Брянский край

ДВОРЦЫ И ЦЕРКВИ ЮГА (КУЛЬТУРНЫЕ СОКРОВИЩА РОССИИ). ВЫПУСК 8

  Неожиданным светлым пятном среди лесной глуши рисуется усадьба "Романовка", имение госпожи Дуниной-Барковской, Мглинского уезда Черниговской губернии, этот последний слабый отзвук исчезнувшей помещичьей культуры.
  Обширный, тяжелой архитектуры дом с никому ненужным бельведером построен небезызвестным Петербургским архитектором, Д. Е. Ефимовым, во второй половине 19 века и принадлежит уже эпохе эклектизма. Его неуютные, какие-то пустые комнаты мало согласованы с наружной архитектурной обработкой. В фасадах — в стиле Возрождения, нет чуткости пропорций, и отсутствует изысканность рисунка. Как будто с упадком интереса к классицизму утратилось всякое художественное чувство. Разница в понимании архитектурных форм с предшествовавшей эпохой классицизма очень велика. Здесь она чувствуется особенно наглядно, благодаря присутствию невдалеке былой старой усадебной церкви Покрова (в настоящее время это приходская церковь села Романовки), весьма изящной и оригинальной архитектуры.
  Храм Покрова сооружен в 1811 году местным помещиком Лашкевичем и принадлежит времени увлечения "эллинским искусством". Простой, но выразительный по плану, храм по идее напоминает известную Башню ветров в Афинах. Крестообразный по плану, он с трех сторон имеет четырехколонные портики дорического, греческого типа с греческим утонением колонн, лишенных базы. Стремление "упростить" греческие формы и сделать их более грубыми и примитивными замечается здесь в замене нарядного коринфского ордера Башни ветров дорическим, при чем сами колонны значительно упрощены, благодаря отсутствию каннелюр. Упрощенные антаблементы портиков не имеют фризов, - самой видной части дорического, греческого ордера. Упрощение архитектурных форм проведено и далее в самом восьмигранном, основном массива. Карниз его главного антаблемента обобщен смело нарисованной формой широкой четвертной ложки—египетского типа, а фризу придан характер архитрава. Отзвук "римской классики" здесь сохранен в излюбленной форме сферического купола, венчающего трибуну храма, - в круглых и полукруглых окнах, а также и в высоких "римских" пропорциях фронтонов.
  Удивительно встретить в глуши это изящное и выдержанное произведение Александровского классицизма, этот оригинальнейший образчик зарождающегося русского Empire-а. Владелец усадьбы, строитель этого прекраснейшего храма, несомненно, обладал высокоразвитым художественным вкусом. Явное этому доказательство даже не самый храм, не его внешность, а то, что находится внутри. Храм обладает на диво скомпонованным иконостасом кисти высокоодаренного художника В. Л. Боровиковского.
  Редко приходится видеть такую гармонию, которую встречаем здесь, в удивительной согласованности внешности и внутренности храма. Очень просто и нежно обработанный внутри карнизами и поясами и весь окрашенный в белый цвет, храм залит весь обильным светом, широко льющимся со всех сторон из четырех рядов разной величины и формы окон. Внимание сразу приковывает иконостас. Весь нежный, мягкий по тону и воздушный, он чарует своим изяществом и согласованностью форм. Тонкая, идейная живопись ярко и выпукло выступает, обрамленная нежной резьбой, на фоне удивительно скомпонованного иконостаса.
  Изысканное сочетание белого с золотом, выисканность пропорций общего и пятен, мастерская лепка резьбы и выдержанность художественного ансамбля делают иконостас редким произведением искусства, который мог бы послужить лучшим украшением любого столичного музея. Совершенно особую и исключительную ценность придает ему удивительный, цельный ансамбль из 26-ти подлинных икон— одной руки, не тронутых позднейшими поправками и не утративших от времени своего чудного колорита.
