Брянский край

БАТЯ

  Весна в тот год вышла сухая, скоропалительная. Директор птицефабрики "Речица" Сергей Иванович Самолыго, повидавший в своей жизни, как говорят в Почепе, "всякие погоды", быстро оценил обстановку:
  - Действовать на севе надо по-суворовски: быстрота и натиск!
  Сергею Ивановичу не требовалась долгая агитация: сказал слово - и все рабочие, все жители Речицы от мала до велика - шли за ним в огонь и воду. В горячую пору особенно перепадало лиха шоферу директора Василию Кулаченко - замотал его Самолыго по полям, заездил. Чуть остановится Кулаченко на передых, чтоб остыл мотор "козлика", Самолыго опять подает команду:
  - Вася, запрягай! Поехали, милый, поехали!
  Сергей Иванович лишен был командирского тона. Он не командовал ни шофером, ни специалистами, ни рабочими, а разговаривал с ними как-то по-самолыгински - спокойно выкладывал свои мысли, выслушав собеседника, подводил его к намеченной цели. Его психологическим орудием воздействия на человека скорее служил юморок, это я всегда замечал, когда приезжал в Речицу от газеты "Брянский рабочий". Он, этот юморок, заставлял не только смеяться, но и учил жизненной мудрости, помогал Сергею Ивановичу переживать даже самые тяжелые минуты, выходить из трудного положения. О, сколько в его жизни и работе было непростых ситуаций! Особенно когда строилась в Речице новая птицефабрика: вопросов - море. Но выстроил Самолыго фабрику, запустил. Не фабрика, а "птичий город", его можно было окинуть взглядом разве что с вертолета ... Конечно, делал вид, что объект дался ему легко и свободно, никому не жаловался на перегрузки, но они "откладывались" на сердце. Их легко улавливала жена его Ольга Михайловна, которая по той скоропалительной весне слегла в больницу.
  - Смотри же, Сергей, сев севом, а жена женою ... Не забывай навещать!
  - А мы, Семеныч, - потом говорил он мне, - с Ваською как закружили по полям ... Забыли про все на свете. За неделю отсеялись! Но влипли в одну историю. Говорю Ваське, езжай в магазин, возьми чекушку, надо пыль промыть. И, В конце концов, бабку навестить в больнице. Теперь она на меня в обиде. Везу, значит, в кастрюльке крепкий бульончик, на улице жара, двери в палате настежь. Иду тихонько по коридору, слышу, бабы костерят своих мужиков: пьют они, подлецы, горькую! Я приостановился. "А мой Серега не пьет, - хвалится Ольга Михайловна. - Капли не берет, начисто бросил!" Бабы завидуют, ахают: надо же, какие крепкие мужики есть! И тут я появляюсь на пороге, как девка, с румянцем на лице - под градусом. Ольга Михайловна подхватилась с кровати, вывела меня на улицу и давай стыдить: "Ну, Серег, подрубил ты меня под самый корень. Я же только похвалилась бабам, что ты ни капли ...". "С усталости, - говорю, - за высокий урожай! Так положено по крестьянскому уставу". "А жену навещать в больнице не положено? Всю неделю тебя не видела ..." - "Поверь, Ольга, замотался на севе. Если бы ты знала, какая весна нынче капризная. Но я подобрал ключик ..."
  ... Самое обидное явление нашей жизни - это старость. Гляжу на фотографию молодого Сергея Самолыго, обижаюсь на диалектику природы: зачем в ней все течет и все меняется? Хочу постоянства! Скажем, остался бы Самолыго таким молодым и сильным, как в 1953 году во время выборов его в депутаты Брянского областного Совета, и, кажется, никакая разруха в стране не покачнула бы птицефабрику "Речица", которая вела счет яиц на миллионы, а бройлерного мяса - на сотни тонн.
