Брянский край

У чистого родника

  Если выпадает встреча с малой родиной, я иду в соседний хутор Холмецкий, который опоясывает озеро ожерельем садов и домишек. Иду, чтобы встретиться со своей учительницей Ниной Ивановной Карасевой.
  Вот ее ветхий пятистеночек с бирюзовыми наличниками, крылечком, кленом и скамейкой под ним. Как всегда, застаю Нину Ивановну в вечных хлопотах по домашнему хозяйству. Увидела она меня - взгляд засветился теплотою:
  - Здравствуй, здравствуй, дорогой гость... Все белеешь ... Знать, нелегко работать-то головушкой ... Милые вы мои ученики, как же я рада, что не забываете меня, пенсионерку. Ну, садись, рассказывай ...
  Ее интересует все: какие новости у меня, какая жизнь в Брянске, какие цены, не уменьшается ли преступность, что нового в школах и сколько получают учителя, кого из высоких начальников сняли с работы и кого назначили, когда закончат убивать друг друга в Чечне. Слушает внимательно, переживает, высказывает свое мнение. Потом будто спохватывается:
  - Знаешь, родники-то наши привели в порядок наконец. Не видел? Пошли посмотришь.
  Неспешно идем через плотину озера, поравнялись со школой, где учила меня Нина Ивановна. Я остановился, смотрю на дорогое мне здание, которому около ста лет. Это бывшая усадьба местного помещика. Высокий фундамент из красного кирпича, а стены из толстых сосновых бревен. И вот они служат до сих пор. Умели крепостные плотники выбирать дерево ... Окна школы заколочены досками, словно повязки на глазах.
  - Что, сердечко-то защемило? Да, сколько тут всего было ... Грустно смотреть в сентябре на школу, где нет шумной беготни детей. Такая тишина ... Школа наша умерла семнадцать лет назад.
  Помолчали. Думали, наверное, об одном: сиротеют сельские школы без детей. Направились к Голубым родникам - это в пятидесяти метрах от школы. Они окружены тенистым кольцом деревьев. Приятно, что любовно позаботились об этом уголке. Свежий сруб обрамляет голубую чашу, со дна которой бурлят в белом песке десятки родников. Будто сама чистота и доброта земли вытекает отсюда по широкому лотку. Над родниками - новая беседка под оригинальной шатровой крышей. Еще чувствуется смолистый запах. Присели в беседке.
  - Хорошо здесь, покойно, - глубоко вдохнула свежий настой воздуха Нина Ивановна. - Я где-то читала, что у бегущей воды и думается хорошо ... Вот так пробежали и мои денечки ...
  Смотрю на седину волос, на изменившееся лицо моей дорогой учительницы. У нее осень жизни. Но еще, слава богу, не зима.
  - Школу купила Брасовская мебельная фабрика, - продолжает она. - Рабочие будут здесь отдыхать в выходные дни. Учиться же некому - детей нет. В нашем хуторе остались доживать пенсионеры. И я вот среди них ... Ты не представляешь, до чего же скучно мы живем! Как отверженные на острове ...
  - Нина Ивановна, а ведь как много училось здесь детей в наше время. В две смены, в классах по тридцать - сорок учеников, теснота...
  - Так сюда же ходили школьники из соседних поселков - Добровольского, Зарницы, Соколов, Яшкиной Пасеки. Теперь этих поселков вообще нет, кроме твоей деревни. Остались лишь одичавшие сваи. Помнишь, была такая политика: неперспективные поселки сгоняли в перспективные... Это же несусветная глупость наших правителей. И когда у нас перестанут экспериментировать с крестьянством?! Когда же крестьяне станут полными хозяевами своей земли?
  - Когда, Нина Ивановна? Вы уже - хозяева. В прошлый приезд мне говорили, что всем местным жителям раздали паи, каждому досталось по пять-шесть гектаров земли ...
  - Да, был у нас еще и такой эксперимент. А что делать мне и моим хуторянам с этими гектарами? Вот опять и вернулись к коллективному хозяйству, снова все общее ... Озеро заилилось, кустарником заросло. Сделали плотину ниже положенного, и оно стало мелкое. Раки пропали, водится в нем одна мелочь дикая. Поля запущены страшно, несколько лет вообще не удобряются. Какой же урожай будет? Механизаторов остались единицы, да и те спиваются. Хозяйство разворовывается. Все развалилось. Вот мы помрем - и хутора не станет.
