КЛИНЦОВСКИЙ РАЙОН

Экспертное мнение


Золотая медаль № 8132


  Говорят, что в Клинцах петухи кричат на три стороны: на северную - русскую, на западную – белорусскую и на южную - украинскую. И вправду: сто километров от Клинцов до Брянска, столько ж е до Гомеля, столько же до Чернигова. Едят жители белорусскую "бульбу", поют русские песни, танцуют украинский гопак...
  В 1943 году отступающие на запад фашисты сожгли городок Клинцы, как и десятки соседних русских, белорусских, украинских городов и сел.
  Да, не так, как теперешних "фезеушниц", встречала тогдашних девчонок суконная фабрика в Клинцах: не то что общежития или столовой - крыши не было над головой. Получали девчонки скудный паек, работали, не считая часов, в заледеневших цехах, ходили на субботники-воскресники: то вызволяли увязшую в снегах "кукушку" с шерстью, то грузили торф, когда фабрика оставалась без топлива. А по ночам снилось им: где-то на столе или возле станка остался кусок хлеба, маленький такой кусочек. Вот бы проснуться и найти...


***

  Почти двадцать лет отделяют Героя Социалистического Труда Зинаиду Савостьяновну Быконя от Зины Кочура (такая у нее была тогда фамилия). Двадцать – лет срок немалый в человеческой жизни. Всего в ней было - и хорошего и тяжелого. Не сосчитать ночных смен, не забыть, как впервые перевыполнила норму; были новые станки, ученицы, новая квартира, красный флажок ударника коммунистического труда, почет, высокая должность депутата Верховного Совета СССР. Все было. Но начало рабочей биографии навсегда останется главным, те, первые годы, когда фабрика приняла в свои стены рано повзрослевших, познавших все ужасы оккупации девчонок, поставила к станкам, научила любить свой труд - труд первостепенный, необходимый людям: солдатам, детям, жителям соседних деревень, разоренных войной.
  Впрочем, обо всем этом я узнала не сразу. Первые мои сведения, имеющие отношение к Зинаиде Савостьяновне, были такие: новая квартира ничего, но негде играть в футбол; попробовали в комнате - разбилась ваза, а во дворе Капитоновна не дает, хотя она хорошая тетка, управдомша Капитоновна. Вон какой сад перед домом развела, в фонтане раков выращивает, но в футбол играть не дает. Кроме футбола, есть другие интересные вещи. Например, Жорик может сыграть на пианино шотландскую песенку композитора Бетховена. Хотите послушать? Стасик, конечно, не умеет играть, он и читать-то умеет одну букву "о", а ему на тот год в школу.
  Было воскресенье. Старшее поколение семьи Быконей, еще незнакомое мне, ушло на рынок, Жорик со Стасиком развлекали меня изо всех сил. Были продемонстрированы альбом "Чешский балет", который мама привезла из Чехословакии, когда ездила туда с делегацией, пятерочный табель ученика третьего класса Георгия Быкони ("А в десятом классе мы будем труд проходить на маминой фабрике"), вылепленное Стасиком из пластилина "нечто среднее между космонавтом и Чипполино" и многое другое.
  А когда вернулись с рынка родители, я воочию увидела, что такое скоростные методы ведения домашнего хозяйства. Мальчишки с отцом мигом вытрясли половики и вымыли пол, Зинаида Савостьяновна орудовала на кухне, и я диву давалась, с какой скоростью летела в ведро картофельная кожура, хотя, надо сказать, и сама имею кое-какой опыт в этом деле.
  Рассказы "о себе" у Зинаиды Савостьяновны не получаются. "Работаю и работаю". Зато об интересных людях, которых встретила в жизни, рассказывает она долго и хорошо.
  — Вот, смотрите, на фотографии. Это я и Орловский. Знаете, Орловский, знаменитый председатель колхоза?.. Мы с ним в Кремле познакомились. Вот кто - Человек! Инвалид, без обеих рук, пенсионер - и не хочет знать покоя! Из города в колхоз поехал, в самый что ни на есть отсталый. И что ж он с тем колхозом сделал? Вывел в самые передовые и богатые, а людей до какой высоты поднял!
