Брянский край

Корреспонденция в газету "Искра" о праздновании рабочими города Новозыбкова 1 мая и волнениях крестьян Суражского уезда. 1 августа 1902 года

  Новозыбков. Черниговской губернии. Разговоры о предстоящем майском празднике начались на здешней Волковской спичечной фабрике уже давно. В маленьком городке всевозможные толки о дне 1-го Мая вышли из пределов фабрики и распространились во всех слоях общества. Сами хозяева и фабричная администрация струсили не на шутку: когда, например, сторож обратился к управляющему Трошину с просьбой выдать дров для казармы, Грошин ответил: "Теперь нам не до дров, скоро настает 1-й Май - рабочие всю фабрику разнесут!". С 26-го на 27-ое апреля рабочие разбросали в большом количестве майские прокламации. Тотчас же забегали жандармы и городовые, фабричный двор наводнился "блюстителями порядка". Рабочих вежливо уговаривали возвратить найденные листовки, в противном случае грозили тюрьмой. Некоторые рабочие из крестьян побоялись и возвратили, другие выдавали тoвaрищей, не желавших отдавать листки. Но все же много осталось, прокламаций и среди рабочих; читались также стихотворения: "Майский праздник" и "Восемь часов". Начались допросы: рабочих таскали по нескольку раз каждого. Полиция вела себя как нельзя лучше: очень нашумела и заинтересовала и без того относящееся с участием к местному рабочему движению общество. Несмотря на усиленный надзор, на допросы и всю тревогу, которую подняла полиция на фабрике и в городе, 30-го апреля, во время работ еще больше было разбросано прокламаций "Ко всем рабочим России", а также поздравлений с майским праздником. Листки быстро хватались и прятались. Рабочие говорят, что Трошин почернел от злости. Полиция была взбешена, насколько могла, - она усилила движение, этим очень смешила всех в городе.
  В городе приказчики тоже разбросали по магазинам майские прокламации. Еврейские ремесленники, так как на них очень много подозрений и вся вина всегда падает на их голову, на этот раз осторожно передавали прокламации друг другу. И все же на разных постройках, среди железнодорожных рабочих, повсюду в городе появились майские листки - это волковские рабочие поделились своим избытком - сами разбрасывали.
  В день 1-го Мая город имел праздничный вид: великолепный день, на улицах движение, нарядные городовые и жандармы группами расхаживают по улицам; городовые с нагайками, конная полиция тоже с нагайками, у прохожих отбирают палки. О том, как общество ожидало этого дня, можно судить по следующему факту: директор реального училища созвал старших учеников (сельскохозяйственников) и сказал им речь, в которой выяснил, чего требуют рабочие: он отнесся сочувственно (сердечное попечение) к рабочему вопросу, но выразил мнение, что добиваться своих прав рабочие должны легальным путем. Затем сказал, что сегодня рабочие хотят учинить беспорядки, и предупреждал своих учеников, чтобы они не ходили группами и особенно не заглядывали в городской лес.
  Целый день ожидали от "демократов" каких-то необыкновенных действий. Полиция очень взбесилась, когда узнала, что городские рабочие, ремесленники не пошли на работу. Весь день был проведен ею в бесполезных поисках по полям; объездили и все леса, и к вечеру, измученные и обозленные, ни в чем не успевшие, "блюстители порядка", выведенные из терпения "демократами", стали производить аресты и обыски. Между тем, на улицах (особенно на Мильонной и Чугуновской) было много публики, все еще ожидавшей демонстрации: молодежь даже слегка пела революционные песни: слышались упреки рабочим, не устроившим демонстрацию. Аресты происходили на глазах у публики. Все время полиция стерегла волковских рабочих: группами нельзя было уходить с фабрики.
  Хотя майской забастовки не было, но 1-е Мая подняло настроение как ремесленных, так и фабричных рабочих.