  - А может, это оттого, что в хозяйстве нет настоящего хозяина-руководителя?
  - Наверное, ты прав, милый. Их без конца меняют. А они, как говорят в народе, нахапают и преспокойно уходят. Потом - у нас же опять новая политика в сельском хозяйстве. Старое, застойное, разрушили, но новое что-то не получается ...
  - Кстати, скажите, Нина Ивановна, сейчас, при новой демократической власти, как вам живется?
  - Спросил бы ты что-нибудь полегче. Ничего не изменилось к лучшему. Наоборот, хуже стало. Наш хутор теперь вообще заброшен. Вспахать огород, что-то привезти - у председателя товарищества не допросишься ни трактора, ни машины. Хорошо, если самому удастся уговорить водителя. А заболел кто – отдавай богу душу: даже медпункта нет. Больница лишь в райцентре Брасово, за двадцать километров. Позвонить нельзя - один телефон на хутор, и тот почти не работает. Раньше и сено помогали нам заготовить, и дрова, а теперь сам выкручивайся как хочешь. Время какое-то стало непонятное: все "самостоятельные", ни перед кем никто не отвечает, что хотят, тои делают. Потому и развал в хозяйстве. И пожаловаться теперь некому. Забыты мы здесь, дорогой мой журналист, и Богом, и людьми ...
  Собеседница смотрит вдаль, вздыхает:
  - Задумываюсь порой: что я видела в жизни? Все лучшие годы отдала школе. Пропадала там с утра до позднего вечера. А придешь домой, тут дел – выше головы, ковыряешься в навозе да в земле. Ни разу не отдохнула по-человечески на курорте. Двоих детей вырастили с мужем. В хатке бревна сильно подгнили, не знаю, хватит ли ее до смерти. Кроме электричества никаких удобств у нас нет. А знаешь, чем я сейчас живу? Вот, как ты, придет бывший ученик или письмо пришлет со словами: "Спасибо Вам, учительница" - и я довольна, настроение поднимается, забываю о своей тяжелой жизни.
  - Пенсия у вас хоть нормальная, Нина Ивановна?
  - Если бы не огород, не живность кое-какая, мы, учителя-пенсионеры, просто не выжили бы.
  Чтобы увести собеседницу от грустных мыслей, меняю тему:
  - А вы помните, как прощались с нашим выпускным классом в цветущем школьном саду?
  - Милый мой, прошло столько лет! Могу ли я все помнить? Ваш выпуск не один был у меня.
  - А я помню даже ваши напутственные слова. За полную точность, конечно, не ручаюсь. Но говорили вы примерно так: "Идите, родные мои, по жизни только честно и прямо. Мы передали вам все лучшее, что сами получили от наших учителей. Не приспосабливайтесь, не лгите, не унижайтесь и не предавайте. Ошибку простить можно. Но знайте: если кто-то из вас совершит в жизни большую подлость - нам, учителям, будет больно, особенно мне - вашему классному руководителю. Не забывайте об этом, очень прошу вас ..."
  У собеседницы заблестели слезы. Но она улыбалась:
  - Неужели ты действительно помнишь мои слова?! А что, неплохое напутствие я вам дала. И сказано это было, поверь, очень искренне. Ваш выпуск у меня первым был! Я словно выпускала в жизнь своих собственных детей.
  - Нина Ивановна, мы учились в тесных классах, всего не хватало тогда, в пятидесятых. А теперь в школах светло и просторно, все там по-современному. На помощь учителю пришла различная техника. Что думаете об этом?
  Она помолчала.
  - Считаю, что это хорошо. Но я бы хотела одного: чтобы техника не вытеснила ту незаменимую душевную близость учителя и ученика, атмосферу, в которой рождаются чувства, делающие нас людьми в полном смысле этого слова. Никакие киноустановки, магнитофоны, компьютеры, наконец, не заменят сердечность живого общения учителя с учениками.
