Доехав до Черниговской губернии, принадлежавшей к моему учебному округу, я остановился в городе Стародуб и отправился в 9 часов утра в уездное училище. Я застал всех учеников бегающими по двору и по их следам старого, хромого солдата, который расправлялся с ними словом и делом, когда они слишком бунтовали и подвергались какой либо телесной опасности. При моем появлении, они несколько смутились; но так как я отнесся к ним весьма приветливо, то игры продолжались до 10-ти часов, когда все перешли в классы, где и я преспокойно уселся. В 11 часов появился первый учитель, а в 11 часов 30 минут и двое остальных. Меня не тревожили, и я присутствовал при преподавании, которое заключалось единственно в буквальном переспросе уроков и в распределении новых задач. По окончании классов, я назвал себя и просил учителей явиться ко мне немедленно в полном со ставе, при чем в сильнейшем возмущении высказал им мой взгляд на подобный образ действий. Но инспектор смиренно представил мне следующее оправдание: что сегодня-де базарный день, что жалованье учителей заключается в 120 рублей ассигнациями, что они не в состоянии держать у себя прислуги и потому должны пользоваться торговым днем, если желают продовольствоваться в течении всей недели. Разумеется, я не вправе был придавать этим причинам официального значения: но "язык мой прилип к гортани", и я с трудом мог воздержаться от смеха.
В Чернигове осматривал я гимназию и нашел совершенно запущенное и нетопленное помещение, дряхлого директора, мало хороших, а большею частью слабых учителей и весьма даровитую, но вполне неразвитую молодежь; и здесь также старший учитель получал 300 рублей ассигнациями жалованья. Эти оба заведения послужили мне мерилом для всех остальных, и я с грустным чувством продолжал свой путь в Киев, ожидая весьма немногого в будущем. Как я мог надеяться приобрести даже посредственных преподавателей при существующих окладах?