  Сильный и проникновенный в области религиозного творчества, Владимир Лукич Боровиковский в каждую икону Романовского иконостаса вложил ему присущее понимание религиозного сюжета и удивительную экспрессивность одухотворенных лиц.
  У каждого религиозного живописца есть свое представление божества, божественности, святости. У Боровиковского оно может быть пояснено словами: — "необыкновенная высшая красота в мире любви и кротости". Все изображаемые им лица идеально прекрасны и жизненны, но жизнью высшей, одухотворенной. Прекрасная, тонкая выписка фигур его произведений, —в мельчайших подробностях одежды и аксессуаров, воспринята им от Левицкого и Лампи и развита в высшей степени, по всей вероятности, благодаря раннему занятию иконописью дома, в семье отца. Прелестная группировка и великолепный колорит довершают обаятельную прелесть его композиций.
  Но не в одной технике и колорите и даже не в экспрессии заключается чарующая, захватывающая своей одухотворенностью прелесть изображений. Имеющиеся свидетельства и собственные записки художника говорят о высоком религиозном настроении художника: приступая к какой-либо важной, религиозного характера работе, Боровиковский отправлялся в церковь, где слушал молебен, затем читал Евангелие или житие изображаемого святого; одним словом, посту пал так, как поступали старинные иконописцы. Горячий мистик, близко принимавший к сердцу все высокое, он в собраниях религиозного кружка Е.Ф. Татариновой пел, пророчествовал и, по его словам, "приходил в сокрушение и слезы лились". Работая над религиозным сюжетом, он прилагал всю глубину психического анализа и входил, по его же словам, "в проникновенность высоким религиозным настроением". Изображаемые им религиозные сюжеты, несмотря на то, что по стилю и характеру своему более приближались к картинам западной католической трактовки, носят глубокий православный характер. Это не просто изображения событий, это не просто картины, а иконы, и в них Боровиковский, как бывший иконописец, остался верен себе. Это и есть высшее достоинство художника, сумевшего в конкретных, условных формах передать чувство своей веры.
  Произведения Боровиковского поэтичны, чарующи, понятны и нет на Руси уголка, где бы не нашлось копий с его известных произведений. Его Произведения в свое время были много популярнее, чем в настоящее время произведения кисти В. М. Васнецова.
  Романовский иконостас представляет довольно распространенный прием триумфальной арки,— в так называемом стиле "Empire", увенчанной фигурой Христа во славе, с сиянием вокруг. По самой арке в кругах размещены апостолы по двое в каждом медальоне. Арку поддерживают устои, все три стороны которых заняты иконами: с лица и с внешних сторон—местными и с внутренних сторон— иконами Архангелов на северных и южных дверях, над последними помещены изображения Нерукотворенного Спаса и усекновенной главы Предтечи (ни внешних, боковых икон устоев арки, ни внутренних северных и южных дверей, а так же и изображений над ними, не видно на общем виде иконостаса). В глубине арки помещен высокий портал царских врат, увенчанный группой "Распятие". Своеобразный силуэт этой прелестной группы рисуется в средине триумфальной арки и служит центральным пунктом всей композиции иконостаса. Ниже "Распятия", в аттике портала находится изображение "Тайной вечери", почти дословное повторение известной "Тайной вечери" Леонардо да Винчи, находящейся в трапезной монастыря "Santa Maria delle grazie" в Милане. Разница встречается прежде всего в размере, но Боровиковский, как завзятый миниатюрист, легко справился с значительным уменьшением, и фигуры Спасителя и апостолов верны оригиналу. Затем выдвинута по другую, ближайшую сторону стола фигура Иуды—с левой стороны, и стоящая фигура апостола Филиппа—с правой. Видоизменена несколько и обстановка: над головой Христа помещены на стене "скрижали завета" с двумя горящими свечами по сторонам. Ниже "Тайной вечери", в неподвижной фрамуге царских врат помещено небольшое по величине изображение "Благовещения", окруженное сиянием,— очень тонкое и сложное по письму, но, к сожалению, помещенное слишком высоко. На полотнах царских врат, в медальонах размещены в обычном порядке фигуры Евангелистов. Направо и налево от царских врат, замыкая пролет триумфальной арки, находятся местные иконы Спасителя и Богоматери, а над ними в полуциркулях—сонмы Пророков. Весь иконостас производит впечатление необыкновенного изящества, стройности и согласованности живописи и архитектуры. Обильное, но не резкое, освещение придает иконостасу мягкость и воздушность.
