекзаметрах, балладах и баснях, присланного от неизвестного; f) Д. членом В.Л. Пушкиным Песнь старца, стихотворение сотрудника B.C. Чюрикова <…>

Труды Общества любителей российской словесности
при Имп. Московском университете.
Ч. XII. М., 1818. С. 34

В Правление Императорского
Московского университета
29 сентября 1819 г.

Прошение

  Родом я из дворян, сын надворного советника Ивана Тютчева, от роду себе имею 15-ть лет, воспитывался и обучался в доме родителей российскому, латинскому, немецкому и французскому языкам, истории, географии и арифметике, потом в течение двух лет слушал в сем Университете профессорские лекции, ныне же желаю продолжить учение мое в сем же Университете в звании студента, почему Правление Императорского Московского университета покорнейше прошу, сделав мне в знаниях моих надлежащее испытание, допустить к слушанию профессорских лекций и включить в число своекоштных университетских студентов Словесного отделения. К сему прошению дворянин Федор Тютчев руку приложил. Сентябрь сего 1819-го года.
  (На его обороте запись. — Ред.)
  Что оный Федор Тутчев действительно из дворян, сын надворного советника Ивана Николаевича Тутчева, в том свидетельствую Императорского Московского университета ординарный профессор и кавалер Алексей Федоров сын Мерзляков.

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 418. Оn. 116. Д. 278. Л. 1-1 об.

В Правление Императорского Московского
университета — от Ординарного профессора
Мерзлякова и Экстраординарного Перелогова
30 октября 1819 г.

Донесение

  По препоручению оного Правления мы испытывали дворянина Федора Тютчева в российском, латинском, немецком и французском языках, в истории, географии и арифметике и нашли его способным к слушанию профессорских в университете лекций. О сем имели честь чрез сие донести Правлению университета.
  Октября 30 дня 1819 года

Алексей Мерзляков
Тимофей Перелогов

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 418. Оn. 116. Д. 278. Л. 2

Решение Правления Императорского
Московского университета
6 ноября 1819 г.

О принятии Тютчева в студенты

  Федора Тютчева, <…> приняв в число своекоштных студентов Университета, допустить к слушанию профессорских лекций. <…>

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 418. Оn. 116. Д. 278. Л. 9

  <…> В университете Тютчев близко познакомился со студентом Погодиным, который был старше его тремя годами и старше по курсу. <…>

Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 14

Москва. Ильинские ворота в Китай-городе. Москва. 1863 г. Цветная литография

  <…> Мне представился он в воображении, как в первый раз пришел я к нему, университетскому товарищу, на свидание во время вакации, пешком из села Знаменского, под Москвой, на Серпуховской дороге, в Троицкое, на Калужской, где жил он в своем семействе... молоденький мальчик, с румянцем во всю щеку, в зелененьком сюртучке, лежит он, облокотясь на диване, и читает книгу. Что это у вас? Виландов Агатодемон. Или вот он на лекции в университете — сидит за моею спиной на второй лавке и, не слушая Каченовского, строчит на него эпиграммы (они у меня целы). Вот я пишу ему ответы на экзамен к Черепанову, из истории Шрекка, о Семирамиде и Навуходоносоре, ему, который скоро будет думать уже о Каннинге и Меттернихе. <…>

М.П. Погодин. Литературное наследство. Т.97.
Федор Иванович Тютчев. Кн. 2. М., 1989. С. 24