  Из Черниговской губернии
  Разыгравшаяся недавно вблизи Новозыбкова драма, закончившаяся избиением 19 крестьян, представляет из себя еще один печальный факт бесконтрольного издевательства полиции и в частности черниговского губернатора Андреевского. Беспорядки в деревнях вовсе не имели характера, сколько-нибудь опасного для помещиков, тем более, что появившиеся неожиданно войска привели крестьян в замешательство. Но губернатор поспешил не упустить удобного случая отличиться на службе усмирением крестьянского "бунта". Дело было так: крестьяне деревень - Ущерпье и Теремошка (имение Листовского, Суражского уезда) - давно уже враждуют с помещиком из-за границ. Земля не размежована с 1861 года. Но особенно резкий характер эти споры приняли в последнее время, когда крестьяне стали сильнее дорожить землей. В прошлом году Листовскому уже пришлось прибегнуть к полиции для водворения порядка в Ущерпье. Тогда же он обещал им прислать землемера, но не исполнил своего обещания, и крестьяне в нынешнем году заняли спорный кусок земли. Теремошкинские крестьяне также решили занять 40 десятин сенокоса, которые они считали своими и которые помещик хотел отдать в аренду другим крестьянам деревни Гастенки. Они на сельском сходе решили так: "нужно заявить гастенцам, чтобы они не платили помещику аренды - этого сенокоса мы не уступим никому". Гастенцы, прочитав заявление и решив, что теремошкинские крестьяне хотят учинить бунт, представили это заявление Листовскому. К крестьянам названных двух деревень присоединились крестьяне Синего Колодезя (имение черниговского предводителя дворянства Муханова). Из старинной церковной записи они узнали, что лет полтораста тому назад они считались вольной казацкой общиной и владели всем обширным участком земли, который теперь представляет из себя прекрасное имение Муханова. Решили они жаловаться сначала на помещика царю, а если царь не уважит их просьбу, то подавать жалобу на царя (?). Для этой цели они обратились за помощью к какому-то адвокату, Середе, который оказался большим негодяем и только вымогал у них деньги. Синеколодезцы посылали даже ходоков своих в Петербург. Последние присыпали своим односельчанам письма приблизительно такого содержания: "вот, мол, мы скоро всего добьемся: познакомились уже с 4-мя генералами, еще с одним генералом нужно познакомиться и тогда уже до самого царя дойдем". Наконец, они познакомились наполовину с 5-м генералом, но, по их словам, Муханов все дело испортил, так как их посадили в кутузку, подержали в ней, а потом велели ехать на родину. Но крестьяне далеко не оставили своей мысли. К тому же присоединились частые стычки с управляющим и объездчиком. Таким образом, три деревни согласились поддерживать друг друга, не уступать помещикам, принимая в соображение, кроме всего сказанного, еще одно основание: "Наши батьки да деды служили панам, нехай же теперь паны нас кормят". Листовский (сын его земский начальник), услышав, что происходит среди крестьян, телеграфирует губернатору: "крестьяне забрали мою землю и гонят моих рабочих, прошу принять надлежащие меры для прекращения беспорядков". Губернатор, не долго думая, взял с собой отряд пехотинцев и пять сотен казаков и нагрянул в Ущерпье, т.к. это село больше Теремошки и там находится главное имение Листовского. Здесь дело обошлось мирным образом. Крестьяне, собравшись на сход, объявили, что они и не думают бунтовать, а только требуют размежевания земель. Теремошкинские крестьяне оказали сопротивление властям следующим образом: губернатор, еще будучи в Ущерпье, послал в Теремошку распоряжение, чтобы мужики собрались на сход и ждали его. Поехав же, он застал в деревне одних баб да детей - все же мужское население разбежалось. Наконец, собравшиеся крестьяне устроили еще "бунт" в церкви: во время богослужения 8 крестьян подали губернатору прошение, в котором просили оставить за ними их землю. На вопрос губернатора, как они смеют бунтовать, крестьяне этой деревни ответили: "мы не хотим делать никаких беспорядков, но только укажите нам нашу землю. Вся земля не размежована, и помещик, где хочет, там и берет". Губернатор велел арестовать 8 человек, подавших прошение. Тогда поднялся шум и начали раздаваться голоса: "бери же всех, коли наших взял! Сажай нас в тюрьму, а там студенты сидят; они научат нас что делать!". Забрали еще 11 человек. Деревня была оцеплена солдатами. Экзекуция, однако, началась не сейчас, а губернатор поехал сначала в Синий Колодезь. Собрались крестьяне здесь в церковь, а потом на сходе выбрали уполномоченных говорить с губернатором. Ни на чем не сошлись, и губернатор велел сходу разойтись, но сход не расходился. Ввиду такого ослушания губернатор забирает с собой уполномоченных и отправляется с ними в Теремошку, где делает их свидетелями экзекуции, произведенной над теремошкинскими крестьянами. После этого бунт был усмирен, и даже сине-колодезские крестьяне отказались от своей мысли тягаться с богатым Мухановым; они даже дали подписку в том, что не будут иметь больше никаких притязаний на эту землю.
  При экзекуции, кроме губернатора и остальной полиции, присутствовали врачи - Бурков (уездный врач) и Козинцев (городской врач). Последний, впрочем, хвастается своим либерализмом, - он не разрешил давать более 40 ударов.
  Давали же 6-ти человекам по 75 ударов, а остальным от 35 до 45.
  Газета "Искра", № 23, 1 августа 1902 года.