Брянский край

БРЯНСКОЕ РАБСТВО ИНОЗЕМЦА УЛЬФА

  Основой богатства русского дворянина и его высокого положения в обществе были крепостные люди. Счастливчикам, приближенным к императорской особе, доставались щедрыми пожалованиями сразу тысячи, а то и десятки тысяч душ. Именно так на Брянщине появились огромные поместья Разумовских, Завадовских, Румянцева-Задунайского и других вельмож. Рядовое же дворянство имело ничтожные шансы предстать пред царские очи и получить такие щедрые пожалования. Приходилось больше надеяться на самое себя. Так в течение жизни - то выгодными браками, то покупками - сколачивались обширные владения (по нескольку десятков сел и деревень в разных уездах) таких, например, дворян, как Николай Андреевич Тютчев или Фаддей Петрович Тютчев. Они рано ушли в отставку, сидели в своих поместьях и занимались хозяйством. Труднее было служилой мелкоте. Но где бы они ни находились, в каких бы походах ни участвовали, они не забывали про свое поместье, не брезговали ни одной душонкой, попадавшейся им.
  До Петра Великого пленных обращали в холопов-рабов. В ХVIII веке этот обычай несколько изменился, хотя и сохранился. Изучаешь ревизские сказки того периода и обязательно после Северной войны в них значится среди крепостных людей уроженцы "шведской породы", после Семилетней войны – представители "прусской нации", после турецких войн - турки попадают в русские крепостные, правда, больше турчанки, ценили их, видно, за красоту. О поляках и говорить нечего. Вернее, о польских подданных, в основном, белорусах и украинцах. В качестве военных трофеев русские дворяне обычно брали детей или подростков, крестили их в православную веру, нарекая при этом русскими именами, женили их на русских девках и в результате их трудно было отличить от других крепостных. Брать взрослых было невыгодно, так как в просвещенном XVIII веке их права стали защищать русские законы.
  Произошел такой случай и во время войны с Пруссией. Для покупки разных припасов приехал в польский город Гданьск из занятой русскими войсками прусской крепости Мариенвердена поручик Бутырского пехотного полка Василий Федоров сын Булацель. Приметил он на дороге двенадцатилетнего пруссака Ульфа, "подхватил его" и увез в Мариенверден. По выходе российской армии из Пруссии, Булацель вывез Ульфа в Россию, где тот 15 лет находился при полку в услужении Булацелю. Во время русско-турецкой войны Булацель был убит при взятии города Бендеры. Ульф пошел тогда к майору расквартированного по соседству Муромского пехотного полка Федору Иванову сыну Бунакову.
  Ульф был в услужении у Бунакова в его доме - в новонаселенной слободе на речке Береке в Азовской губернии. В 1776 году он женился на Варваре – падчерице обывателя Изюмской провинции войсковой Ямской слободы Федора Воропая. Покойный отец Варвары был родом цесарец, т.е. австрийский подданный, служил гусаром и умер в отставке в слободе Балаклеи Изюмской провинции. Овдовевшая мать вышла замуж за этого самого войскового обывателя Федора Воропая. Варвара перед этим была замужем за малороссиянином Сергеем Саввиным сыном Гаврышенком, крепостным секунд-майора Федора Курилова. Про себя Воропай говорил, что он коновал, вышел из города Гданьска с покупными лошадьми для кирасирских полков и был в услужении у генерал-майора Фридмана. Вот так переплелись судьбы вывезенного из Гданьска пруссака и дочери австрийского гусара. Бунаков после выхода в отставку в чине подполковника переехал в Белевскую крепость в России. Он был крестным отцом Ульфа, которого после крещения назвали Иваном Федоровым Ульфом с отчеством по крестному отцу. Два года Ульф был в услужение у Бунакова, после чего тот отпустил его на волю, сказав на прощание: "Хочешь живи или к иному хочешь иди". Вроде и получил свободу Иван Ульф, но письменного вида ему Бунаков не дал.
  С гусарской дочерью Варварой Ульф попытался пристроиться у помещика, подпоручика Андрея 3аруднева в хуторе Двуреченском Изюмской провинции, где прожил он всего 4 месяца (пока не сбежала от него жена Варвара). Пришлось ему идти к воеводе Изюмской провинциальной канцелярии - брянскому помещику, надворному советнику Прохору Петрову сыну Бавыкину. Деваться Ульфу без вида было некуда, и он заключил с Бавыкиным договор жить у него в услужении по своей воле, "а в вечное подданство быть слугою только по желанию". Бавыкин после отставки прибыл в свое имение в деревне Верхнее Бородовицино Брянск ого уезда. Здесь Ульф служил Бавыкину восемь лет. Годы шли, захотелось ему жениться еще раз. Бавыкин сказал, что свою крепостную за Ульфа не отдаст, иначе и сам Ульф, и все его дети тоже стали бы крепостными, и предложил поискать себе в жены вольную женщину. Иван Ульф порасспрашивал в Брянске и нашел там вдову Пелагею Иванову, солдатку, у которой было двое детей от первого мужа: Ларион, семи лет, и Агафья - шести.