  Я, когда депутатом стала, особенно поняла, как много хороших людей кругом, всегда помогут. Раз в месяц у меня вроде официальный прием, только так, конечно, никогда не получалось, потому что почти каждый вечер звонок: вы уж простите, скажут, что мы к вам домой, но положение такое, что очень нужно посоветоваться. Со всеми бедами шли.
  Знаете, до чего это здорово - помочь человеку... Но бывает, такими делами приходится заниматься, что кулаки сжимаются. Недавно в городской комиссии партийно-государственного контроля слушали мы дело о хищении в Клинцовском горторге. Целая компания жулья там сидела. Во всем разобрались: кто начинал, кто потакал, кто на взятках держался. Одного до сих пор не пойму: как это у них рука поднялась?! Что такое у них в головах и душах могло случиться, чтобы они в карман людям полезли - рабочим, своим соседям? И мы просмотрели, если до такого допустили!..
  Разговор наш с Зинаидой Савостьяновной время от времени прерывался - это отец семейства приоткрывал дверь и спрашивал, извинившись:
  - Зинуша, насчет соуса к гусю я не специалист, пойди-ка сама положи чего полагается.
  Владимир Иванович Быконя, шофер автобуса, сейчас в отпуске, и сегодняшний воскресный обед - его самостоятельное творчество.
  Мне очень нравятся и борщ и гусь, а главное - та уважительная и добрая атмосфера, которая царит в этом доме.
  Я вспоминаю некоторых своих подруг и еще письма, приходящие в редакцию, и думаю, что о счастливой любви, не о мимолетной, а о прочной, проверенной годами, говорят и пишутгораздо реже, чем о несчастной. Если придет письмо о любви, то чаще всего такое: обманул, бросил (слово-то какое: "бросил"!), не дает муж учиться, не помогает по хозяйству, не пускает в самодеятельность (а до свадьбы была первая заводила), короче говоря, не считает жену за человека.
  О счастливой любви рассказывают редко. И писать о ней, как ни странно, трудно.
  Поздно вечером Зинаида Савостьяновна говорила мне:
  - Было мне лет двадцать, когда я дружила с одним парнишкой. И все шло к тому, чтобы мы поженились. Он все уговаривал: пойдем распишемся. Я и согласилась: парень очень хороший, а главное, все подружки замуж засобирались, в таком возрасте это очень действует. Договорились однажды и пошли в загс, а по дороге вдруг сердце у меня оборвалось: что же это я делаю?! Ведь не люблю я его. Пускай он хороший, а любви-то нет у меня. А есть же она на свете, настоящая любовь! Без нее - нет, не могу, не будет мне счастья. Так и не пошла. Покаялась перед ним, что раньше не отказала, и домой воротилась... А с Володей смешно у нас было. Он только из армии вернулся, познакомились мы на танцах. И очень друг другу понравились. Он говорит: "Придете завтра?" Я говорю: "Приду". А девчонки, как на грех, взяли билеты в театр. Ну как не пойти, не встану же я поперек бригаде, а правду девчонкам сказать впервые в жизни язык не повернулся. Смотрю я в театре на сцену и не вижу ничего. В антракте бегам на танцплощадку, хорошо - рядом. Он уж заждался. Я и говорю ему: так, мол, и так. А он гордый: "Если вам театр интереснее, - пожалуйста". Ну, и я гордая. "Конечно, - говорю, - театр интереснее". Так и кончилось наше первое свидание ничем. И, представляете, несколько месяцев после этого друг друга не встречали, а все я о нем думала, и он, как потом оказалось, обо мне. Ну, а потом встретились - и вот... - Она смеется, разводит руками.
  - Знаю я, - говорит она, - иной раз женщины сетуют, что общественной работой не могут заниматься: семья. А мне помогает семья, не знаю, как бы я одна жила. Придешь после ночной или на собрании задержишься, на занятии с учениками, а дома все приготовлено, сделано, ребята накормлены. Если уезжать приходится, еду со спокойным сердцем: знаю, дома будет все в порядке. И никогда меня Володя ни в чем не упрекнет, потому что верит мне так же, как я ему. Домой лечу с радостью, знаю, случись что у него или у меня, всегда друг с другом сердце отогреется. И все, что у меня получается, наполовину Володино...


