Брянский край

Первобытные обитатели

  Вопрос о том, кто были первобытными обитателями Комарицкой волости? - отодвигает нас в седую даль веков и потому сопряжен для историка с большими затруднениями, нелегко поддаваясь разрешению. Геродот рассказывает, что еще в V веке до P.X., через 20 дней пути от Черного моря, севернее Скифов жили Меленхлены. Эта область за 20 дней пути от линии Одесса-Керчь, т.е. за 700 верст к северу, совпадает с линией Брянск-Ливны, т.е. с нынешним Орловским краем. Немного южнее Геродот помещает Андрофагов, т.е. как раз там, где находится Комарицкая волость ("Епархиальные Ведомости", 1907 год, № 37). Что это были за народности? - судить очень трудно, не рискуя перейти из области истории в область мифологии, хотя например орловский историк А.Н. Шульгин прямо считал Андрофагов и Меленхленов за историческихъ аборигенов Орловского края. Обратимся лучше к более надежному источнику, чем Геродот, хотя и позднейшему - к нашей "Начальной Летописи". О первых обитателях Орловской губернии там сказано следующее: "Беста бо два брата в Лясех, Родим и другий Вятко и пришедша седоша, Родим на Сожу и прозвашаяся Родимичи; Вятко-же седе с родом своим на Оце, от него же и прозвашаяся Вятичи. Друзии-же седоша по Десне и по Селеи и по Суле и нарекошаяся Северо". В этой выдержке речь идет о расселении по нынешней территории Орловской и смежных губерний славянских племен. Полагают, что пришедшие сюда славяне были родом с Карпат – нынешней Галиции, причем историки переселение их относят не позже, как к V-VII векам по P.X. (Милюк. 42). При этом, профессор Ключевский полагает, что Родим и Вятко названы "братьями в лясех" потому, что пришли они из Галиции, тогдашней Червонной Руси, которая в эпоху появления Летописного Свода считалась Ляшской землею (Ключевский I, 126-127).
  Но думают также, что под Родимом, Вяткою и Севером не следует подразумевать непременно родоначальников племен. Кто дает название народу, тот не является еще родоначальником этого народа. Три князя из племени Русь, по мнению профессора Евсеева ("Епархиальные Ведомости", 1907, № 37) не были родоначальниками русского народа, но только объединили своими именами все существовавшие уже здесь племена кривичей, полян, северян и прочих. Таким образом, Родим и Вятко, сами по себе, действительно могли быть "братьями в лясех", объединившими частью пришедших с ними славян, частью те племена, которые они застали уже обитающими на равнине Орловского края. На самом деле, изыскания историков и лингвистов приводят именно к такому соображению.
  Географические названия обыкновенно сохраняются долго спустя после того, как исчезает народ, давший эти названия. Чуждый и непонятный для современника, они оживают у лингвиста и могут нам рассказать много любопытного про седую старину. Всем известны многочисленные названия русских рек, кончающиеся на "ма" и "ва": Москва, Кострома, а также ближайшие к Комарицкой волости, или в ней самой находящиеся - Крома, Кутьма, Болва, Куява, Надва, Калахва, Сева (нынешнее название реки "Сев" в грамотах уже XVII века пишется "Сева"). Лингвист Веске показал, что это в сущности один и тот же суффикс, по-фински означающий: "воду". Отсюда например, Москва значит - мутная вода, Кутьма - жилая или домовая река ("куд" - по-фински означает комнату, помещение. Отсюда "закута" - дурное пом5щение), Куява - дубовая река ("куэ" - по-вотяцки означает дуб), Калахва - крепостная река ("калах", "калэ" - крепость). Калахва, действительно берет начало двумя истоками у Верхнего и Нижнего Городца, старых городищ, бывших, быть может, некогда крепостями. Название реки Оки представляет собою испорченное финское joki река.
