Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Прозрачный воздух, день хрустальный,
И лучезарны вечера…
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все — простор везде, —
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде…
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь —
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…
Другие редакции и варианты
3 Весь день стоит как бы хрустальный
Автографы — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 3;
АльбомТютч. — Бирилевой; Изд. 1868. С. 175 и след. изд.
Автографы (3) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 3, 4; Альбом Тютч. — Бирилевой.
Первая публикация — РБ. 1858. Ч. II. Кн. 10. С. 3. Вошло в Изд. 1868. С. 175; Изд. СПб., 1886. С. 222; Изд. 1900. С. 224.
Печатается по автографу РГАЛИ.
Первый автограф РГАЛИ (л. 3) написан карандашом на обороте листа с перечнем почтовых станций и дорожных расходов по пути из Овстуга в Москву. Почерк неровный, написание некоторых букв выдает дорожную тряску. Начиная с 9-й строки, со слов «птиц не слышно боле», текст дописан рукой дочери поэта М. Ф. Тютчевой. Ею же сделана пояснительная помета на фр. яз.: «Написано в коляске на третий день нашего путешествия». Второй автограф РГАЛИ (л. 4) беловой. В третьем автографе из Альбома Тютч. — Бирилевой перед текстом дата на фр. яз. рукой Эрн. Ф. Тютчевой: «22 августа 1857». В автографах представлены варианты 3-й строки: карандашный автограф РГАЛИ — «Весь день стоит как бы хрустальный», этот же вариант в автографе из Альбома Тютч. — Бирилевой, беловой автограф РГАЛИ — «Прозрачный воздух, день хрустальный».
В РБ 3-я строка печатается по варианту белового автографа РГАЛИ, в последующих изданиях — по варианту чернового автографа РГАЛИ и автографа из Альбома Тютч. — Бирилевой.
Датируется согласно помете Э. Ф. Тютчевой в автографе из Альбома Тютч. — Бирилевой 22 августа 1857 г.
И. С. Аксаков полагал, что в этом стихотворении ярко проявляется тютчевское «умение передавать несколькими чертами всю целостность впечатления, всю реальность образа»: «Здесь нельзя уже ничего прибавить; всякая новая черта была бы излишня. Достаточно одного этого «тонкого волоса паутины», чтоб одним этим признаком воскресить в памяти читателя былое ощущение подобных осенних дней во всей его полноте» (Биогр. С. 90–91).
Л. Н. Толстой отметил стихотворение буквой «К.!» (Красота!) (ТЕ. С. 147). Особое внимание он обратил на эпитет «праздной». 1 сентября 1909 г. Толстой в разговоре с А. Б. Гольденвейзером, вспомнив строки: «Лишь паутины тонкий волос // Блестит на праздной борозде», заметил: «Здесь это слово «праздной» как будто бессмысленно и не в стихах так сказать нельзя, а между тем, этим словом сразу сказано, что работы кончены, все убрали, и получается полное впечатление. В уменье находить такие образы и заключается искусство писать стихи, и Тютчев на это был великий мастер» (Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. М., 1959. С. 315). Чуть позже, 8 сентября, беседуя с В. Г. Чертковым, писатель вернулся к этому стихотворению и сказал: «Мне особенно нравится «праздной». Особенность поэзии в том, что в ней одно слово намекает на многое» (Толстой в восп. С. 63).
В. Ф. Саводник причислил стихотворение «к лучшим образцам объективной лирики Тютчева» и отметил, что оно «очень типично для тютчевской манеры изображения природы. Объективность, полная простота, точность и меткость эпитетов, иногда совершенно неожиданных («хрустальный» день), уменье схватить мелкую, но характерную для изображаемого момента черту («паутины тонкий волос»), и вместе с тем передать и общее впечатление, — чувство светлого спокойствия, безмятежной покорности, — вот главнейшие черты, характеризующие художественные приемы Тютчева. Линии его рисунка удивительно просты и благородны, краски неярки, но мягки и прозрачны, и вся пьеса производит впечатление мастерской акварели, тонкой и изящной, ласкающей глаз гармоническим сочетанием красок» (Саводник. С. 172–173).
Анализируя стихотворение, Д. С. Дарский писал: «Здесь момент прощальной ясности и отдыха перед недалекой кончиной. Еще сохраняется крепость сил, но сборы в путь уже окончены. Наступило освобождение от истомы жизни; не жаль роскоши лета, порваны связи, и кругом расширился выход» (Дарский. С. 64) (А. Ш.).