<Из дневника М.П. Погодина>

  9 августа <1820>. Ходил в деревню к Ф.И. Тютчеву, разговаривал с ним о немецкой, русской, французской литературе, о религии, о Моисее, о божественности Иисуса Христа, об авторах, писавших об этом: Виланде (Agathodamon), Лессинге, Шиллере, Аддисоне, Паскале, Руссо. <…> — Еще разговаривал о бедности нашей в писателях. Что у нас есть? Какие книги имеем мы от наших богословов, философов, математиков, физиков, химиков, медиков? — О препятствиях у нас к просвещению. — Тютчев прекрасный молодой человек! <…> Смотря на Тютчевых, думал о семейственном счастии. Если бы все жили так просто, как они! <…>
  25 августа. Разговаривал с Тютч<евым> и с его родите<лями> о литературе, о Карамзине, о Гёте, о Жуковском, об университете.
  6 октября. Говорил с Тютч<евым> о новой поэме Людм<ила> и Руслан.
  11 октября. Говорил с Троицким и Тютчевым о содерж<ании> Универ<ситета>, о невежестве нек<оторых> учащихся, о просвещении нашего дворянства, о Мерз<лякове>.
  13 октября. Говорил с Тютчевым и Дубенским о Мерзлякове, о русской словесности, о влиянии, какое словесность одного языка имеет на словесность другого, о немецкой словес<ности>, о преимуществе ее пред французскою, об образе преподавания. — Мерз<ляков> должен, сказал Тютч<ев>, показать нам историю рус<ской> слов<есности>, должен показать, какое влияние каждый писатель наш имел на ход ее, чем именно способствовал к улучшению языка, чем отличается от другого и проч<ее>. Это правда. Мне кажется, что одна словесность на другую может иметь влияние только посредственное, не прямое. Дух одной никак не может быть перенесен в другую. Француз, как бы ни напитан был греками, всегда француз, англичанин всегда англичанин и пр. <…>
  1 ноября. Говорил <…> с Тютчевым о молодом Пушкине, об оде его «Вольность», о свободном, благородном духе мыслей, появляющемся у нас с некоторого времени, о глуп<ых> профессорах наших. Восхищался некоторыми описаниями в пушк<инском> Руслане; в целом же такие несообразности, нелепости, что я не понимаю, каким образом они <могли> прийти ему в голову. Переворочал листы в Локке, надеясь найти что-нибудь для журн<ала> лекции Качен <овского>. Долго думал, не рассердился ли он на меня. Мы говорили с Тютч<евым>, и он чрез несколько минут посмотрел на нашу сторону самыми косыми глазами. — Уж не на меня ли? <…>
  26 ноября. Говорил с Тютч<евым> о Шиллере, Гёте, вообще о немец<кой> словес<ности>, о богатстве ее и пр. <…>
  2 декабря. <…> Был у Тютчева, говор<ил> с ним о просвещении в Германии, о будущем просвещении у нас, об ограниченности в познаниях наших писателей. Кто из них, кроме новейших, знал больше одного или двух языков?— А у немцев какая всеобъемлемость? О Лессинге, Гёте, Шиллере, Шлёцере; он советовал перевести на лат<инский> Слово о полку Игореве, о нашем Павле и пр. <…>
  17 июля <1821>. Ходил пешком к Тютчеву (верст 7); говорил с ним и Вас<илием> Иван<овичем> Оболенским об Антонском, университете, Давыдове, Пансионе (по словам последнего, нехорошо быть там надзирателем, как я было думал), о Карамзине, о характере Иоанна IV, о рассуждении, напечатанном в «Вест<нике> Евр<опы>». <…> Говорили еще о наших новых стихотворцах и пр. <…>
  30 октября. <…> Тютчев дал мне недели с две тому назад воспоминания Шатобр<иана> и спросил, прочел ли я. Я, не принимавшись за нее, но совестясь, что она лежит у меня долго, отвечал да, что она мне понравилась и пр. — Бывши у него прежде, я скандовал одно полустишие из Лукреция наудачу, не так, <как> должно. Ныне же, чтобы оправиться, сказал ему на вопрос о моих занятиях, что просматривал просодию, дабы не скандовать опять так, как скандовал прежде. — Между тем я и не смотрел на нее. — Еще он сказал, что ему не нравится смерть Элоизы у Руссо, я, не читав ее, сказал да. <…>
  6 декабря. Заходил к Тютчеву. — Его нет дома. — Пошел к обедне, у коей был он. — Священник, говоря проповедь, сказал между прочим, что Вольтер, Даламбер и Дидерот равны диавольскому числу, упоминаемому в Апокалипсисе — 666 (Вольт<ер> 600, Даламб<ер> 60, а бедный Дидерот 6) . Смеялись над этим с Тютчевым. <…>

Литературное наследство. Т.97. Федор Иванович Тютчев.
Кн. 2. М., 1989. С. 10-13

Петербург. Коллегия иностранных дел. Неизв. худ. 1830-е гг. Гравюра

  Январь—февраль <1821>. Москва. В эти дни моего пребывания в Москве я нередко видался с прежним моим товарищем, А.В. Ш<ереметевы>м, который жил в Армянском переулке в доме своего дяди, И.Н. Т<ютче>ва, где имел случай встречаться с сыном его, Ф. Т<ютчевым>. Его замечательные способности, несмотря на юность лет, восхищали многих. <…> Впоследствии Ф. Т<ютчев> оправдал похвалы и ожидания.