  Следя за этими названиями по карте России, мы приходим к заключению, что племя, которое давало эти имена, распространялось когда то с северо-востока России далеко на юго-запад, переходя в бассейн Днепра, - именно в область его верхних и левых притоков, кончая Десной. В настоящее время, к востоку от всей этой полосы живут два близких друг другу племени финнов - мордва и черемисы. В "Начальной Летописи" упоминаются еще другие племена: мурома, весь и меря. Население мери, по историческим указаниям, как раз соответствует только-что очерченной площади распространения географических названий. Черемисы же до сих пор называют себя мерей (мар, мара), и из их языка объясняется целая масса местных названий рек, городов, деревень и урочищ в губерниях центральной России. Таким образом, весьма вероятно, что древнейшим, нам известным населением центрального междуречья были восточные финны. По указанно "Начальной Летописи" финское племя Мери населяло область озер Переяславского и Ростовского. Но есть основание думать, что отдельные колонии мери среди населения другой финской расы были распространены далеко на юг. Это подтверждается историческим указанием о том, что князь Владимир Киевский, как некогда Ассирийские и Вавилонские цари, переселял на юг колонии северных инородцев. Корень "мар" являющийся этническим обозначением у современных черемисс, встречается очень часто в географической номенклатуре средней России и в частности Орловской и даже более южных губерний (Ключевский I, 360-362; Милюков I, 42-43; Якобий 12, 14, 86). Возможно, что колонии мери особенно были распространены на территории Комарицкой волости. Под Севском в реку Севу впадает река Марица, в названии которой, по-видимому, ясно звучит этнический слог самого названия племени Мери (мар, мари). В окрестностях Севска встречаются названия урочищ, в которых звучит все тот-же корень. Так например, под селом Селечней есть Подомарева дубрава, под Стрелецкой слободой Маринин лог, Марин овраг. Последний на плане Чемесова 1779 года назван оврагом Моран. Известно еще село Морево Дмитровского уезда. Полагают также, что название "Марица" чисто славянского происхождения и дано по имени известной реки того-же названия на Балканском полуострове, - славянами, выходцами из этого края.
  От реки же Марицы получила название и сама Комарицкая волость. В грамоте Михаила Феодоровича 1643 года Комарицкая волость против всякого обыкновения названа прямо Марицкой волостью. Доктор Якобий говорит, что пермяки называют себя "Коми". Комай - личное вотяцкое имя (Якобий, 85). Не составилось-ли название Комарицкая волость из двух, слившихся впоследствии этнических корней "коми +мари"?
  Орловский историк Г.М. Пясецкий также одно время предполагал, что название Комарицкая волость произошло от реки Марицы (Ko+марица, т.е. волость прилегающая к Марице) - (Севская епархия, 1643), но потом (Орловская епархия, 136) начал производить его от слова "Камара" (камера), под которым в эпоху завоевания этого края Литвою, подразумевалась область, отчисленная вместе со своими доходами в королевскую (камерарную - дворцовую) собственность.
  Отсюда и названия, оканчивающиеся на "ва" и "ма" (Сева), Калахва, Язма - в Дмитровском уезде, на "иж" - камень на пермяцком и зырянском языках (Литиж, Причиж, Чемлиж, Фотивиж - в Севском уезде и Болдиж - в Дмитровском уезде), на "иб" - поле по-вотяцки (река Ибуш в Дмитровском уезде - полевая река). В названии Болдиж, кроме окончания "иж", корень "болд" - на вотяцком языке обозначает общественное для целого округа молебствие и жертвоприношение. Болдиж, действительно, очень древнее поселениеи упоминается в Летописях еще в XII веке. Доктор И.И. Якобий насчитывает в Дмитровском уезде 85, а в Севском 69 финских географических названий, но несомненно их даже больше. В своей работе, посвященной вопросу о первоначальных обитателях Орловской губернии, он высказывает предположение, что Вятичи, занимавшие в Орловской губернии территорию уездов Мценского, Болховского, Карачевского, Брянского, Орловского, Кромского и Дмитровского были даже не финско-славянскими, а чисто финским племенем, каким в сущности является, по его мнению, и современное сельское население этих уездов. Взгляд свой доктор Якобий основывает кроме географической номенклатуры, главным образом, на своих психиатрических наблюдениях, по которым население, как раз тех уездов, где по летописям обитали вятичи, отличается наиболее повышенною психическою заболеваемостью (кликушество, гетеризм, возвращение к шаманству), присущей финскому племени. Наибольшее процентное отношение финских географических названий к площади уезда падает на территорию тех же уездов.
  Но если даже допустить, что Вятичи, т.е. аборигены центральных уездов Орловской губернии были действительно чистыми финнами, то этого еще нельзя сказать про аборигенов Севского уезда. Западные уезды Орловской губернии представляют более слабый процент психической заболеваемости и меньшее число географических названий финского происхождения. Относительно же Севского уезда можно отметить, что оба эти элементы представлены более интенсивно в северной части и гораздо слабее в южной. Но, в общем, получается впечатление, как будто здесь раса населения сменилась, как будто вятичи были оттеснены к северу и востоку, отступили и оставили свои земли и жилища русским. На это же указывает название реки Неруссы, которая могла быть юго-западной границей финского и северо-восточной славянского племен (Якобий, 55, 89, 179), Дмитровский же уезд лежал всецело в полосе указанных вятичских особенностей. Таким образом, на территории Комарицкой волости обитали как финны, так и славяне, причем Севский уезд, согласно "Начальной Летописи" населяла часть Северян.