  - Ничего не поделаешь, Нина Ивановна. Все течет, все меняется. Вы видели, как шикарно одеваются теперь старшеклассники? У девочек золотые украшения. На Кавказе, например, я видел много студенток, которые на занятия приходят в сережках с бриллиантами ...
  - Ты посчитаешь меня старомодной консерваторшей, но, по-моему, шик студентам и учащимся совершенно ни к чему. Это приучает с раннего возраста к высоким запросам. Незаработанное своим честным трудом только портит юных. А если после окончания учебы они не смогут продолжать шиковать? Значит, разочарование в жизни, ожесточенность, желание добиться своего любой ценой. И молодые люди пойдут на все ... Вот смотрю телевизор: эталоном в жизни становится все заграничное, на первом плане - доллар. А какой дурной пример показывают молодежи наши бизнесмены своим наворованным богатством... Разве удастся каждому достичь его? Нет, конечно. И человека будет съедать зависть. За деньги он будет готов пойти на любое преступление, что и делается уже сейчас. Я помню, как вы, мои ученики, были бедно одеты. У вас и запросы, и мечты были другие. Но вы были намного чище душой, добрее и честнее, чем нынешние ученики ... А такие качества за доллары не купишь.
  - Нина Ивановна, сейчас говорят и пишут, что ваше поколение учителей неправильно нас учило, не туда звало. Будто ваш стиль преподавания был порочным изначально, зараженным "совковой" химерой, что вы были зашорены коммунистической идеологией, не поддерживали одаренных учеников, всех "стригли" под одну гребенку, чтобы никто не высовывался из стада коллективизма. А потому методику старой школы - на свалку истории ...
   - Я тоже читала об этом, - сразу погрустнела моя учительница. - Но совесть моя чиста, как вот этот родник. Ведь мы так старались! Вкладывали в работу и душу, и сердце, и здоровье. С отстающими занимались после занятий, при лампе. А какую общественную работу вели! И платы не требовали. Все делали искренне. Мы не гнались за деньгами, как нынешние учителя. Не считались ни с чем, лишь бы дать вам то, что знали сами. Нет, я не жалею, что лучшие годы отдала той, "старой", школе. Вот вы меня помните - и это для меня самая высокая награда. Ваш успех - мне радость, ваша боль - мне печаль. И если я сумела привить хорошее, что пригодилось вам потом, - значит, жизнь моя прошла не зря. И это не просто слова. Вы - моя надежда и мое утешение на старости лет...
  Учительница честно отслужила в школе более тридцати лет. Отслужила в глубинке, вдали от шумных автострад и городов. На мой вопрос, не тянуло ли ее в город, к многолюдью, ответила:
  - Какая разница, где учить детей? Главное, чтобы учитель любил учить...
  Нина Ивановна хоть и на пенсии, но остается в хуторе человеком, который нужен всем. К ней идут за советом. Старики просят написать письмо сыну, внуку или оформить еще какую "бумагу". Обращаются и по более сложным вопросам, по привычке, как к бывшему сельскому депутату, думая, что она знает все. И каждого она привечает и с добром провожает.
  ... Мы выходим из беседки. Еще минуту любуемся голубой чашей родников и идем к домику Нины Ивановны. Проходя по плотине озера, она говорит:
  - Вот здесь была замечательная водяная мельница. Вода вращала огромное деревянное колесо с лопастями. Да ты же сам помнишь. Ну почему не сохранить бы эту деревянную сказку? Нет, все разломали. Не умеем мы хранить реликвии своего края.
  Из соседнего села послышался звон колоколов. Моя учительница просветленно улыбнулась:
  - Звонят ... Хорошо, хоть единственную в округе церковь отреставрировали, она теперь действует. Русскому человеку нельзя без веры, что бы там ни говорили. В храме плохому не учат. А вот нынешнее телевидение учит плохому. Это мое мнение ...
  Мы прощаемся. Я кланяюсь учительнице. Она тихо произносит:
  - Спасибо тебе за память ... - и поднимается на крылечко.
  А меня еще долго провожают, будто ласковым взглядом, ее бирюзовые окна. Их свет, как свет души хозяйки дома, виден всем ее выпускникам, где бы они ни жили. Белыми птицами летят к этим окнам их благодарные письма ...

Анатолий Грачев, член Союза журналистов РФ.
"Край мой деревенский", 2007 год.