Ваня Хандешин родился в деревне Любегощь Дятьковского района в 1928 году. Когда началась война, Ване было тринадцать лет. Его отец, Серафим Хандешин, был командиром группы самообороны своей деревни Любегощь. Весной 1942 года в их поселок прибыл карательный отряд. Фашисты выгнали из дома мать, Ваню, брата Колю, сестру, и вместе с другими партизанскими семьями повели под конвоем в лагерь, который находился Жуковкe. По другой версии - его отца убили, он отомстил, убив старосту, и бежал с младшим братом в Жуковку в поисках партизан. По дороге они наткнулись на фашистов, которые их отправили в местный концентрационный лагерь.
3а колючей проволокой под открытым небом в дождь и солнце жили старики, женщины, дети. Кормили их два раза в день несоленой баландой. В лагере начались болезни, голод косил детей, Ваня с братом решили сбежать из лагеря. Это им сделать удалось.
Целую неделю мальчики бродили по лесу, пока не нашли партизан. Для Вани и Коли началась новая жизнь. Братья носили воду, чистили картошку, помогали варить обед. Коля был доволен, но Ваню не устраивала такая жизнь, и однажды он исчез.
А случилось вот что. Ваня возвращался из села, куда его послали набрать картошку. В пути повстречались партизаны из другого отряда. Ваня попросился к ним разведчиком. Они возражать не стали, но поставили в известность командира прежнего отряда. Так Ваня стал разведчиком Жуковского партизанского отряда Рогнединской партизанской бригады. С Большой земли отряд ждал самолет с медикаментами и боеприпасами. Выбрали место для посадки. Нужно было узнать, есть ли в соседнем селе немцы. Посылать взрослых днем - большой риск: немцы могли открыть огонь или устроить засаду. В разведку отправили Ваню. Он узнал, что немцы из села ушли. А вечером уже помогал на посадочной площадке раскладывать костры. Немцев поблизости нет - действовать можно смело.
Через некоторое время в другом селе появился тот же резвый мальчик с голубыми глазами. В селе полно немцев, Они не обращают на него внимания. Ночью фашисты просыпаются от выстрелов и взрывов гранат. Партизаны бьют точно: расположение немцев им хорошо известно. Много неприятностей доставлял Ваня фашистом. Маленький, проворный, он успевал повсюду. И все его донесения отличались точностью. В 1943 году за особые боевые заслуги Ваню готовили послать в Суворовское училище. Но его мечтам не пришлось сбыться. 12 марта 1943 года Ваня в составе группы партизан пошел в разведку, но отряд натолкнулся на немцев. Началась перестрелка, взрослые погибли, а тяжело раненого Ивана взяли в плен. Слепого (вражеская пуля выбила ему глаза) окровавленного мальчика схватили фашисты и отправили в свой госпиталь. Там лечили его, обещали свободу за предательство. Но юный разведчик ничего не сказал фашистам.
26 марта 1943 года, рано утром старый стрелочник, дежуривший на узкоколейке, видел, как изможденная лошадь тащила ветхие сани, за которыми шли два автоматчика и один немецкий офицер. На опушке молоденького леса лошадь остановилась. Солдат снял с саней покрывало, помог кому-то встать на ноги. Поднялся маленький мальчик в синем больничном халате. Глаза его были забинтованы. Он постоял немного, затем выпрямился, вытянул вперед руки и пошел навстречу восходящему солнцу. Мальчик был слеп. Тишину разорвала гулкая автоматная очередь. Так погиб юный герой Ваня Хандешин.
Имя его стало легендой. О нем помнят. Жизнь мальчика, которая оборвалась так рано, продолжает жить в миллионах юных сердец. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 1 ноября 1965 года Иван Хандешин был награжден медалью "За отвагу" посмертно.
***
Разведчик.
Ваня Хандешин - юный разведчик из истребительного отряда, которым командовал Григорий Мальцев. В 43-м году его хотели послать в Суворовское училище. Но в последней разведке вражеская пуля ему выбила глаза. Слепого, окровавленного, его подобрали фашисты после перестрелки на окраине села и увезли в свой госпиталь. Поначалу лечили, догадываясь, откуда паренек, затем стали пытать. Но ничто не сломило Ваню - он молчал.