  Интересные выводы доктора Якобия, конечно, могли-бы подтвердиться исследованием древних курганов и городищ Орловского края, в большинстве своем еще не раскопанных, и потому-то в настоящее время исследователи Орловской старины заинтересованы этими раскопками.
  Древнейшим, доисторическим обитателем Комарицкой волости, если судить по некоторым археологическим указаниям и памятникам, найденным в этой области, был грубый дикарь, вся жизнь которого являлась сплошной, ожесточенной борьбой за свое существование, которое он отстаивал с неуклюжим кремневым топором в руках. Этот дикий человек, вместе со своей семьей, ютился в непроходимых чащах лесов, насыпая земляной окоп - "городище" и огораживая свои поселения остроконечным тыном – прототипом всех русских "острогов" (крепостей).
  По сведениям, добытым через волостные правления в 1873 году, в Севском уезде известны следующие городища: 1) в 3 верстах от села Брасова, посреди Курьей рощи, 2) на берегу реки Зевры близ деревни Сныткиной, 3) около Николаевского хутора и села Аркин, 4) и 5) два городища около Гавриловой Гуты , 6) городок в Холмецкой лесной даче, 7) внутри села Пьянова, 8) урочище Городок близ села Казинки, 9) городок близ Подгородней слободки, за селом Невдольском, со следами каменной кладки (А. Пударев, Материалы для истории и статистики Орловской губернии, том I, страницы 89-97).
  История культуры указывает нам также на то, что нередко первобытный человек устраивал свои поселения на озерах и реках, в виде свайных построек и плотов. Подобные жилища ограждали его от диких зверей. У севских аборигенов, по-видимому, отчасти был такой-же способ расселения, на что указывают плоты, сработанные при помощи каменных орудий и найденные в севских болотах, близ города Севска, в первой половине прошлого столетия. Остатки деятельности человека каменного века - кремневые орудия и глиняная посуда также встречались в Севской области, при раскопах и случайных находках. Так, например, близ села Доброводья был найден порядочный кремневой кинжал, сыгравший, быть может, очень важную роль в жизни какого-нибудь здешнего аборигена. Этот кремневый кинжал был передан Е.Д. Постельниковым в Музей Орловской Архивной Комиссии через А.Н. Шульгина.
  При раскопке одного из курганов, находящегося близ села Марицкого Хутора, в 1907 году членом Орловловской Архивной Комиссии В.М. Турчаниновым был найден кремневой осколок вроде стрелы и черепок глиняной посуды. Самый курган оказался не могильником, как это предполагалось сначала, а городищем, устроенном на болоте, в лесу, который существовал здесь раньше и виден еще на плане 1779 года. Внутренность кургана оказалась состоящей из глины с правильными прослойками известкового или цементированного вещества, разделяющего площадь кургана на более или менее правильной части, вроде ячеек, в несколько этажей. По сторонам этой площади заметны следы истлевших поперечных и продольных деревянных брусьев. Быть может, это и есть одна из тех свайных построек, которую разумел Пясецкий. Описанный курган, по заявлению графини Уваровой принадлежит совершенно к новому, незнакомому нашим археологам типу курганов.
  Нам известно, например, что самый большой и ближайший к Севску курган (здесь, в долине реки Марицы их всех насчитывается до 5-6) был раскопан уже давно, еще при постройке на его месте усадьбы завода Моханькова.
  Из других городищ в Севском уезде были раскопаны пока только два - близ села Борщева и Брасова. В первом были найдены черепки глиняной посуды, с разнообразными орнаментами, железный нож и кремневые орудия. Брасовское городище находится недалеко от хутора Локоть. Оно стоит в лесу и само покрыто сосновым лесом. Находки оказались небольшие: толстые черепки глиняной посуды, иногда грубо орнаментированные, и громадный глиняный обожженный котел, суживавшийся книзу усеченной воронкой, вмазанный в яму. Размер котла - 300 сантиметров в диаметре в верхней окружности и 100 - в нижней, высота 1 сажень. На дне котла найдены угли. По соседству с ямой, в которую был вмазан котел, находится другая яма, меньших размеров, с небольшой канавкой, идущей к котлу. Раскопки велись от имени Орловского Церковного Историко-Археологического Общества под наблюдением председателя его Евсеева. (Епархиальные Ведомости, 1906 год, № 34, 938).