  Местные иконы Спасителя и Богоматери,— направо и налево от царских врат, написаны во весь рост. Спаситель, с сильно выраженным назарейским типом, благословляет прогвожденной рукой, другая рука покоится на груди. Христос изображен стоящим на сфере, олицетворяющей землю, из-за которой виднеется восходящее солнце. За спиной Христа слева—большой крест, а над головой—парящий голубь (Дух Святой); вдали вверху—указывающий Саваоф, кругом—Ангелы. Богоматерь с Младенцем на руках, в котором также удачно выражен назарейский тип, тоже помещена на сфере, среди сонма бесчисленных Серафимов. Мистический широкий нимб из двенадцати звезд окружает голову Богоматери, и мягкий, фантастический не земной свет исходит из знаков.
  Традиционные изображения "Благовещения" и Евангелистов в руках Боровиковского нашли особое выражение. В "Благовещении" с необыкновенным подъемом, мистически глубоко передан совершающийся великий момент. Все небесные силы присутствуют тут, ими напоен воздух. Особенно ярко и сильно выражен сходящий Святой Дух, стремительный ореол которого освещает всю группу, придавая ей таинственно-глубокое выражение. Особенно великолепно освещение Архангела Гавриила. И весь он предстает перед Марией в каком-то божественно-страшном, не земном величии. Это полнейшая противоположность Архангелу известного "Благовещения" на царских вратах Казанского собора в Петербурге. Там Архангел Гавриил — весь кротость, и его изящная женственная красота, перед склонённой скромной фигурой Марии, олицетворяет тихую высшую радость. Богоматерь на обеих иконах "Благовещения" изображена почти в тождественной позе: — со скрещенными на груди руками, перед раскрытой книгой, к которой обращен взор ее полунаклоненной головы.
  В ликах Евангелистов, помещенных на царских вратах Романовского иконостаса, сильно проведена соответствующая их духу экспрессия. Сосредоточенно задумчивый Евангелист Матфей изображен спокойно пишущим свое повествование. Углубившийся Марк с созревшей мыслью уже заносит руку над хартией, готовый излагать благие вести. Прекрасно изображение Евангелиста Луки, как бы обдумывающего изложение своего повествования: хартия его еще закрыта. Вдохновенно восхищен Евангелист Иоанн, высоко приподнятая его рука как бы спешит на лету схватить вдохновенные мысли...
  Особенной глубиной выражения отличаются изображения Архангелов Гавриила и Михаила на северных и южных дверях иконостаса, помещенных в устоях триумфальной арки — с боков. Архангел Гавриил, вестник мира, с цветком лилии и каменным зеркалом в левой руке и с зажженным фонарем в правой как бы освещает тьму, рассеивающуюся при его приближении. Архангел устремил свой взор на небо, откуда исходить свет, как бы вслушиваясь в повеления Господни; внизу бледный рассвет. Архангел Михаил в кольчуге стремительно спускается во тьму, готовый разить своим страшным, огненным мечом; в левой руке его — щит. Архистратиг не имеет грозного вида, лицо, его спокойно и уверенно. Свет прорывается сверху, смутно освещая силуэты гор над головой архистратига; внизу—пропасть тьмы...
  Оба изображения чрезвычайно эффектны в принятых контрастах, и колорит их чуден. Фигуры Архангелов полны движения и выразительны в своем летящем положении.