  Однако Бавыкин, хоть и предупредил его, что нельзя жениться на крепостной, но был не до конца чистосердечен. Во время четвертой ревизии - переписи населения 1782 года - он вписал Ивана Ульфа в число своих крепостных, хотя документа на закрепощение у него никакого не было. Ульф об этом не знал, а в 1786 году Бавыкин "волею божиею умре", не дав ему вольной.
  Наследницей Бавыкина стала его родная сестра, девица Аграфена Петрова дочь, делами которой ведал племянник, Николай Васильев сын Саврасов. Они объявили Ульфу, что поскольку за него пять лет Бавыкины платят подушный оклад, то он является их крепостным. Ульф смирился для вида, но сумел уговорить Бавыкину, чтобы та разрешила ему взять "пашпорт" из Брянского уездного казначейства для временной отлучки на работы. Ульф с этим паспортом ушел, а назад в положенный срок не явился. Бавыкина и Саврасов жалуются на сбежавшего от них Ульфа в Брянский уездный суд и требуют законно "укрепить" его за ними. Ульф тоже решил законным путем добиться свободы и, со своей стороны, подает жалобу в Брянский уездный суд. Мир не без добрых людей. В Брянске Ульф встретил отставного лекаря Геберлейна, который приютил его у себя.
  29 января 1787 года Брянский уездный суд укрепляет Ульфа за Бавыкиной. Так бы и оставаться пруссаку в вечном рабстве в Брянске, но по совету Геберлейна он написал апелляцию, хотя по своей бедности не мог внести требующихся 25 рублей апелляционных денег. Дело поступает на рассмотрение во Второй департамент Орловского верхнего земского суда. Были сделаны запросы в Изюмскую провинцию о его службе у Бунакова. В Вяземской провинции проживал переехавший туда с помещиком Осипом Сошальским из Изюмской провинции пруссак Иван Григорьев, который подтвердил, что Иван Ульф является уроженцем Гданьска. К несчастью, Ульф заболел, но, по указанию Орловского наместнического правления, до окончания этого дела его отдали под расписку на излечение Геберлейну.
  Наконец Орловский верхний земский суд присылает Брянскому суду указ, отменяющий решение последнего о закрепощении Ульфа, так как были найдены доказательства о его иноземном происхождении, "а по указам иноземцев разных наций, восприявших веру православную в подушный оклад писать не велено, а позволено каждому крепить себя по купчим к себе без платежа подушного оклада с запиской в губернской или воеводской канцеляриях". Так как крепости на себя он не заключал, то "иностранцу Ульфу быть от рабства оставшимся после надворного советника Бавыкина наследников свободну с тем, чтобы он избрал себе род жизни, какой сам похочит на пользу общую и для своего собственного пропитания". Правда, как и многие простые люди, не часто сталкивавшиеся с российским делопроизводством, Ульф отправил апелляцию не на гербовой бумаге, а на простой, за что было постановлено взыскать с него необходимую сумму. Но зато теперь он был вольным человеком: ни Бавыкины, ни Брянский суд не могли его заставить вернуться в рабство в Бородовицино. Только по своей воле мог он теперь продать себя в крепостное рабство, но вряд ли ему захотелось распрощаться с добытой с таким трудом свободой. Какой род деятельности избрал Иван Федоров сын Ульф мы не знаем.
  Сходная история несколько позже произошла в Брянске с уроженцем турецкой нации. Восьмилетний Еган, как он сам себя называл, был взят в плен в 1788 году бригадиром Сергеем Лаврентьевичем Львовым при штурме знаменитой крепости Очаков. Бригадир вывез турчонка в село Бакшеево - в поместье своей матери, брянской помещицы, полковницы Дарьи Ивановой дочери Львовой. Там его окрестил паниковецкий священник Андрей и назвал Егором по крестному отцу Андреевым. Крестной матерью была сама помещица Львова. В доме Львовой Егор Андреев находился в услужении до 20 лет.
  В июле 1800 года без ведомства и без позволения госпожи Львовой турок тайно обвенчался с ее дворовой девкой Пелагеей Филипповой у священника села Полпина Василия, Львова подала в суд. Егора Андреева взяли под стражу и начали производить следствие о самовольном венчании. Полпинский священник и дьячок заявили, что о венчании человека турецкой нации Егора Андреева они ничего не знают. В метрической книге никаких записей не нашли. Брянский уездный суд постановил зачислить Егора, как иностранца, принявшего греческое вероисповедание, по его желанию, в брянские мещане, чтобы он платил с 1800 года государственные подати, а девку Пелагею Филиппову оставили за ее помещицей. В народе говорят: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". В нашем случае несчастьем в личной жизни заплатил турок Егор Андреев за свою свободу.

В.П. Алексеев,
"Брянские люди ХVIII века" Брянск, 1993 г.