  При Самолыго Речица процветала. Сам поселок и новая фабрика не знали потрясений. Проблемы, конечно, были, но под руководством мудрого человека они решались спокойно. Жизнь бурлила светлым родником, это замечали даже дети. Однажды школьники пришли в отдел кадров фабрики и попросили дать биографическую справку о Сергее Ивановиче - для стенгазеты ... Совсем недавно этот документ случайно попал в мои руки: "Дорогие ребята! Отдел кадров выполняет вашу просьбу. Родился Сергей Иванович в 1918 году в селе Посудичи Погарского района в семье крестьянина-середняка. Трудовую деятельность начал в 1935-м. После окончания ФЗУ был сначала слесарем, затем помощником машиниста паровоза в депо Унеча. С 1939 по 1946 год находился в рядах Красной Армии на политработе. Участник войны против немецкого фашизма и японского милитаризма, за что имеет правительственные награды. Был членом ВЛКСМ, член КПСС с 1942 года. С 1946 по 1955 год - на руководящей партийной и советской работе. По призыву нашей партии в 1955 году в числе "тридцатитысячников" стал работать в сельском хозяйстве. Шесть лет он председатель колхоза "Победа" Почепского района и вот уже пятнадцать лет - директор совхоза "Речица". Коллектив совхоза в короткий срок в два раза увеличил производство и продажу продуктов полеводства и животноводства. За хорошие показатели 17 работников нашего коллектива Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 марта 1966 года награждены орденами СССР, в их числе трое - орденом Ленина. Это птичница Татьяна Андреевна Романенко, бригадир полеводческой бригады Андрей Фролович Усов и Сергей Иванович Самолыго. Кроме этого, он награжден орденами Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени".
  Девятую пятилетку коллектив "Речицы" по продаже государству сельхозпродукции выполнил за 4 года и 4 месяца ...
  Вот такой он, вкратце, наш Сергей Иванович. Как сказал бы Маяковский, "делайте жизнь с него"!
  Узнав, что я готовлю о Самолыго очерк, мне прислала письмо бывший экономист "Речицы" Валентина Петровна Савро, проживающая в Брянске:
  "Не стану говорить об экономике нашего хозяйства, она была крепкая. Хочется сказать о Самолыго как о человеке. Мне кажется, мало таких добрых и мудрых людей, таких руководителей. Человек-глыба, талантище! Методы его руководства можно было бы изучать на специальных кафедрах вузов, чтобы молодое поколение знало, каких "собственных Ньютонов" рождает земля российская ... Высокий, широкоплечий, лицо с цыганским отливом, глаза пронзительные, смеющиеся. В жилах бурлящая горячая кровь, она при торжественном случае зажигала песню, лихой танец. И тут уже не подумаешь, что перед тобою серьезный человек, директор крупнейшей племенной птицефабрики. Нет, перед тобой - тонкий юморист, которому тем и заниматься, что водить сельские хороводы. Сергей Иванович был организатором всех праздников, вечеров отдыха. Лично с председателем профкома заказывал костюмы для участников речицкого хора, давал советы по декорациям сцены Дома культуры. Любил жизнь!"
  Однажды, помню, на сцене выступали птичницы. Пели поистине как птицы. Самолыго, аплодируя, вручал цветы. По завершении концерта сказал мне: "Заметила, дочка, какие у нас красивые и талантливые женщины? А ведь у многих не только работа на плечах, но и большие семьи, мужья. И находят время на репетиции, концерты". Потом заговорщицки шепнул: "Давай-ка к следующему празднику направим в семьи этих женщин теплые письма и поздравительные открытки. Расскажем, какие у мужей красивые жены, а у детей - замечательные мамы". Эффект был ошеломляющий: не ждали таких писем.