  Сверх северных и южных дверей помещены оригинальные изображения "Нерукотворенного Спаса" и "Усекновенной главы св. Иоанна Предтечи". Их необыкновенная реальность и выписка до степени рельефа оригинально сочетаются с глубоким мистическим оттенком, придаваемым им аксессуарами.
  Особенно отличается этим голова Предтечи, освещаемая лампадой и окутанная дымкой фимиама, и что-то необыкновенное придает "Нерукотворенному Спасу" до иллюзии выписанная горящая свеча, поставленная сбоку.
  Сонмы пророков, помещенные в полукругах над иконами Спасителя и Богоматери, прелестны в красочной гармонии цветов. Их вдохновенные, выразительные лица с глубокой сосредоточенной думой прелестны, но, к сожалению, чрезвычайно попорчены; левая икона над Богоматерью почти разрушена совсем.
  Потрясающее впечатление производит группа «Распятия», экспрессивно передающая напряженное душевное страдание, как бы переходящее в физическую боль. Особенно выразительна Богоматерь: скорбь ее неизреченна, невыносима, и она в отчаянии и изнеможении ломает руки. Св. Иоанн, затаив дыхание, как бы сам ощущает страдания Христа... Глубокой печалью и страданием веет от этого высокохудожественного произведения.
  Местная, храмовая икона Покрова Пресвятой Богородицы, находящаяся в правом устое триумфальной арки иконостаса, по своему значению является главной, и конечно, на ней Боровиковский остановил особое внимание. Это целая картина с эффектным размещением пятен, прекрасно задуманная и широко написанная. Здесь слиты воедино и экспрессия, и колорит, и превосходно выдержана борьба двух освещений. Главное внимание приковывает молящаяся перед Христом Богоматерь— среди сонма Ангелов. Глубоким мистическим выражением веет от этой чудной группы, парящей в воздухе вверху, над головами молящихся в ярко освещенном храме. Внизу эффектны две фигуры "видящих" — старика и женщины с выражением испуга, молитвы и восторга в лицах. Среди коленопреклоненных молящихся видят портрет храмоздателя. Эта чудная икона ценна еще тем, что на ней имеется подпись автора.
  Икона Софии, Веры, Надежды и Любви, помещенная в левом устоe триумфальной арки иконостаса, замечательна чудным колоритом и прекрасной экспрессией фигур. Вера,— тихая сосредоточенность, с скрещенными на груди руками, в них — пальма. Надежда,— с ожиданием и мольбой во взоре, глядящая вверх, в небеса. Любовь изображена со сложенными на груди руками и опущенными глазами, с тихим выражением покоя на лице. София, страдающая за детей, изображена с выражением глубокой веры и скорби на лице; глаза ее с мольбой устремлены на небо, где в нисходящем широком световом луче видны Архангел и сонмы Ангелов.
  Изображения Апостолов в медальонах триумфальной арки замыкаются в центре изображением "Всевидящего Ока", поверх которого на облаках парит Христос —"Царь Славы", сидящий на престоле с тиарой на голове. Левой рукой Он опирается на Евангелие, а в правой держит скипетр; кругом—символы Евангелистов и Ангелы. Христос изображен Царем царствующих и Богом в Силах.
  С внешних боков иконостаса, по сторонам устоев триумфальной арки помещены две остальные местные иконы, изображающие Св. Царицу Александру и архидиакона Стефана и св. Юлианию и св. мученика Василия-пресвитера. Обе иконы, заключающие по два изображения Святых, не имеющих прямого отношения друг к другу, очевидно, изображают патронов семейства храмоздателя. Изумительная выписка фигур до мелочей, замечательные позы и выражение, при высоком художественном исполнении и чудной гармонии красок, выдвигают эти иконы на первое место.