***

  Я не бывала раньше на текстильной фабрике. И мне неизменно рисовалась такая картина: по широкому проходу между станками идет Любовь Орлова в косыночке, передвигает время от времени какие-то рычажки и распевает "Марш энтузиастов". (Была когда-то такая кинокартина "Светлый путь", там Орлова играла героиню, которая становилась знаменитой ткачихой.) Конечно, понимала я, это кинокомедия, что с нее взять. На самом деле все неизмеримо сложнее. Но то, что в действительности происходит на фабрике, это сложнейшее и разнообразнейшее колдовство, оставляет далеко позади все представления несведущих людей.
  В первый цех поступает спрессованная, проехавшая сотни километров шерсть, содержащая много грязи. А из последнего цеха грузовики увозят тяжелые рулоны драпа, сукна, пестрой "пиджачной" ткани - больше двухсот двадцати километров в год. Труд трех тысяч человек (больше двух тысяч из них - женщины) вложен в эти километры.
  В первом цехе стоит деревенский овечий запах. Здесь работают сортировщицы. На глаз они разбирают шерсть по сорока четырем существующим группам.
  Потом ее моют, моют, моют. Потом добавляют хлопка, штапеля, капрона, лавсана и всякими хитрыми способами заставляют их намертво, неразличимо срастись с шерстью. На вал выползает ленивая мохнатая лента, и дальше из цеха в цех ее гоняют с машины на машину, крутят-перекручивают по бобинам, пока она не вытянется в ровную, крученую, прочную нить. От овечьего духа не остается и следа. В цехах парят густые, влажные запахи кислоты, краски, перегретого металла.
  И ткацкие цеха находятся не в конце, нет, только в середине длинной цепи превращений. Сотканную шерсть, похожую на мешковину, начинают превращать в драп. Ее принимаются валять, свивать, перекручивать, начесывать, жечь горячим паром, остужать, красить, докрашивать, стирать, усаживать, сушить, утюжить, обрезать края и, наконец, брить гигантской бритвой, случается, по четырнадцати раз одно и тоже место. А если непримиримый контролер обнаружит на куске сучки и задоринки, кусок расправляют на громадном кульмане и вручную, пинцетами, выщипывают из него эти задоринки, а попросту говоря, лишние волосинки и микроскопические остатки неистребимого репья, который когда-то вцепился в овечий бок.
  Зинаида Савостьяновна водила меня по фабрике с первого цеха до последнего. В каждом из них у нее знакомые.
  - Вон на том станке, видите, Тася Середа работает, узнаете? Портрет ее на доске почета. Лучшая ткачиха у нас, тоже, наверное, лет двадцать за станком. А это я с Людой Евсеенко поздоровалась, умница девочка - ткачиха прекрасная и в техникуме учится...
  Сама Зинаида Савостьяновна работает в ткацком. Это, так сказать, ее рабочее место, в самом прямом смысле слова.
  Как только войдешь в цех, становится ясно: пение здесь не пойдет - не только Любовь Орлова или даже Людмила Зыкина не услышали бы здесь собственного голоса, но если бы хор имени Пятницкого в полном составе грянул "Эх, недаром славится...", сам дирижер не различил бы ни звука в грохоте станков. Фигуры ткачих передвигаются спокойно и привычно. Я не сразу понимаю, на какой именно "парочке" работает Зинаида Савостьяновна: вот она встала к станку отлучившейся в контору подруги, вот подошла к новенькой - девочке-одиннадцатикласснице, она сегодня впервые работает самостоятельно. Все, что ни делает Зинаида Савостьяновна – сменяет челнок, вяжет узел, - получается у нее легко, просто, не то что без напряжения, а вроде даже с прохладцей. Но это та самая простота и легкость, с которой плывет по сцене Майя Плисецкая или берет верхнее "ля" Алла Соленкова, а Валерий Брумель взлетает над планкой. Она, эта простота, рождена талантом и громадной, длительной тренировкой. В этой тренировке, как у спортсменов, счет ведется на десятые доли секунды. На какую-то операцию отпущено по норме 2,5 секунды, а Быконя проводит ее за 1,7; на другой она выгадывает 0,3 секунды, на следующей операции - 0,8. Обычный ткацкий станок работает со скоростью 96 ударов в минуту; у станков Зинаиды Савостьяновны скорость – 100-102 удара, она просит механиков увеличивать скорость до предельно допустимой. Ее размеренные, спокойные секунды на самом деле сжаты, спрессованы, напряжены.
  Вот какой ценой даются Зинаиде Савостьяновне ежемесячные 110-115 процентов плана (а это за год получается столько ткани, что хватит на двести пятьдесят "сверхплановых" костюмов) и уже много лет пол ряд только отличное качество.
  Чем больше я знакомлюсь с Зинаидой Савостьяновной, тем лучше понимаю: ее рабочее место не ограничивается двумя квадратными метрами возле станков. Ее рабочее место - это вся фабрика с ее успехами и бедами, с ее проблемами, с ее столетней историей; с ее будущим. А за фабрикой имени Ленина встает городок Клинцы и вся наша громадная страна.


***

  На золотой медали "Серп и молот", которую носит на груди Зинаида Савостьяновна Быконя, высечен номер: "8132". Итак, я рассказала лишь об одной из тысяч героев...
  Город Клинцы. Брянской области.
  Л. СЕРГЕЕВА
  Журнал "Работница", № 12, 1963 год.


Город текстилей (Клинцы)