... После мучительного допроса Ваня лежал без сознания на холодном полу камеры. Майор СС, разъяренный, доведенный до бешенства Ваниным упрямством, оборвал ему уши, отшиб пинками почки и расплющил на руках пальцы.
И поспеши сейчас к Ване на выручку весь мальцевский отряд и вырви его из рук палачей, укутай в теплые полушубки, напои горячим отваром, все равно было бы уже поздно. Никакие врачи, даже самые лучшие в мире, не спасли бы разведчика, не избавили бы от мучений. Несколько часов подряд его мучил эсэсовец, применял самые дикие пытки, которых невозможно описать. Но Ваня, болью доведенный до отчаяния, кричал одно и то же: "Не был я в Брянске! Никого я не знаю". И только тогда, когда эсэсовец увидел, что мальчишка в глубоком беспамятстве, он отступился и прошептал изумленно: "Это не сын человека! Это дьяволенок! Большевистское семя!" Ногою повернул его на спину, посмотрел еще раз на следы своей работы и, пошатываясь, вышел из камеры.
... Ваня очнулся, когда скрипнула дверь и по полу застучали сапоги. Хотел приподняться на локтях, но невыносимая боль во всем теле не дала ему пошевелиться. Вошедший наклонился над ним, удивленно присвистнул и что-то пробормотал. Прошуршал какими-то бумагами, приподнял Ваню за лопатки и прислонил к стене. Ваня снова на миг потерял сознание. Потом он уже ясно чувствовал, как немец перевязывал ему голову, обматывал чем-то изувеченные руки. Ваня страдал от мучительных болей, которые были всюду: внутри его слабенького, но живучего тела, возле глаз и ушей, на кончиках пальцев ...
В камеру еще вошли двое. О чем-то тихо и деловито поговорили. Их голоса повисли где-то под самым потолком (Ваня все это слышал, как во сне). Один взял Ваню под мышки, другой схватил за ноги, и его понесли из камеры.
Когда Ваня очнулся вновь, то понял, что лежит он сейчас на жестком сене, укрытый тулупом. Очень близко внизу шуршат полозья. Впереди, пофыркивая, топает лошадь. Но Ване кажется, что плывет он куда-то в противоположную сторону.
Когда лошадь остановилась и немец сбросил тулуп, то Ваня поспешил встать.
Под ногами шуршало листвой - это значит: рядом лес. Впереди звонко журчал родник. А где-то справа короткими гудками сигналила маневровая "кукушка".
"Станция недалеко", - подумал Ваня и сразу же забыл об этом, потому что станция не интересовала.
Чуть растопырив руки и медленно ступая, чтобы от шагов не было так больно, он пошел в ту сторону, где звенел родник. Там был лес: оттуда несло свежей сыростью.
"Ручей здесь все время или только весною?" - снова подумал Ваня ...
За спиною немец закричал что-то, защелкал затвором. Но Ваня продолжал идти, не оборачиваясь и ни на миг не останавливаясь.
"Ну что им еще?.."
Позади сильно треснуло, и сразу вокруг зазвенело, будто над головою разбили огромный хрустальный купол. Что-то горячее толкнуло Ваню под лопатку и бросило далеко в пустоту.
... Когда раздался выстрел, старый стрелочник, что дежурил в будочке на дальней стрелке, снял шапку и перекрестился. Ему не в новинку было видеть, как на этой глухой опушке, вдали от станции, немцы расстреливали партизан. Но тех обычно привозили на машине, стреляли из автоматов и бросали в неглубокий овражек, слегка припрятав землею. Такие картины для старика стали обычными и мало трогали его приостывшее сердце. После каждого расстрела он шел с лопатою к овражку и тайком хоронил погибших.
Но этот расстрел - совсем другое дело.
Когда он увидел, что с саней поднялся мальчишка в синем больничном халате до пят, голова у которого была забинтована, словно кочан капусты, он еще толком не сообразил, что происходит. Мальчишка, видать, был слепым: он чуть выставил перед собою руки, тоже забинтованные, и медленно пошел в сторону леса. Унтер-офицер, сердито жестикулируя, что-то говорил солдату. Наверное, чтобы тот стрелял. Но солдат почему-то очень долго возился с автоматом: то ли там затвор заело, то ли руки у него дрожали, а скорей всего, сердце дрогнуло. Тогда унтер-офицер суетливо расстегнул кобуру и сам выстрелил в спину слепому мальчику.
Александр Шкроб