  Особенно возбуждает высокий художественный интерес икона левого устоя арки. Лица св. Царицы Александры и архидиакона Стефана дышат чистой не земной красотой и убежденной светлой верой. Мир света, радости, покоя снизошел на них! Глаза их с кроткою любовью и глубокой верой устремлены вверх, где высоко, в отверстом небе виднеется "Отечество" среди сонма Серафимов; вдали, на горизонте виден храм, а внизу, в ногах архидиакона—камни. Сила и свежесть красок этой чудной иконы невероятны, а фигурам придан до иллюзии сильный рельеф.
  Икона св. Юлиании и св. муч. Василия-пресвитера несколько уступает в силе красок, но зато выигрывает в мягкости при великолепном колорите. Особенно красива фигура св. Юлиании с опущенным долу взором, с пальмою в руке. Луч света освещает ее лицо; в луче— сходящий Св. Дух и Серафимы.
  В написании всех икон иконостаса чувствуется любовное отношение и страстное стремление передать мистическую тайну и силу Божества. Все эти светящиеся нимбы, стремящиеся ореолы и "внутренний" - "небесный свет", при соответствующем выражении лиц, достигают цели и вводят в композицию высокое религиозное настроение. В. Л. Боровиковский по праву должен считаться первым русским религиозной живописи художником, затронувшим область того мистицизма, который затем, в конце 40-х годов 19 века так ярко выразил в своих евангельских и библейских эскизах знаменитый А. А. Иванов, а за ним уже в наше время в своих набросках—Врубель.
  Боровиковский, как истый по духу и воспитанию иконописец, увлекался чудесной узорчатостью и блеском красок древних икон и часто воспроизводил эту декоративность в своих религиозных произведениях, достигая верха техники в изумительной выписке самых мельчайших деталей. Из икон Романовского иконостаса указанной особенностью отличается икона св. царицы Александры и св. архидиакона Стефана и икона св. Юлиании и св. мученика Василия-пресвитера, а также и изображения Пророков в полукругах.
  Иконы Романовского иконостаса написаны в 1814—1815 годах и представляют редкую высокохудожественную ценность. Можно долго любоваться неподражаемым мастерством В. Л. Боровиковского, разносторонностью и разнообразием его выдающегося таланта, этого достойнейшего самородка Юга. Истинное художественное наслаждение доставляют эти чудные иконы-картины своей экспрессией, замечательной тонкостью письма и колоритом, и в особенности тем непередаваемым настроением, которое навевают эти глубоко мистические произведения мечтательного художника-поэта.
  К сожалению, разрушение уже коснулось этих изящных полотен, и многие из них удручают своим непоправимым видом. Все иконы Романовского иконостаса написаны масляными красками на холсте, наклеенном на доски икон. Разрушение заключается в необъяснимом разъедании верхнего слоя красок, распространяющемся как плесень, хотя храм не имеет сырости и хорошо содержится. Единственное предположение о причине разрушения, какое можно допустить, заключается в разрушающем действии солнечных лучей.
  Заброшенные в глушь, эти чудные произведения искусства,— храм с его великолепным из ряда вон выходящим иконостасом, составляют какую-то загадку. Решить ее возможно, вспомнив только то понимание художественной красоты, которое было присуще высокой культуре великого Екатерининского века и "дней Александровых прекрасного начала". Только оно одно могло заставить так горячо отнестись к делу сооружения храма, связав с ним высшие интересы искусства, считавшиеся в ту славную эпоху глубоко-важными и жизненно необходимыми во всякой окружающей жизнь, культурной обстановка.
  Помещик Степан Артемьевич Лашкевич был, очевидно, истым сыном своего века и, строя церковь, не задумался создать "искусство для искусства" в своей усадьбе, может быть, и не такой глухой, как в наше время. Былая культура края засвидетельствована вполне такими выдающимися произведениями искусства, как Ляличский и Почепский дворцы; этот край также в свое время, несомненно, оживлялся соседством не столь уж отдаленных Батуринской и Глуховской резиденций, этих былых культурных центров Юга.
  Дворцы и церкви Юга (Культурные сокровища России. Выпуск 8), Горностаев Ф. Ф., 1914 год.