Брянский край

ЖУРНАЛ СТОЛИЦА И УСАДЬБА, 15 ФЕВРАЛЯ 1914 ГОДА

  Пануровка.
  Имение И.М. Миклашевского.
  18-го октября 1815 года в письме своем к сенатору Михаилу Павловичу Миклашевскому граф Н.П. Румянцев говорил:
  - "Я сам тужу, что не застал Ваше Превосходительство в прекрасном селении Вашем, и которого, позволительно сказать, не в праве хижиной называть. В чужих даже государствах, где более приобвыкли, чем у нас к хорошим зданиям и по правильной архитектуре украшать городские усадьбы – немного таковых, какова ваша. Прельщался я домом, а также радовался я заведенной вами фабрикой; усадьба ваша, конечно, и по целому государству одна из лучших; кто любит отечество свое и видит устроение Ваше, с удовольствием заметить должен, что, когда Вы изволите ему служить отлично, как сенатор, еще о пользе его печетесь, как помещик"...
  Первыми строками этого письма канцлер нисколько не думал польстить вкусу владетеля Пануровки и строителя его дома. Граф Н.П. Румянцев, строитель многих первоклассных построек в своей усадьбе, в Гомеле, вовсе не мог впасть в пристрастие. Его собственный богатейший дворец по красоте, конечно, во много раз превышал, Пануровский дом.
  "Пануровский дом", говорить биограф М.П. Миклашевского, Чижов, - "точно не может не обратить на себя внимание человека со вкусом. План его сделан известным многочисленными зданиями Петербурга архитектором Гваренги, а лицевая сторона дома, равно как и зал показывают, что все это 6ыло одним из замечательнейших произведений венецианского художества"...
  Но даже, если эта усадьба и не была "одним из замечательнейших произведений", то действительно она была таким "произведением", которое создалось под влиянием лучших образцов именно этого "венецианского" художества, отразившегося в формах постройки.
  Быть может, и не сам Джакомо Гваренги составлял проект; даже почти наверно можно сказать, что не он сам строил этот дом; возможно авторство и другого, одновременно с Гваренги, приехавшего в Россию зодчего Тромбаро, воздвигавшего во многих местах средней полосы России усадьбы и городские здания ("ряды, присутственные места"). И также сомнительно указание на авторство Гваренги в соседних с Пануровкою постройках: в доме села Гринева (князя Голицына) и Батурина (ныне уже опровергнуто первоначальное приписывание Гваренги этого дворца, теперь найдены планы, подписанные Чарльзом Камероном и, таким образом, даже вероятность участия Ринальди поколеблена значительно).
  Но если бы даже "Гринев" (дом этой усадьбы более богатых, нежели Пануровский, форм) и другие здания этого края ("Ляличи" графа Н.В. Завадовского) строил сам Гваренги - это не исключало бы возможности сооружения "Пануровки" другим зодчим; вероятность же его авторства должна быть подвержена сомнению вот еще по какому основательному поводу.
  Конечно, портик дома, пропорция колонн, их стройный силуэт, скромность убранства стен (отсутствие наличников окон), размеры окон, сочность лепки аканфовых капителей все это указывает на руку опытного, лучшего не провинциального зодчего. Но неужели мог "Кваренгий", любимец Екатерины II, такой авторитетный и самостоятельный зодчий, почти скопировать план проектируемого им дома с плана виллы Conte Valmaгаnа (ныне Rossi ) в Лизиере (близь Виченцы) в Северной Италии.
  Неужели Гваренги мог позаимствовать прямо из увража "Quatro libri dell'architеttura", Andrea Palladio , переизданного много раз, начиная с 1580 годов, готовый план и применить его к заказанному ему проекту? Между тем сходство планов этих двух построек значительное! И здесь и там (но для Пануровки, как дома в России это представляет мало удобств в климатическом отношении) - в фасаде дома сделана ниша, слегка выступая из нее, поставлен портик из 6 коринфских колонн. Прямо из ниши вы входите в удлиненную комнату. Слева узкая лестница на антресоли, справа служебные помещения. Прямо обширный, занимающий середину дома, квадратный двухсветный зал, покрытый подобием зеркального свода, расписанного живописью; в конце зала, налево и направо вход в продолговатые комнаты. Словом, разбивка помещений, даже их пропорции и их количество — совпадают совершенно!
  При этом едва ли этот план был так удобен (мало света в зале, впрочем как и в Villa Vаіnіаrana), несмотря на всю свою парадность и пышность.