  Другой раз Сергей Иванович уехал в санаторий. Слышу говорок в коллективе: "Ну, теперь, хлопцы, погуляем на свободе". И я подумала: вдруг и вправду механизаторы загуляют? Но те, наоборот, стали работать еще напряженнее. "Не должны мы батьку огорчать по приезду", - говорили ... А когда пронюхали, что батька возвращается, смену отработали с особым подъемом, без передыху. К вечеру были у своих тракторов и комбайнов в парадной форме, иные даже при галстуках. Знали: батя, не заходя в свой дом, сразу завернет на тракторный стан. И точно! С каждым поздоровался за руку, вплоть до объятий. И тут же вопросик подкинул с намеком: "Либо вы, мужики, праздник какой справляете? Так ведь сегодня на календаре нет красных буковок ..." Загоготали: "Есть красная буква! С возвращением, батя! Соскучились мы, тут нами одни бабы командуют ..." "Женщинам, - улыбнулся Самолыго, - надо подчиняться беспрекословно. Это народ тонкий, чувствительный. Вот со мною можно и огрызнуться, я мужик, не обижусь, еще и сдачи могу дать..."
  При подготовке этого очерка я отыскал и дочь Сергея Ивановича Галину Сергеевну Чувилину. Ее рассказ трогает, волнует душу:
  "При жизни мамы в нашей большой семье было уже пять внуков, все мальчишки. Он мечтал о внучке. Наконец девочка появилась на свет, назвали ее Оленькой в честь моей умершей матери. Отец не нарадовался внученьке, а когда родился еще один внук, назвали его в честь дедушки - Сергеем. И в "Речице" батя получил звание "деда": "Дед сказал, дед порешил ..." Внучата всегда с нетерпением ждали его. Дедушка придумывал разные игры, и сам участвовал в них. Любимая игра - "в войну", где Сергей Иванович был "начальником госпиталя". Когда с поля боя начинали поступать "раненые", звучал приказ начальника: "Всех раненых накормить, напоить, пере вязать и отправить в глубокий тыл". Мальчишки выполняли приказ, не подозревая, что это и есть главный девиз моего отца по отношению ко всем людям: напоить, накормить! Кто бы ни пришел в наш дом, отец и мать всегда старались сначала угостить человека, затем выслушать его просьбу и помочь. До сих пор крылатая фраза деда - "напоить, накормить" - живет в семьях наших детей и внуков Сергея Ивановича. Вот уже подрастает и правнук по имени Сергей. Хочется, чтобы с добрым именем прадедушки ему передались лучшие черты его характера.
  Не могу не вспомнить и такое. В свое время на подъем деревни партия направила тридцать тысяч коммунистов. Отец оказался среди них и в 1955 году стал председателем колхоза "Победа" Валуецкого сельского Совета Почепского района. Денег на счету хозяйства не было, в закромах пусто. За хлебом колхозники ездили в Почеп, за 25 км по бездорожью. Для начала отец взял ссуду. Первой построил хлебопекарню, затем медпункт, клуб. Вскоре колхоз вышел в передовые. А наша семья из пяти человек продолжала ютиться в маленькой избенке, выстроенной еще до войны. Вначале изба топилась "по-черному", без трубы. И лишь одну печь отец переделал: теперь, мол, вполне можно жить! Он говорил нам, что не имеет права разбазаривать средства колхоза на строительство дома для председателя. И когда один из его заместителей стал председателем другого колхоза и начал свою деятельность со строительства дома для себя, отец с сожалением сказал: "Не с того начал".
  С 1955 по 1961 год председательствовал в "Победе", а с 1961-го и до ухода на пенсию (в течение 24 лет) был директором птицефабрики. В 1985 году с болью в сердце оставил "Речицу" ...
  Запомнила, как начинался его рабочий день. Подъем в 5 утра, иногда и раньше. Иногда сетовал на погоду, если та была "неблагосклонной" для сева, уборки или сенокоса - ведь живем-то в зоне рискованного земледелия. Приводил себя в порядок. Легкий завтрак. В шесть он уже на работе. Многие знали время его отъезда из дома и, если кому-нибудь нужна была помощь отца, заходили к нему домой раньше этого времени. Беседовали доверительно, выкладывали свои беды. А когда уходили, он обычно говорил: "Надо помочь человеку, вишь, какое горе ..."
