ЖУКОВСКИЙ РАЙОН
ПАМЯТЬ
Вторая мировая война началась в сентябре 1939 и кончилась в сентябре 1945 года, то есть через шесть лет, если считать по хронологической таблице. Но существует иной счет – счет памяти. Мера его не годы, а жизнь. Живут матери, растут дети, матери не забывают детей, и дети не забывают отцов.
На Земле то там, то здесь вспыхивают угрожающие миру огни, появляются очаги пожаров. Очаги пожаров - это выражение, вошедшее в повседневный политический лексикон, кажется, стало для многих штампом. Но не для нас. В стране, где обуглилось семьдесят тысяч городов и сел, к огню отношение особое. Недавно, наблюдая на пустыре, как мальчишки жгут ненужные ящики, я услышал мимоходом брошенную фразу:
— Горит, как улица.
Это память.
Случай привел нас в небольшую деревню Брянской области. Называется она Матреновка. До второй мировой войны здесь было сто пятьдесят дворов. Сейчас двадцать восемь. И памятник. Только две женщины во всей деревне могут как очевидцы рассказать о трагедии, которая постигла это селение, лежащее в стороне от шумных трактов и железной дороги, четверть века назад. Третья, каменная, женщина - памятник - охраняет покой двухсот сорока трех жителей Матреновки и соседнего с ней Белова. Вечный покой.
Брянская область, которая за годы войны вволю хлебнула горя, перед человеком, интересующимся историей нашей страны, предстанет хранительницей традиций народного мужества. Оккупация длилась здесь два года; в сводках фашистского командования Брянщина числилась тылом. Но реально все это время она продолжала оставаться театром непрерывных военных действий.
В леса, такие сейчас мирные, ушли тысячи людей. Они, особенно поначалу, были плохо вооружены, плохо одеты, плохо обеспечены продовольствием. Но это была армия, и армия тем более грозная, что никогда нельзя было предвидеть, на какой улице, дороге или поляне она даст очередное сражение. На всех. Оккупация длилась два года, а "новый порядок" не утвердился и на один день.
Бессилие мстительно. И средство устрашения у него во все времена одно. Террор. Василевка, Карбовка, Красный Бор - во скольких деревнях Брянской области стариков, женщин, детей убивали у околицы, сжигали в сараях - примитивно, без новейших усовершенствований искусства убивать вроде напалма и шариковых бомб.
20 мая 1943 года каратели окружили Матреновку и Белево. Домов в деревнях тогда уже не было: спалили. Люди ютились в землянках и погребах.
Анна Леоновна Симкина, женщина с лицом, каким на старых иконах оделяли крестьянскую богородицу, несколько раз принималась повествовать о событиях того дня:
— Вышла я из землянки за квасом. Гляжу, а возле леса фашисты — мундиры, мундиры... Стеной. Неужто, думаю, конец нам приходит? Вернулась я. Стала деток завтраком кормить. Оладьи им испекла, картофельные, Тут и вошли эти двое...
И как только входили в ее рассказ эти двое, горло ее перехватывало, она прижимала угол платка к губам. Что ей виделось там? Расстрел, расстрел, повальное убийство всех подряд. Сама она уцелела чудом, под мертвыми телами детей.
Самая жестокая особенность памяти состоит, наверное, в том, что прошлое нельзя с нее стереть так же легко, как звук и изображение с магнитофонной ленты. События давно минувшие иногда вторгаются в нашу жизнь без спросу и преследуют нас с мучительной неотвязностью ночного кошмара.
Кто утешит эту женщину? Кто поможет забыть ей вкус тех оладий из гнилой картошки? И ту мелькнувшую у нее мысль: "Неужто конец нам приходит?"
В тот день, когда мы виделись и разговаривали с нею, в небольшой комнате деревенского музея были дети, школьники из окрестных сел. Анна Леоновна стояла у окна и, казалось, смотрела на них. Все слушали ее. И вот, когда она снова дошла до этой роковой фразы, как появляются те двое, когда произнесла ее и опять осеклась, - в этот момент, взглянув на нее, я с чувством, похожим на страх, понял, что никого из нас она не видит, что перед нею тот час и та землянка. И вновь открывается дверь. И дети бросаются к ней. И потом трое лежат молча, а дочь, умирая, просит: "Бегите, мама. Спасайтесь".
Каменная женщина стоит в Матреновке напротив дома Анны Леоновны. Этот бревенчатый домик построил муж, когда вернулся из партизанского отряда. Он уже умер, и теперь она живет здесь одна. Сын, который тоже был в партизанах, сейчас где-то возле Ростова. Дочь, родившаяся после войны, в другом городе. Окончила школу, работает в детском саду. Пишут, зовут.
— Ну куда я отсюда поеду, милые?
И в самом деле, разве уедешь? Только Симкиных пятьдесят человек хранит эта земля. Родня. Близкие. Дети. По сердцу свои. И рядом - старое пепелище, то, где четверть века назад стоял поселок Белево и где была та землянка.
Вечером она повела нас на место бывшего поселка. Не будь это известно заранее, место можно было бы принять за обычную лесную поляну. По краю поляны тянется узкая сырая лощина. Взамен мостика через лощину брошены несколько жердей и бревно. Она прошла по бревну, не расставляя рук в стороны. И, приблизившись к песчаной насыпи, квадрату метра четыре на четыре, остановилась. Встали и мы.
— Здесь и лежат, - сказала она.- Под тем деревцем двенадцать. Под тем восемь. И там. И тут. А здесь – мои.
И каждый раз, когда она протягивала темную руку в сторону холмов, поросших кустарником, мне казалось, что холмы вспухают, и трава особенной, неестественной сочности так и прет из, почвы.
Вот, пожалуй, и все о Матреновке, если только можно о ней все рассказать. Теперь вокруг той деревеньки, да и в ней самой, вьет гнездо иная, юная жизнь. Ей лишь по рассказам ведомы тревоги и горести не столь уж далеких лет, и, как говорится, слава богу. Но мы хотим, чтобы и те ребятишки, которые народятся в Матреновке завтра, знали, почему их колхоз раньше, когда бабка Леоновна была молодая, назывался "Муравей", а теперь зовется "Красный партизан". И не следует упрекать нас за это желание в злопамятстве или подозрительности.
Поверьте, если бы вам довелось походить по деревням Брянской, Смоленской, Псковской областей, по селам Белоруссии, буквально истерзанным войной, вы встретили бы людей добрых и доверчивых. Незнакомого человека тут напоят молоком, попотчуют обедом, позовут на ночлег.
Дело не в подозрительности, а в ответственности. Двадцать миллионов жизней, население большой страны, отняла войне у страны нашей. Двадцать миллионов раз гасло солнце, опрокидывалась земля, исчезал мир. И мы не можем позволить, чтобы беда снова вошла в наши двери. И не только в наши - разбой везде отвратителен: и в Синайской пустыне и во вьетнамских джунглях. Мы знаем это на собственном опыте. Слишком много у нас Матреновок, и нет, наверно, ни одного города или села, где бы в домах не висели фотографии молодых людей, которым не суждено состариться.
Мировая война началась в сентябре 1939 года...
Она кончилась в сентябре 1945-гo...
А ведь и в самом деле, давно это было. Не в маленькой деревне живет одинокая старая женщина, для которой время однажды остановилось. И я вижу, как она выходит к краю лесной поляны, спускается в лощину, привычно идет по бревну и, поднявшись к бедной песчаной насыпи, останавливается и стоит тут неподвижно и долго. Анна Леоновна Симкина. Память.
Юрий Апенченко
