Брянский край

Два голоса

     1

Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!
Над вами светила молчат в вышине,
Под вами могилы — молчат и оне.

Пусть в горнем Олимпе блаженствуют боги:
Бессмертье их чуждо труда и тревоги;
Тревога и труд лишь для смертных сердец…
Для них нет победы, для них есть конец.

     2

Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,
Как бой ни жесток, ни упорна борьба!
Над вами безмолвные звездные круги,
Под вами немые, глухие гроба.

Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.

Другие редакции и варианты

3  Над нами светила молчат в вышине,
4  Под нами могилы — молчат и оне.
6  Бессмертью их чужды труды и тревоги.

Рукописная копия — РГАЛИ.
Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 1.

КОММЕНТАРИИ:

  Автограф — Альбом Тютч. — Бирилевой (с. 36).
  Списки — Сушк. тетрадь (с. 32–33); Муран. альбом (с. 37–38); Альбом Тютчевой (с. 91). Имеется рукописная копия — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 1.
  Первая публикация — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 55–56. Вошло в Изд. 1854. С. 134; Изд. 1868. С. 115; Изд. СПб., 1886. С. 158–159; Изд. 1900. С. 159. Во всех изданиях отсутствует деление на 2 части.
  Печатается по автографу.
  В Альбоме Тютч. — Бирилевой, Сушк. тетради, Муран. альбоме помещено перед стих. «Обвеян вещею дремотой…», что делает возможным его датирование 1850 г. То же время написания стихотворения указано в Изд. СПб., 1886.
  Произведение становится актуальным значительно позднее, в начале ХХ в. Оно оказывается в сфере внимания ряда русских поэтов и критиков.
  «Почти тоном гимна, столь для него необычным, Тютчев славит безнадежную борьбу с Роком человека, заранее осужденного на поражение», — писал В. Я. Брюсов об этом стихотворении (Изд. Маркса. С. 32).
  Особое значение стихотворение имело для А. А. Блока. В письме к Н. Д. Санжарь от 5 января 1914 г. он признавался, что живет им уже года два и что хотел поставить его эпиграфом к «Розе и кресту» (Блок. Т. 8. С. 433). «Два голоса» цитируются Блоком в «Планах и заметках» к драме «Роза и крест»:

    «Тревога и труд лишь для смертных сердец…
    Для них нет победы, для них есть конец.

  Таков Бертран — не герой, но мозг и сердце всей пьесы, человек по преимуществу…» (Блок. Т. 4. С. 460).
  В стихотворении Тютчева Блок отмечал «эллинское, до-христово чувство Рока, трагическое». «Есть и другая трагедия — христианская. Но насколько обо всем, что дохристианское, можно говорить, потому что это наше, здешнее, сейчас, настолько о Христовом, если что и ведаешь, лучше молчать (не как Мережковский), чтобы не вышло «беснования» (Мусоргский)» (Блок, дневник. Запись от 3 декабря 1911 г. С. 99).
  «Два голоса» оказываются созвучными блоковским размышлениям о современной ему действительности: «…Смысл трагедии — безнадежность борьбы, но тут нет отчаянья, вялости, опускания рук. Требуется высокое посвящение» (там же. Запись от 14 ноября 1911 г. С. 81).
  «История» отношения Блока к этому стихотворению прослежена в книге В. Н. Касаткиной «Поэзия Ф. И. Тютчева» (М., 1978. С. 151–154). Отмечена глубинная связь с пьесой «Роза и крест», найдены текстуальные сближения. «Блок выразил сходное с поэтом XIX в. понимание смысла жизни, увидя его в подготовке «крепких лат», в готовности нести крест страданий, в неуклонном мужестве и борьбе…». Обнаруживаются идейные связи со стихотворением Тютчева и в лирике Блока 1910–1914 гг., в цикле «Возмездие» (1908–1913). «…Измученный жизнью лирический герой этого цикла, — отмечает Касаткина, — нащупывает путь преодоления мрака жизни, и таким путем являются: несгибаемость личности перед пошлостью, упорство сопротивления, хотя и без надежды на победу <…>, смелый вызов на поединок такого противника, как «старый рок» <…>, упорный, терпеливый труд во имя победы света над мраком <…>, реальный взгляд на жизнь, на борьбу и труд, хотя и неверие в грядущее, но и непримиренность с настоящим…»
  «Два голоса», эта «величественная попытка утвердить достоинство человека в нем самом, как в высшем существе во Вселенной», рассматривается Б. М. Козыревым как этапное стихотворение, как переломный момент между двумя творческими эпохами Тютчева: античным политеизмом и попытками «создания новых мифологем, основанных на христианских идеях». Начиная с 1850 г., «…главное внимание Тютчева обращено <…> не на природу, а на человеческую душу с ее грехами и искуплениями, радостями и страданиями» (Б. М. Козырев. Письма о Тютчеве // ЛН-1. С. 94).
  Исследователи обратили внимание на сходство образной системы произведения Тютчева с масонским гимном Гёте «Символы» (1816) (Н. В. Александровская. Два голоса (Тютчев и Гёте) // «Посев. Одесса — Поволжью: Литер. — критич. и научно-худ. альманах». Одесса, 1921. С. 96; M. P. Alexeev. Nochmals über Tütchev und Goethe — «German-slavica», 1932–1933. Hf. I. S. 67; Козырев. С. 88). Общими для обоих произведений являются образы молчащих в небесах звезд, а внизу — могил и образ венца. «Но по содержанию «Два голоса» являются смелой и горькой отповедью названному гимну с позиций сурового и — по моральному своему пафосу — атеистического стоицизма» (Козырев. С. 88).
  А. И. Неусыхин обнаруживает еще одну перекличку со стих. Тютчева — «Гиперион» (1822) Гельдерлина (Тютчев и Гельдерлин. Неизданный доклад А. И. Неусыхина (1942) // ЛН-2. С. 542–547).
  Тютчев вводит отсутствующий у немецких поэтов мотив одинокой борьбы с Роком. По наблюдению Ю. М. Лотмана, в структуре стихотворения трагический конфликт находит выражение в ряде перестановок и вариаций на фоне жесткого параллелизма конструкций. Прослеживая «механизм полифонического построения текста», исследователь отмечает, что «окончательная смысловая конструкция создается не путем победы одного из голосов, а их соотнесением» (Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста // Ю. М. Лотман. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 177). Особенности композиционной, ритмической и звуковой организации стихотворения рассмотрены также в работе И. В. Петровой «Мир, общество, человек в лирике Тютчева» (ЛН-1. С. 45–46).
  Своеобразие «изумительной» музыкальной композиции «Двух голосов», «быть может, единственной в русской поэзии», отмечено Козыревым в его «Письмах о Тютчеве»: «Первый голос» (два начальных катрена) служит экспозицией, звучащей в глубоком миноре: здесь «борьба безнадежна», здесь боги Олимпа «блаженствуют», а для смертных «нет победы, для них есть конец». «Второй голос» можно назвать репризой с просветлением. В первом катрене этой репризы еще звучит минор, но мы видим уже слабое, чуть заметное смягчение: борьба определяется как «жестокая» и «упорная», но о безнадежности ее больше нет речи. Во втором катрене оказывается, что Олимпийцы вовсе не блаженствуют, а завидуют величию борьбы людских «непреклонных сердец»; и, наконец, последние строки этого катрена звучат могучим драматическим мажором: «Кто ратуя пал, побежденный лишь Роком, / Тот вырвал из рук их победный венец» (Козырев. С. 88) (А. М.).