Брянский край

БРЯНСКИЕ ЛЮДИ ХVIII ВЕКА, В.П. АЛЕКСЕЕВ, 1993 ГОД

  Убийство в Новоселках.
  Одним из помещиков села Новоселки Подгородного стана Брянского уезда был секунд-майор Николай Андреев сын Тютчев, родной дед великого поэта Федора Ивановича Тютчева. Главная его усадьба была в Овстуге, но деревянный господский дом был и в Новоселках. Крестьяне разных помещиков, хотя и жили в одном селе, но объединялись в разные общины. Однако, живя рядом друг с другом, крестьяне разных помещиков, так или иначе, общались между собой.
  7 сентября 1783 года крестьянин вотчины помещика Тютчева Афанасий Большой Левченок нанялся рубить избу крестьянину того же села Новоселок, но принадлежавшего помещику премьер-майору Алексею Александрову сыну Потресову. Вечером Афанасий, нанятый Иваном Киприяновым Кровенковым, закончил свою работу и пошел неведомо куда. На следующий день, в пятницу, служитель Потресова Семен Козьмин по дороге в церковь к заутрене повстречал крестьянина Тютчева Афанасия Верзилина, который сообщил ему, что Афанасий Левченок лежит мертвый на улице, головой к господскому дому Тютчева. Семен Кузьмин пошел осмотреть мертвое тело. От головы мертвеца местами шел кровавый след до мельничной плотины помещика поручика Павла Андреева сына Небольсина. Заканчивались кровавые знаки саженях в 20 от кирпичных сараев этого же Небольсина. Служитель доложил о случившемся своему помещику, и тот обратился в Брянский нижний земский суд с просьбой разрешить ему похоронить тело по христианскому обряду (хоронить умерших без исповеди можно было только с разрешения полиции) и принять меры к расследованию.
  9 сентября в Новоселки приехал заседатель Брянского нижнего земского суда, поручик Игнатьев, с находящимся в должности брянского доктора, штаб-лекарем Погодиным. Они собрали сторонних добросовестных людей: соцкого деревни Бобылевой помещика Фаддея Тютчева Егора Иванова, бурмистра Николая Тютчева в Новоселках Гаврилу Васильева, других крестьян. При осмотре было установлено, что Левченков умер насильственной смертью: череп возле правого уха был проломлен, спина от ударов побагровела.
  В этот же день началось следствие. Первым допросили Ивана Киприянова Кровенкова, 40 лет от роду, на исповеди бывавшего ежегодно у отца своего духовного села Новоселок, священника Гаврилы Михайлова. Правда, был у него грех - не причащался уже четыре года. Он подтвердил, что Афанасий Левченок целый день рубил у него избу, а после отужинал. Афанасий спросил у хозяина: "Не пойдешь ли к празднику в село Княвичи?". Тот ответил: "Мне некогда, промышляй свой праздник, чтоб купил вина склянку, а я пойду около озера, поищу челна, нежели найду, то рыбы половлю". Афанасий тогда сказал: "Пойдем вместе, мне надобность есть, пойду к кирпичникам, попрошу кирпичей". Они вместе перешли плотину, Афанасий пошел налево по дорожке к кирпичне, а Иван Киприянов - направо, вдоль озера. Челна он не нашел. Дома семья еще не спала. Его брат Андрей сказал: "Что ты поздно пришел, мы поужинали". Иван ответил: "Я ужинал, где работал". После он послал своего сына Елизара на барское гумно. За ним на гумно отправились жена Ивана, Прасковья Васильева, и невестка - Авдотья Михайлова. Пробыв дома около часа, сам Иван тоже пошел на гумно и на плотине, возле сада своего господина, встретил гуменника Макара Афанасьева, ходившего "загонять" для молотьбы на барском гумне крестьян. Гуменник сказал, что видел лежавшего у конца плотины человека - не то живого, не то мертвого. "Надобно его осмотреть" - сказал Иван, но Макар с ним не пошел. Иван один подошел к лежащему и узнал в нем Афанасия Левченка, о чем сразу же доложил бурмистру. Тот послал искать соцкого - старшего крестьянина, отвечавшего за порядок в округе, - но его не нашли. Иван Кровенков остался ночевать в избе у бурмистра, который велел дожидаться следующего дня. Следующим на допрос вызвали Макара Афанасьева сына Деханова, 30 лет, крепостного Николая Тютчева из деревни Городище под Жирятиным. Он чистосердечно признался, что на исповеди и у святого причастия не бывал уже четвертый год. В тот день бурмистр Гаврила Васильев послал его выгонять крестьян на молотьбу. Он дал приказания в семи дворах и повстречал Ивана Кровенкова, который опознал убитого.