  Однако, таковы были вкусы; таково было подчинение итальянским традициям и влиянию моды; Миклашевскому нравилось это строгое холодное величие высоких зал, где-то там в полумраке расписанных all fresco, ему казался единственно допустимым украшением этот благородный портик, гладкий фронтон. Нравилась мощь пропорций, суровое величие ордера, и все это и только это — можно сказать — соответствовало вкусу закаленного в боях воина екатерининских времен, сенатора, "известного в молодости своей красотой, которую он, можно сказать, не утратил до самой смерти: прямой, величественный стан его сохранил и в старости прежнюю стройность, а выразительное лицо и пленительная улыбка вполне высказывали врожденное душе его благородство, доброту, кротость и все достоинство человека, совершившего подвиг жизни, которую так лаконически характеризовал сиявший на груди его девиз": "Польза, слава, честь".
  И дом в Пануровки отражал вполне именно эту общую физиономию его строителя - человека строгих правил, высокого вкуса, величественных жестов, и стиль дома соответствовал единственному, считавшемуся тогда благородным, типу архитектуры – полному классических традиций.
  И вот, внук назначенного в 1693 году (гетманом Многогрешным), полковником Стародубским - портрет которого украшает собою и поныне торжественный зал Пануровского дома – на склоне лет является строителем усадьбы в стиле итальянских вилл.
  "Его Царского Пресветлого Величества" стольник войска запорожского стародубский полковник С.П.М., изображенный в чудесном одеянии из парчи, в красных сафьяновых сапогах, с лицом серьезным, суровым и производящим несколько жуткое впечатление, сутуловатый и с безусловно азиатским оттенком в своей внешности - в начале столетия; и стройный, просвещенный, во фраке со звездами, и с европейским умным лицом, изысканной внешности - в конце этого же столетия... Вот как быстро эволюционировали люди XVIII столетия; вот какие метаморфозы были возможны еще тогда!

***

  Проехав печальную русскую деревеньку с широкими улицами, убогими хатками, колодцами с "журавлями", и лужами воды около них, с понурыми ракитами, с огородами, коноплянными зарослями и клунями - вы видите вдруг белеющую вдали колоннаду, два флигеля по бокам ее, часовенку и церковь - ensemble построек, отражающийся в сонной воде пруда, поросшего камышом и "зелием татарским".
  Переехав плотину и сделав бойко традиционный объезд круглой клумбы перед домом – лошади лихо подвозят вас к колоннаде дома, поставленной на высокий пандус с широкой и пологой лестницей.
  Пройдя обширную высокую переднюю, входим в зал, столь приятный прохладою своею в летний зной. Живопись изображает небо, видное сквозь открытую баллюстраду. С плафона, расписанного орнаментом, спускается огромная люстра. Стены зала расчленены колоннами ионического ордера, несущими на себе арочки полукруглых окон (венецианских). Фриз украшен розетками и меандром (золотым по пурпурному полю); прелестных профилей карниз отделяет нижнюю часть стен залы от второго яруса, по котором написаны нежные панно с видами аркадской страны. Богатейший карниз венчает стены зала и плоский свод с обширными распалубками перекрывает его. В щеках распалубок также живопись, изображающая раковины окруженные лавровыми листьями. Во фризе венчающего карниза орнамент богатейшей росписи, изображающий гирлянды, перевитые лентами.
  Торжественный зал полон глубокого настроения, особенно когда звуки меланхолического вальса несутся к высокому его плафону, погруженному всегда в полумрак.
  Из предметов, находящихся здесь кроме портрета М.П. Миклашевского, упомянем о портрете Александра Благословенного и Государыни – небольших, но хороших изображениях Императорской четы, подаренных на память владетелю дома, по случаю посещения его Государем, портрет Петра I и другие.
  Зал украшают еще многие другие портреты родственников владетелей Красно-Милашевичей: Бакуринских, канцлера Безбородко (на племяннице которого был женат М.П. Миклашевский) и других. На старинной мебели стоят хрустальные жирандоли нежной работы: деревца, гирлянды, целые фонтаны хрусталя различного рисунка с прелестными вставками из цветных стекол! Здесь же часы – одни, большие, английские, другие – еще более интересные, на белых мраморных колонках, в виде ротонды. Впрочем, не будем перечислять все те бронзовые, хрустальные и иного материала изделия, которыми буквально наполнен весь дом. Много фарфора. Он собран в столовой, где по стенам развешаны лишь лучшие тарелочные изделия завода Миклашевских (имения Волокитина, других Миклашевских прославившихся фарфоровым заводом, выделывавших даже иконостасы этого фарфора. Лучшее собрание фарфора Миклашевских, встречающегося почти во всех коллекциях, как и фарфор Гарднера или А. Попова – у господина Ганзен, в Киеве). В гостиной – чудесные чашки, кувшинчики, флаконы, вазочки, фигурки и т.п. предметы наполняют собою витрины, уснащают угольники и украшают этажерки.