  Все, кто знал отца, ценили его неиссякаемый жизненный оптимизм, благородство, требовательность и принципиальность, высокий профессионализм. Он много читал, как только выпадала свободная минута. Один из любимых писателей - А.П. Чехов. Отец и сам высмеивал в людях жадность, скупость, страсть к накопительству. Считал мещанством преклонение вещам. Был вспыльчив, но быстро "отходил". В доме мы не слышали грубых слов, ругательств. Своих детей и всех других в Речице называл всегда ласково, постоянно шутил. Ценил "золотую пору" - детство, которой сам не испытал: мать умерла, когда ему исполнилось полтора года. Самостоятельная жизнь началась в 14 лет - уехал из дома в Унечу учиться в техническом училище. Трудностей в жизни было через край. Но бок о бок изо дня в день трудилась с ним матушка-природа. Даже будучи на пенсии, свой день начинал с прослушивания прогноза погоды ...
  Отец успел порадоваться последней в своей жизни весне в мае 1990 года ... В день похорон с утра шел сильный дождь. Природа скорбела вместе с нами. Мы очень волновались, что похоронная процессия через весь город пройдет под проливным дождем. Но этого не случилось: выглянуло солнце, на кладбищенских деревьях защебетали птицы ... А когда сели за стол, чтобы помянуть отца добрым словом, природа с нами опять дождем заплакала ..."
  ... Люди старшего и даже среднего поколения вспоминают сейчас Самолыго, как живого. Через межу от Речицы находился совхоз "Ульяновский", которым в 1970-х руководил Иван Максаков. Молодой, неопытный. Как-то встречаю Ивана в Выгоничах, разговорились. Уже на пенсии человек, а помнит, как учил его Самолыго жить и работать:
  - Памятен, как батька родной!
  Сойдутся, бывало, на меже "батька" с "сыном", поговорят о многом. "Батька" посоветует, как поступить в том или ином случае, расскажет о своем опыте. К чести Максакова, он благодарно использовал на практике "рецепты" мудрого человека. Бывало, получал Максаков от Самолыго и штрафное очко - в том случае, если "юнга" где-то поскользнулся, не по-крестьянски сработал. Тогда Сергей Иванович говорил одну фразу:
  - Ну что, Иван, достукался?
  - Достукался, бать. Вот так-то получилось ...
  А Самолыго усмехался в ответ:
  - Ладно, у меня однажды не такое было.
  Иван Григорьевич, хорошо знаю, тоже не из тех, кому выпала гладкая дорожка в жизни. Родом из трубчевской Хотьяновки, за плечами семь классов, школа ФЗО, средняя школа, Трубчевский зооветтехникум, откуда сбежал на целину, служба в армии, школа мастеров-строителей, институт, шестнадцать лет директорства в упомянутом совхозе "Ульяновский". Работал главным агрономом Трубчевского совхоза-техникума, начальником Выгоничской ПМК-10 "Брянскмелиорации". Прожиты годы. Их в какой-то степени отражают награды - орден "Знак Почета", медаль "За трудовое отличие", Почетная грамота ЦК ВЛКСМ да еще ... трое детей и, наконец, пенсия.
  - Пен-си-я! - тянет, улыбаясь, нараспев. - Это и есть моя последняя заслуга перед Отечеством. Ох, представляю, как выразился бы сейчас по этому поводу батька. Он сказал бы так: "Ну что, Иван, достукался?"
  Вспоминая теплую дружбу двух директоров, я отыскал в своих архивах несколько фотографий Самолыго. Сохранились и многие эпизоды из его жизни, порой серьезные, а порой смешные. В один из приездов в Речицу разговорились мы почему-то о партийных взысканиях, их у Сергея Ивановича было великое множество. Иногда "сверх плана" какую-либо стройку учинит, не согласовав вопрос с верхами, вразрез пойдет с начальством. Любил действовать самостоятельно! А это уже есть "непочтение родителям", надо наказать, чтоб в другой раз неповадно было.