  На допрос вызвали собранных из разных деревень крестьян поручика Павла Небольсина, работавших на кирпичном заводе. Иван Федоров сын Букин, 30 лет, из деревни Липовников, ни на исповеди, ни у святого причастия у отца своего духовного - княвичского священника Василия Федорова - не бывал уже лет 20. 7 сентября он делал кирпич на господском кирпичном дворе. Вечером пришли крестьяне его господина - Кондратий Фатеев, Иван Никитин и Федор Захаров из деревни Шишковичи – и сказали, что приехали ночевать к нему. Они отпрягли лошадей, привязали к телеге, навесили котел, сварили каши и начали ужинать. После ужина он их послал за водою к озеру. По дороге они нашли лежащие в стороне от дороги пять кирпичей, которые подняли и принесли к Букину. Он им сказал: "Конечно ребетенки занесли" и велел положить к остальному кирпичу.
  То же самое подтвердил крестьянин Небольсина из Шишкович Федор Моисеев сын Митченков, 20 лет, на исповеди и у причастия назад тому третий год как был у отца духовного села Вщижа, священника Михаила, как звать по отчеству не помнит. 7 сентября он клал решетку в яму для обжига кирпича.
  Федор Захаров сын Бутченков, 30 лет, Иван Изотов сын Колычев, 16 лет, на исповеди и у причастия бывший от роду один раз, и Кондратий Фатеев сын Белоглазенков, 20 лет, показали, что с 7 сентября они возили овсяные господские копы на гумно и крыли скирды. Время было страдное, и помещики посылали своих крестьян из других деревень на барщину в Новоселки. Ночевать они остановились на кирпичном дворе своего помещика, а про убитого ничего не знают.
  Брат Ивана Киприянова Кровенкова Андрей, 50 лет, на исповеди и у причастия ежегодно бывающий, показал, что 7 сентября днем он косил гречиху на господском поле, в сумерки приехал домой и поужинал. Подошедший брат сказал, что ужинал, где работал. После закричал на сына своего Елизара: "Для чего по сие время не шел на господское гумно!". После дал бабам, жене и невестке - Прасковье и Авдотье, - цепы и отправил их на барское гумно.
  Молодая жена Ивана Киприянова Прасковья Васильева, 20 лет, подтвердила показания мужа и деверя, но добавила, что выборный Кирей Иванов, к которому они пришли на гумно, сказал, что до завтрашнего дня молотьбы не будет, и отправил их домой. Были опрошены также крестьянки помещика Тютчева Авдотья Михайлова, 20 лет, Аксинья Михайлова, 15 лет, Прасковья Трифонова, 40 лет, Татьяна Сидорова, 30 лет, Прасковья Верзилина, 20 лет, которых гуменник Макар Матвеев согнал на господское гумно молотить. Так как работы не было, они переночевали на гумне и на другой день, когда гуменник объявил, что работы опять не будет, они, возвращаясь домой, увидели толпу людей на плотине. Дома до обеда они поработали на себя - кто коноплю подергал, кто за водой сходил, - а потом взяли лукошки и толкачи для обталкивания пшеницы и пошли на барский двор на новую работу.
  Призвали еще старого уважаемого тютчевского крестьянина Афанасия Алексеева сына Верзилина, 80 лет, ежегодно бывающего на исповеди и у причастия. Он показал, что утром, идя к заутрене, нашел в конце плотины мертвое тело в одной рубашке, а подле него лежал зипун с шапкой. Верзилин об этом сразу же сказал приказчику Потресова и священнику.
  Все свидетели были опрошены. Подозревали в убийстве или Ивана Кровенкова, или крестьян Небольсина - Букина, Митченкова, Бутникова, Колычева и Белоглазова. Но прямых доказательств не было. 14 крестьян Потресова, опрошенных о поведении Кровенкова, показали, что "он наперед сего был состояния хорошего, в штрафах и подозрении не бывал". Это подтвердили и крестьяне других помещиков, так что он был признан невиновным. В показаниях небольсинских крестьян была одна зацепка: одни говорили, что ходили за водой до обеда, а другие, что после обеда. Им устроили очную ставку с увещеванием священника. Кроме того, Букин проговорился, что на одном из кирпичей была кровь. Может быть, покойник взял кирпичей, а небольсинские крестьяне убили его за это?