  В гостиной есть еще два, три интересных портрета, и особенно хороша, стиля Louis XVI, люстра, с сердцевиною зеленого стекла (хотя лучшие в этом роде и исключительно большие люстры находятся в имении родственников Миклашевских, в усадьбе "Очкино").
  Далее, на лево, в спальне, интересно украшенной нишею, обработанною колоннадою ионического (типа Эрехтейон) ордера, висят чудесные виды Италии, и много копий лучших мастеров. Здесь же часы (английский ампир), старинный шкаф, жирандольки…
  Наверху, поднявшись по узенькой лесенке со старинными балясинами в антресоли – попадаешь в царство уюта. И здесь, как в тех пышных парадных комнатах, много предметов старины – мебель разных дерев, портреты и рисунки в дивных «окантовках», которыми буквально залеплены все стены; а шкафы шифоньерок набиты старинными гравюрами, литографиями и картинками из "Moniteur de la Mode" и других журналов первой половины XIX столетия.
  Здесь мир портних, кружевниц, вышивальщиц и в шкафах хранятся старинные платья, материи и платки – гардероб первой половины XIX столетия.
  И весь виденный нами образ Пануровки заставляет поверить в то, что целы еще и в наше время заветы античного искусства, что сохранны и до сих пор – и именно в России, в ее глухой провинции – остатки примечательной красоты, как живы еще по сегодняшний день поверья и предания давнишние…
  Не в мечтах, а наяву перед нами и формы полные красоты, и жизнь, полная чудес.
  Выйдя на террасу, ведущую в сад, несколько огорчаешься тем, что пристройка этой веранды, сделанная сравнительно недавно, мало соответствует стилю самого дома и что она даже не в характере эпохи, но зато уют прохладной тени трельяжа, увитого виноградом, заставляет позабыть о некотором художественном несоответствии, и так приятно, растянувшись на chaise-longue, дремать, слушая шум старинного парка, вдыхать аромат липовых дерев, наслаждаться сладостью сельской жизни, вкушать все яства полей, садов, оранжерей, усадьбы...
  Перед этим фасадом дома - обширная, круглая площадка, в начале ее цветник, а далее газон, окаймленный кольцом развесистых деревьев.
  Налево невдалеке старенький, хорошей архитектуры, деревянный домик, наполненный книгами (около 3-х тысяч томов) начала XIX века в чудесных переплетах: "Les Ruines de Palmyre" —1753; "Lеttres sur I Italiе" — 1785; Une edition inagnifique de Racine, Corneille, Voltaire - 1792; Traitе sur la peinture de L. d. Vinci - 1803, Les oeuvres Palladio — 1675, les Metamorphoses d Ovide - 1767 (Paris, Barrois) и многих других хранителей ума и вкуса минувшего.
  Далее в парке оранжереи - в них вьется виноград, желтеют абрикосы и дозревают персики...
  За оранжереей аллеи тенистые, уютные и разные "любимые" места. Вот аллея любви, вот "грот зеленый", "грот вздохов" и т.п.
  Вернувшись в дом, усевшись у окна на антресолях, можно предаться думам о всех богатствах, рассеянных по равнинам и лесам России. По дорогам непроезжим, какого труда стоило везти когда то все эти жирандоли, люстры, бра, мебель, вазы, и портреты! Какая любовь к красивым предметам наполняла сердца наших предков, если они сумели, преодолевая все трудности, идя на огромные затраты, насадить среди полей и чащ болотных - образцы такой художественной культуры!..
  Выйдя из усадьбы к плотине, встретим очаровательную часовенку, теперь беседку, занятую библиотекою - прелестный классический храм! Рядом - церковь, в ней редкостное, времени Алексея Михайловича, евангелие. Архитектура церкви – нарышкинское (Московское) половины Х?ІІІ столетия - барокко. Но формы ее просты, детали немногочисленны, и храм по своим массам сливается и с часовней, и с оградой, и с домом в один ensemble, который мы видели при въезде. Мелькнувший и отраженный в сонных водах пруда, этот вид, когда мы покидаем Пануровку, снова перед нами.
  Античным видением, почти фрагментом Эллады, представляется нам снова вся усадьба. Сквозь гирлянды плакучих ив виднеется вся эта белая и стройная группа построек. А шелест камышей как будто рассказывает о деяниях и стремлениях былых людей, любивших прекрасные образы, также как доблестные подвиги, как нравственные заслуги.
  И когда возвращаешься болотистыми перелесками к далекой станции узкоколейки, в чаще, где рaстут яркие дикие ягоды и белеет ландыш - вспоминается снова и греческая колоннада портика, и храмик-ротонда, и покои, убранные в классическом вкусе.
  И тогда почудится, что из этой заросли болотной выглядывают и мерцают веселые и насмешливые глаза древнего, но все еще живого Пана бога лесов...
  Георгий Лукомский.