  Кроме городищ, в Комарицкой волости есть много курганов, из которых некоторые, вроде того, который был раскопан под селом Марицким хутором, вероятно те же городища. Другие-же оказываются древними могильниками, в которых аборигены этой области хоронили своих умерших. По сведениям, добытым через волостные правления в 1873 году, в Севском и Дмитровском уездах оказались следующие курганы: по берегу Севы около Добруни, по берегу Гаремли, по берегу Усожи близ села Игрицкого, по берегу Неруссы за Бобрином, на реке Нессе близ Брянцева, три около Кочетовки, на реке Осмони близ села Троянова, на реке Летче близ Городища, около деревни Глушьи, между Нижним Городцем и Турищевым в бассейне реки Навли, 3 кургана около Бальшова, 32 в окрестности села Святого, 10 около Салтановки и 10 около Глинского (А. Пупарев, Материалы, 89-97).
  Раскопки этих курганов-могильников оказываются в особенности важными, при суждении о верованиях, нравах и обычаях местного первобытного населения. Пока раскопаны только некоторые курганы на севере волости, под наблюдением того-же профессора Евсеева, причем результаты оказались следующие: из 32 курганов, указанных в примечании, близ села Святого оказались в наличности только 3; все остальные были распаханы, хотя крестьяне очень точно указывали места их расположения. Раскопаны были 3 сохранившихся и 2 из недавно распаханных. Тип погребения во всех 5 курганах оказался одинаковым. В курганах были обнаружены человеческие костяки, у некоторых на руках обломки браслетов, проволочное кольцо, проволочные спиральные височные кольца. В одном кургане остатки деревянного гробовища, в другом - костяк обложен берестой, около кости правой руки лежали угли. Около Салтановки оказалась целая группа в 37 курганов. Раскопаны 3. Во всех найдены костяки, протянутые с запада на восток, череп у каждого лежит на левом виске. Найден кусок глиняного горшка без орнамента, уголь и зола, в другом - масса черепков горшка и кусок обожженного кварца. Погребение совершено близ поверхности почвы (Епархиальные Ведомости, 1906 год, № 34, 937-938). О погребении своих умерших родимичами, северянами и вятичами Начальная Летопись рассказывает следующее: "И аще кто умираше, творяху тризну над ним, и по сем творяху кладу велику и возложахуть на кладу мертвеца и сожигаху; и по сем, собравше кости, влагаху в сосуд мал и постовляху на столпе, на путех, еже творят Вятичи и ныне". Г.М. Пясецкий и А.Н. Шульгин понимали буквально рассказ летописца, что урны ставились на столбах, при перекрестках дорог; при этом Пясецкий прямо заявляет, что время ниспровергло древние урны и развеяло хранившийся в них прах, а Шульгин, имея в виду находки остатков трупосожигания в могильниках и их несоответствие буквально понимаемым им словам Летописи, относит эти трупосожигания, положенные внутри кургана, к Меленхленам и Андрофагам, обитавшим здесь, по его мнению, до пришествия северян и вятичей, видя в этом своем объяснении, очевидно, косвенное доказательство существования самих Андрофагов и Меленхленов, и оставляя урны на столбах за северянами и вятичами. По принятому теперь в науке воззрению, под "столпом" надо разуметь именно курган, а урны с костями и пеплом "ставившиеся на него" - остатки трупосожигания, закапывающиеся в этот могильник (Смотри Рожков, Русская История с социологической точки зрения, том 1).
  Остатки трупосожигания, положенные в глиняный горшок (урну) и зарытые в курган ("столп"), действительно были находимы в Болховском уезде Орловской губернии, и, по мнению профессора Евсеева, как раз соответствуют погребению, описанному в летописи, как оно понимается ныне (Епархиальные Ведомости, № 34, 1906 год, 940). Находки-же в курганах крайнего северо-запада Комарицкой волости не соответствуют этому погребению. Но тот-же самый профессор Евсеев относит их все-же к Северянам, или даже к Родимичам - западным или юго-западным соседям вятичей, руководясь в этом случае, вероятно, тем соображением, что в эпоху появления летописного свода северяне и радимичи, по-видимому, уже перешли к иному обряду погребения, тогда как у вятичей погребение "на столпех" существовало еще при летописце - "еже творят вятичи и ныне" (Епархиальные Ведомости, 1907 год, № 37, 701). Любопытно привести здесь одно предание, касающееся большого кургана с крышеобразной верхушкой, находящегося у села Игрицкого. Это предание записано в церковной летописи села Пьянова, откуда мы и извлекаем его. Князек села Пьянова по прозванию Панов, преследуемый князем села Асовицы, спасался бегством в челне, вниз по реке Усоже, но около села Игрицкого был настигнут врагами и "на мечь свой зарезался". Дружина его наносила шайками земляной курган на месте могилы своего князя.