Горчаков В.П. Выдержки из дневника об А.С. Пушкине
в книге Цявловского М.А. «Книга воспоминаний о Пушкине».
М., 1931. С. 166

Его Сиятельству Господину тайному советнику
Императорского Московского университета,
попечителю и кавалеру
князю Андрею Петровичу Оболенскому
от Студента Московского университета
Федора Иванова сына Тютчева

Покорнейшее прошение

  1816 года вступил я в оный Университет для слушания лекций Словесного факультета профессоров вольным слушателем. В 1819 году произведен студентом, а в прошлом 1820 году удостоился при публичном испытании получить похвальный лист.
  Ныне же, желая вступить в службу Его Императорского Величества, покорнейше прошу Ваше Сиятельство позволить мне держать экзамен для получения аттестата.
  1821 года мая 17 дня

Студент Федор Иванов сын Тютчев

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 459. On. 1. Т. 1. Д. 1645. Л. 1

Господину попечителю
Московского учебного округа
кн. А.П. Оболенскому

  По уважению отличного засвидетельствования Вашего Сиятельства о способностях и успехах в науках своекоштного Студента Московского университета Тютчева, я согласен на допущение его к испытанию для получения степени действительного студента, так как недостающий к числу лет обучения его в студенческом звании год можно заменить тремя годами бытности его вольным слушателем. Но как таковое позволение может послужить поводом к послаблению общих правил в отношении к другим, не имеющих подобных достоинств, то впредь допускать сего не следует, а должно стараться склонять вольных слушателей скорее записываться в число студентов, чем всякое сомнение прекратить и по имеющимся за таковыми надзору большее число молодых людей будет выслушивать весь курс, и приобретать все нужные познания.
  20 августа 1821 года

Министр духовных дел
и народного просвещения
князь Александр Голицын

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 459. On. 1. Т. 2. Д. 1645. Л. 13

Кремлевские стены и Алевизов ров. Неизв. худ. 1800-е гг. Холст, масло

От Совета Императорского
Московского университета
17 ноября 1821 г.

Об утверждении кандидатом студента Тютчева

  Отделение Словесных наук представило, что оно вследствие сообщения университетского совета, последовавшего по предложению Вашего Сиятельства от 30 августа сего года, № 599, о допущении своекоштного студента Федора Тютчева к испытанию на звание действительного студента, приступило к испытанию означенного студента, и члены оного, каждый по своей части, из всех предметов, к отделению принадлежащих, предлагали вопросы, на которые он, Тютчев, отвечал весьма основательно, ясно и удовлетворительно.
  По окончании испытания все члены Отделения, основываясь на Положении о произведении в ученые степени, единогласно положили: что поелику означенный студент Федор Тютчев, доказавший свои знания и на обыкновенном трехгодичном экзамене и сверх того отличившийся своими упражнениями в сочинении и примерным поведением, за что награжден был похвальным листом, и после того продолжавший беспрерывно слушать лекции господ профессоров, оказал и теперь, при учиненном ему испытании, вновь похвальные успехи и отличные сведения в науках; то члены Отделения, в уважение всех вышесказанных причин, так как и времени всего учения его, продолжающегося более 4-х лет, признают, что он, Тютчев, не только достоин звания действительного студента, но и звания Кандидата Словесных наук; определено: уважив представление Отделения и весьма похвальные успехи своекоштного студента Тютчева, предоставить о сем Вашему Сиятельству на утверждение.

Секретарь Совета профессор Двигубский

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 459. On. 1. Т. 2. Д. 1645. Л. 4

В Совет Императорского Московского
университета от попечителя
Московского учебного округа
23 ноября 1821 г.

  Усматривая из представления Совета от 17 ноября, что своекоштный Студент Федор Тютчев на произведенном ему в Отделении Словесных наук испытании отвечал на предложенные ему вопросы весьма основательно, ясно и удовлетворительно и признан по отличным успехам и поведению своему достойным звания Кандидата Словесных наук, в уважение сего утверждаю его Федора Тютчева в кандидатском достоинстве, о чем к сведению донесено будет Его Сиятельству г-ну Министру.

