Брянский край

Кораблекрушение

Надежда и любовь, все, все погибло!..
И сам я, бледный, обнаженный труп,
Изверженный сердитым морем,
Лежу на берегу,
На диком, голом берегу!..
Передо мной — пустыня водяная,
За мной лежит и горе и беда —
А надо мной бредут лениво тучи,
Уродливые дщери неба!..
Они в туманные сосуды
Морскую черпают волну,
И с ношей вдаль, усталые, влекутся,
И снова выливают в море!..
Нерадостный и бесконечный труд!..
И суетный, как жизнь моя!..
   Волна шумит, морская птица стонет!
Минувшее повеяло мне в душу —
Былые сны, потухшие виденья,
Мучительно-отрадные встают!
   Живет на Севере жена!..
Прелестный образ, царственно-прекрасный!
Ее, как пальма, стройный стан
Обхвачен белой, сладострастной тканью,
Кудрей роскошных темная волна,
Как ночь богов блаженных, льется
С увенчанной косами головы!
И в легких кольцах тихо веет
Вкруг бледного умильного лица,
И из умильно-бледного лица
Отверсто-пламенное Око
Как черное сияет Солнце!..
   О черно-пламенное солнце,
О, сколько, сколько раз в лучах твоих
Я пил восторга дикий пламень,
И пил, и млел, и трепетал, —
И с кротостью небесно-голубиной
Твои уста улыбка обвевала,
И гордо-милые уста
Дышали тихими, как лунный свет, речами
И сладкими, как запах роз…
И Дух во мне, оживши, воскрылялся
И к Солнцу, как орел, парил…
   Молчите, птицы, не шумите, волны,
Все, все погибло, счастье и надежда,
Надежда и любовь!.. Я здесь, один, —
На дикий брег заброшенный грозою,
Лежу простерт — и рдеющим лицом
Сырой песок морской пучины рою!..

КОММЕНТАРИИ:

  Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Ед. хр. 8. Л. 2–2 об.
  Первая публикация — Изд. СПб., 1886. С. 407–409, затем — Изд. 1900. С. 405–406.
  Печатается по автографу.
  Автограф, л. 8° вынут из тетрадки с золотым обрезом по правому краю листа. Стихотворение имеет заглавие: «Кораблекрушение (Из Гейне)». Выше заглавия в центре пагинация «32» черными чернилами, рукой С.Е. Раича, в правом верхнем углу л. 2 пагинация «52» синим карандашом, рукой И.С. Гагарина, на л. 2 об. пагинация «53» его же рукой. Отдельные слова подчеркнуты неустановленной рукой — во 2-й строке «И сам…», в 23-й строке «Обхвачен…», в 25-й строке «…богов…» (Л.Г.).
  Печатные тексты отличаются от автографа в 37-й строке — «Твои уста улыбка осветила» (было — «Твои уста улыбка обвевала»). Вариант автографа предпочтительнее в художественном отношении, так как усиливает нравственную неясность женского образа (в глазах — «черное солнце», «сладострастная ткань» охватывает стан, «она» рождает «дикий пламень»), но лицо, «освещенное» улыбкой, переводит образ в иную, более возвышенную тональность. В печатных текстах выделены строфы: 1-я — «Надежда и любовь, все все погибло!..» — пятистишие с графически выделенным последним двустишием — «Лежу на берегу. / На диком голом берегу!..; они напечатаны, отступя от левого края строк. 2-я строфа — «Передо мной пустыня водяная…»; 3-я — «Живет на Севере жена!»; 4-я — «О черно-пламенное солнце…»; 5-я — «Молчите птицы, не шумите волны…». В Изд. 1900 выделены также строфы: «Волна шумит, морская птица стонет…» (четверостишие) и «И гордо милые уста…» (пятистишие). Печатные тексты сохранили излюбленные у Тютчева знаки — восклицательный знак с многоточием и тире в конце строк.
  В Изд. СПб., 1886 есть уточненный подзаголовок — «(Из Гейне, Nordsee)» («Северное море» — нем.).
  Датируется промежутком времени между появлением печатного текста стихотворения Гейне (апрель 1827 г.) и 1830 г., так как автограф на листе из записной книжки, заполнявшейся не позже этого года (В. К.).
  «Кораблекрушение» (в оригинале: «Потерпевший кораблекрушение») входит во вторую часть поэтического цикла «Северное море» Гейне. Оно написано белым стихом, как и весь цикл. Оригинал не имеет изохронной метрической схемы: основным размером является хореямб, часто переходящий в хорей или (реже) в ямб с пиррихиями и анакрузами, а также в анапест (13-я и 26-я строки) и дактиль (17-я и 27-я строки).
  Перевод также выполнен белым стихом. Число строк совпадает с оригиналом. Метрическая схема даже более симметрична, чем в оригинале. Использована чисто хореическая или чисто ямбическая стопа. Внутри строк нет присущих оригиналу метрических перебоев, поэтому текст перевода даже более мелодичен, чем оригинал. С высокой степенью точности воспроизведено содержание оригинала. Вместе с тем, как и в ряде других случаев, Тютчев порой использует более высокий поэтический регистр, чем Гейне, заменяя нейтральную лексику возвышенной. Если у Гейне тучи — «бесформенные, серые дочери воздуха, которые черпают воду из моря туманными ведрами и с трудом тащат и тащат ее, и снова проливают в море», то у Тютчева тучи— «уродливые дщери неба», которые «в туманные сосуды морскую черпают волну и с ношей вдаль, усталые, влекутся, и снова выливают в море». Если у Гейне— «безрадостное, скучное занятие и бесполезное, как моя собственная жизнь», то у Тютчева — «нерадостный и бесконечный труд!.. И суетный, как жизнь моя» и т. д. и т. п. (курсив наш).
  При переводе стихотворений с четким, симметричным размером и четкой системой рифмовки поэт-переводчик, стремясь сохранить достоинства их формы, часто вынужден подбирать слова, исходя из этой задачи и жертвуя семантической точностью, меняя стилистические оттенки. Но в данном случае Тютчев не был стеснен формой: отсутствие рифм у Гейне, меняющийся стихотворный размер предоставляли ему большую степень свободы в выборе лексики. И тем не менее он отказывается от точного воспроизведения «приземленной» лексики, заменяя «ведра» на «сосуды», «тащат» на «влекутся», «бесполезный» на «суетный» и т. п. Это весьма примечательный факт, который скорее всего свидетельствует об эстетической позиции русского поэта: он считал возвышенную лексику неотъемлемой частью поэзии. Примечательно, что во второй части «Кораблекрушения» Гейне сам использует достаточно изысканную, высокую лексику. И здесь стилистические регистры Гейне и Тютчева совпадают. В целом близость формы и содержания стихотворения Тютчева к оригиналу позволяет отнести его к разряду адекватных переводов (Л.Л., М.М.).