  - Понимаю, - сказал я тогда Сергею Ивановичу, - как это обидно. Мне всего один партийный выговор сунули, но и того хватило для нервного стресса.
  Самолыго посмотрел на меня, словно бывалый фронтовик на необстрелянного бойца. В его глазах блеснула насмешливая шальная искорка:
  - Я, Семеныч, переживал только до третьего выговора. Потом принимал их за "спасибо" и даже стал гордиться, что имею столько "наград". Приезжает на днях ко мне пожинспектор - молоденький лейтенант при двух звездочках. И как понес меня по кочкам! Дым не так из фабричной трубы идет, розетки не соответствуют ГОСТу. И, смотрю, выписывает штраф. Я говорю ему: "Молодой человек, вы партийный?" "Да, - отвечает, - член КПСС". - "А, простите, у вас есть партийные выговоры?" - "Нет, ни одного". "Тогда, - говорю, - о чем нам толковать? У меня восемь выговоров, девятый - от самого министра сельского хозяйства - даже он про меня знает". И только тут лейтенант приостыл, усмехнулся: "Да, Сергей Иванович, знаменитый вы человек, не будем ссориться".
  "Знаменитости" было не занимать. Сама Москва о Самолыге знала, в Минсельхозе он проходил по негласному списку советником министра. Еще о нем ведали многие журналисты. Помню, как корреспондент из "Огонька" приехал в Речицу, пожил денек-два и убедился, что перед ним крестьянин-самородок невысокого образования, зато очень высокого при родного дарования. Написал об этом. И добавил к очерку житейскую сценку, как Самолыго изучал поведение ... пьяного петуха. Прочитал я тот журнальный очерк и спросил у Сергея Ивановича: правда это или фантазия нашего брата-журналиста?
  Самолыго усмехнулся:
  - Истинно правда! Я дюже не люблю, когда мужики под рюмкой начинают куролесить. И что с ними происходит? Дай-ка, думаю, понаблюдаю на при мере петуха. Обмакнул в водку хлеб, кинул петуху. Тот клюнул и, смотрю, закачался на ногах, начал с курами драться. Пришлось посадить буяна в клетку до вытрезвления.
  Обо всем этом мы вспоминали с Иваном Максаковым, когда тому "стукнуло" шестьдесят.
  - Нет, ты не знаешь Самолыго! - кипятился Максаков. - Никто лучше меня батьку не знает! Рассказать тебе, как заставляли его учиться в институте?.. Ну не было у человека высшего образования! По деловым качествам толкали батьку на предрика, а образование не позволяло ...
  Да, сколько умных людей осталось в тени из-за отсутствия институтского диплома ... Припоминаю одного председателя колхоза. В машине не любил ездить по полям, все пешочком да на лошадке.
  Каждый клочок земли оглядит, к каждому трактористу подойдет. Зерна колхоз собирал больше 5000 тонн. Овощи, яблоки, птица, молоко, мясо, рыба - все было в колхозе! А у председателя за плечами 7 классов образования. Из обкома партии давили на райком: у всех руководителей должно быть высшее! Прислали с высшим. "Низший" сдал ключи безропотно, как будто так и положено. Через два года не стало в колхозе ни рыбы, ни мяса ...
  Эх, и времечко было! Институтский ромбик - ценнее головы. У Сергея Ивановича голова была на плечах. Если бы не талант крестьянина-самородка, пришлось бы сдавать птицефабрику какому-нибудь "ромбику". Но этого не случилось до самой пенсии. Сергей Иванович получал ее недолго. Рабочий человек умирает, как рабочая пчела: износились крылышки - и долой из улья ...

Виктор Сколченков.
"Край мой деревенский", 2007 год.

Сергей Иванович Самолыго, на протяжении четверти века возглавлявший птицефабрику "Речица", со школьниками у памятника погибшим воинам.

Сбор яиц на госплемзаводе "Речица".

Сергей Иванович Самолыго (третий справа) с вьетнамскими космонавтами, посетившими птицефабрику "Речица".