Князь Оболенский

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 459. On. 1. Т. 2. Д. 1645. Л. 4

Подано 5 декабря 1821 г.
В Правление Императорского
Московского университета
от своекоштного кандидата
Федора Тютчева

Прошение

  По окончании мною трехгодичного курса учения и по выдержании надлежащего экзамена утвержден я в степени Кандидата Словесных наук и, желая ныне вступить в статскую службу, Правление Императорского Московского университета покорнейше прошу, уволив меня от университета, снабдить надлежащим аттестатом.
  К сему прошению руку приложил Императорского Московского университета кандидат

Федор Тютчев

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 418. Оn. 118. Т. 2. Д. 443. Л. 2

Аттестат (№ 2786)

  По Указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА из Правления ИМПЕРАТОРСКОГО Московского университета, своекоштному Кандидату Федору Тютчеву, сыну Надворного советника Ивана Тютчева, в том, что он, находясь при Университете вольным слушателем в течение трех лет, прошлого 1819 года Ноября 6-го числа, принят в сей Университет по экзамену Студентом, где окончив курс по Отделению Словесных наук, на основании Положения о произведении в ученые степени, с дозволения Его Сиятельства, Господина Министра Духовных Дел и Народного Просвещения, был испытываем в Науках оного отделения и показал отличные успехи; почему предписанием Его Сиятельства, Господина Попечителя от 23-го ноября сего года и утвержден в степени Кандидата Отделения Словесных наук; сверх того он, Тютчев, слушал лекции Нравственно-Политического Отделения: 1) Прав: Естественного и Частного Гражданского, и 2) Политической Экономии, с похвальным прилежанием и успехами, поведение имел примерное; почему, при вступлении в службу, и имеет он право пользоваться Высочайше дарованными преимуществами, означенными в § 43 и 44 Положения о произведении в ученые степени. Ныне же, по прошению его, от Университета с сим уволен.

Дан в Москве. Декабря <19> дня 1821 г.
Подлинный Аттестат получил
своекоштный кандидат
Федор Тютчев

  (Врученный Тютчеву оригинал аттестата утерян. — Ред.)

Центральный исторический архив г. Москвы.
Ф. 418. Оn. 118. Т. 2. Д. 443. Л. 7

<Из дневника М.П. Погодина>

  23 января <1822>. Заходил к Тютчеву, отдал ему билет, взятый мною на Итал<ьянскую> грамматику, бог знает для чего. — Говорил о словесности, Мерзлякове, Карамзине. Тютчев имеет редкие, блестящие дарования, но много иногда берет на себя и судит до крайности неосновательно и пристрастно; — напр<имер>, он говорит, что Раич переведет лучше Мерзлякова Вергилиевы Эклоги. — У Раича все стихи до одного скроены по одной мерке. — Никакого оттенка, все ровны. — Ему переводить должно не Вергилия, а Делиля. Вот эта работа по нем.

Литературное наследство. Т.97. Федор Иванович Тютчев.
Кн. 2. М., 1989. С. 13

<Послужной список Тютчева>

  <…> По окончании наук в Московском университете удостоен степени Кандидата и определен в Государственную Коллегию Иностранных Дел с переименованием Правительствующим Сенатом в Губернские Секретари.
  1822. Февраля 21

Архив внешней политики Российской империи.
Ф. 339. Оп. 976. № 99.1845. Л. 3 о б . - 4

<Послужной список Тютчева>

  <Тютчев> причислен к миссии в Мюнхене сверх штата. 1822. Мая 13. (Чиновник, причисленный «сверх штата», жалованья не получал. — Ред.)

Архив внешней политики Российской империи.
Ф. 339. Оп. 976. № 99.1845. Л. 3 о б . - 4

<Из дневника М.П. Погодина>

  27 мая <1822>. Ушел было из Общества (любителей российской словесности. — Ред.), торопясь ехать в Знамен<ское>, но попался Тютчев и воротил меня. Он едет при посольстве в Мюнхен. — Чудесное место. — Он спрашив<ал> меня о москов<ских>, я его о петерб<ургских> литературн<ых> новостях. Дал слово писать из Мюнхена.

Литературное наследство. Т.97. Федор Иванович Тютчев.
Кн. 2. М., 1989. С. 13