  В итоге, Брянский уездный суд в своем решении отметил, что имеющихся показаний для вынесения приговора недостаточно: письменно не подтверждено показание Ивана Букина о том, что кирпич был в крови; нет свидетельских показаний о кровавом следе; не было устроено, как полагалось в таких случаях, повального обыска, хотя немалое число людей в рабочее время "отвлекалось изнурением и упущением домашней экономии". 20 ноября 1783 года Брянский уездный суд объявил свое решение: так как улик на обвиняемых Ивана Кровенкова, Букина, Митченкова, Бутникова, Колычева и Белоглазова нет, то по силе пункта 3 указа от 10 февраля 1763 года "лучше в неизвестности виновного освободить, нежели невинного истязать".
  Эта история характеризует уровень тогдашнего уголовного розыска. Заседатели уездных судов, каковым являлся упомянутый поручик Игнатьев, в специальных заведениях не обучались, при исполнении служебных обязанностей каждый полагался на свой опыт. Для Николая Андреевича потеря работника обернулась лишь одной неприятностью: учитывая, что убили Афанасия Левченкова уже после проведения четвертой переписи населения, до следующей переписи-ревизии, которая состоится только в 1795 году, за мертвую душу ему придется ежегодно платить подушную подать. Но Николай Андреевич был одним из самых богатых дворян Брянского уезда, владевшим полутора тысячами крепостных мужского пола, так что эта потеря его не разорила.
  Крестьяне в XVIII веке не своей смертью умирали часто - то от голода, то от болезней. Однако насильственная смерть, тем более от рук крестьян, была явлением довольно редким. По наблюдениям автора над ревизскими сказками XVIII века нескольких десятков деревень, такое случалось в одном приходе примерно раз в 100 лет. Обычно, если крестьян убивали в результате конфликтов между их помещиками, то убийц удавалось установить. Дела эти были неприятны для помещиков: на судебные разбирательства приходилось тратить время, нервы, а иногда и немалые средства. "Суд наедет - отвечай-ка!"
  Даже могущественному в свое время кабинет-секретарю Петра Великого, тайному советнику и президенту камер-коллегии Алексею Васильевичу Макарову дорого обошелся суд по поводу убийства его крепостного. В 1729 году помещики из деревни Теребуни Брянского уезда Василий и Павел Потресовы избили до смерти приказчика Макарова Андрея Савельева. Севская провинциальная канцелярия велела расследовать это дело Брянской воеводской канцелярии. Оттуда в Теребунь прислали солдат и посторонних людей, в том числе крестьян севского провинциал-фискала Петра Тютчева. Потресовы "взяти не давались". 19 сентября 1729 года Соломонида Потресова подала челобитную в Брянскую воеводскую канцелярию с жалобой на подьячего Степана Григорьева, который с солдатами "разорил дом и пограбил ее имущество". Алексей Васильевич подал челобитную на Потресовых в Юстиц-коллегию, оттуда ее отправили в Севск, а из Севска - в Брянск. Не видя исхода этого дела, Макаров пошел на мировую, удовлетворившись получением за убитого живых крестьян Потресова. Оформлена эта сделка была, как купчая на беглых крестьян Потресовых. По заключенной мировой Потресовыми были возвращены все взятые во время поимки вещи, а Макаров отказывался от всяких претензий к ним.
  Однако управляющий рыльскими поместьями Макарова Федор Денисов и солдат лейб-гвардии Измайловекого полка Филимон Алтухов в ночь с 23 на 24 июля подбросили подметное письмо в резиденцию императрицы Анны. Среди ряда обвинений в адрес Макарова там было упомянуто и дело о мировой с Потресовыми. По "Уложению" 1649 года, мировые по делу об убийствах были запрещены.
  Почти два года трепало нервы Алексею Васильеви чу следствие по этому делу. В конце концов, поскольку сделка была оформлена по правилам, он был оправдан. По указу императрицы от 22 марта 1733 года Денисов был отдан на расправу Макарову, а солдата Алтухова за найденные у него "волшебные письма" с заговорами велели бить кнутом и сослать навечно в сибирские серебряные рудники.

Брянские люди ХVIII века, В.П. Алексеев, 1993 г.